— Кто они? — Вилли Бард оторвался от блокнота.
— Слышал когда-нибудь о сестрах О’Тул? — спросил Гейнс.
— Нет.
— Я слышал, — ввернул Никодемий Мейфлауэр.
— Я тоже, — присоединился к нему Бейкер. — Имена еще у них были такие странные, вроде бы Шелк и Атлас.
— Я думал, Резина и Кружево, — не согласился с ним Никодемий.
— Близко, но не в десятку, — покачал головой Могильщик.
РОМАНТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ БАРХАТА И КОЖИ О’ТУЛ
Никто не знает когда они появились в Пограничье (начал Гейнс). Черт, да они могли здесь родиться. Я знаю, что они выросли в Аллее Кошмаров, криминальном районе Порт Рейвена, маленькой планетки в секторе Уиллоби, а тот, кто может провести в Аллее Кошмаров больше суток и не отправиться на тот свет, обладает удивительными способностями к выживанию.
Умом сестры не блистали, я уверен, что вступительного экзамена на Аристотеле они в отличие от Киборга де Мило не сдали бы, но не нарушали закон, много работали, копили деньги.
Собственно, на почве последнего я с ними и познакомился. Так уж вышло, что мы пользовались услугами одного банка. В Порт Рейвене я не находил ничего привлекательного, но там располагалось отделение банка Спики, в котором у меня был счет.
Внешностью девушки тоже не могли похвастать. Симпатичные, конечно, но не из тех, ради кого мужчина готов достать луну с неба или отправиться убивать дракона. Прямо скажу, не чета Силиконовой Карни. Одна всегда одевалась в бархат, вторая в кожу, и вскоре их настоящие имена забылись, остались только Бархат и Кожа, сестры О’Тул.
Управлял банком тощий шкет, которого звали Трокмортон Льюис Фротингхэм. Клянусь, его имя весило больше, чем он сам. И всегда выглядел так, будто только что вышел от портного, невзирая на духоту и влажность. До сих пор иногда встречаются люди, которые носят очки, но он — единственный на моей памяти, кто носил пенсне — очки, которые крепятся на носу. Из левого рукава всегда торчал уголок шелкового носового платка, а туфли сияли, как два солнца.
Я проводил в банке много времени, дожидаясь, пока на Порт-Рейвен придет подтверждение, что банк Спики получил причитающиеся мне вознаграждения, и частенько сталкивался там с сестрами. Не знаю, какая у них была работа, но им платили наличными каждый день и перед закрытием банка они приходили, чтобы положить деньги на свои счета. Маленький Трокмортон Льюис Фротингхэм всегда появлялся в зале для клиентов, чтобы поздороваться с ними, они перекидывались парой слов, а потом он лично проводил все необходимые банковские операции.
И однажды, без всякого предупреждения, в банк заявилась банда Белларго, все семьдесят три человека.
* * *
— Банда Белларго? — переспросил Бейкер. — Не слышал о них уже лет двенадцать. Что с ними случилось?
— Не прерывай меня, и все узнаешь, — ответил Могильщик.
* * *
В банке находились девушки (продолжил Гейнс), еще два-три клиента, пара роботов-кассиров, Фротингхэм и, разумеется, я.
— Ты — охотник за головами! — прошептал Фротингхэм. — Неужели не попытаешься что-нибудь сделать?
— Все мои деньги на Спике, — ответил я. — Если они и выпотрошат весь твой банк, я не потеряю ни кредитки.
— Но твоя работа — вершить суд над этими негодяями.
— Я могу убить с полдесятка, но их тут больше пятидесяти. И мне представляется, что моя работа — остаться в живых и встретиться с ними при более благоприятных обстоятельствах.
Пока мы разговаривали, Белларго неотрывно смотрел на меня и наконец подошел.
— Ты — Могильщик Гейнс? — спросил он.
— Некоторые так меня называют, — признал я.
— Я уже не один год точу на тебя зуб, — продолжал он. — Ты убил шестерых моих людей, а пятеро дезертировали, чтобы избежать встречи с тобой.
— Чертовски жаль.
— Ты-то чего жалеешь? — удивился он.
— Раз они завязали, не видать мне вознаграждения за их головы.
Он расхохотался.
— Ты мне нравишься, Могильщик Гейнс. Буду сожалеть о том, что тебя пришлось убить.
Если он надеялся, что я попрошу его оставить меня в живых, то ждать ему пришлось бы долго, но тут он заметил сестер О’Тул и вперевалочку направился к ним.
— Привет, дамы. Я вижу, вы берегли себя для настоящего мужчины.
— Когда он появится, пожалуйста, дай нам знать, — ответила Бархат.
— Что-то у нас сегодня перебор юмористов! — прорычал Белларго.
Я думал, что сейчас он ударит ее, но его взгляд упал на Фротингхэма.
— Как насчет тебя?
— Я не нахожу ничего забавного в ограблении банка, — дрогнувшим голосом ответил он.
— Должно быть, здесь очень холодно, — заметил Белларго. — Посмотрите, как трясутся eго руки.
— Оставь меня в покое! — взвизгнул Фротингхэм. — Вы пришли, чтобы ограбить мой банк. Грабьте и убирайтесь!
— Твой банк? — повторил Белларго.
— Он — президент, — с гордостью ответила Кожа.
— Хорошо. Тогда ты-должен знать комбинации компьютерных замков сейфов.
— Их я тебе не назову, — ответил Фротингхэм. — Пусть меня ограбят, но способствовать этому я не буду.
— Ты сделаешь все, что тебе скажут! — прорычал Белларго и вот тут допустил роковую ошибку: врезал коротышке Фротингхэму по физиономии.
Двумя секундами позже Бархат уже летела по воздуху и с такой силой ударила ногой в голову Белларго, что едва не оторвала ее от плеч. Громко хрустнул позвоночник, и Белларго отправился к праотцам.
Кожа уже металась среди бандитов, работая руками и ногами, Бархат присоединилась к ней, и к тому моменту, когда я пришел в себя от изумления и выхватил лучевик, семнадцать человек лежали на полу. Двенадцать так и не встали, а я начал понимать, как сестрам О’Тул удалось выжить в Аллее Кошмаров.
Потом Бархат подняла с пола лучевик, Кожа — два глушака, и остатки банды Белларго они расстреляли, как в тире. Я тоже успел пару раз выстрелить, но в принципе в моей помощи они не нуждались.
Когда пыль рассеялась и все бандиты лежали на полу, мертвые или выведенные из строя, сестры бросились к Трокмортону Льюису Фротингхэму.
— Как ты? — озабоченно спросила Кожа.
— Бедняжка! — проворковала Бархат. — Они тебя напугали?
Поначалу я подумал, что все это — игра. Как могли такие воительницы питать какие-то чувства к этому сморчку?
Но ошибся. Две недели спустя, утром, Бархат О’Тул вышла замуж за президента банка, а тремя часами позже, на столь же торжественной церемонии, за него вышла замуж и Кожа О’Тул. Потом втроем они уехали на медовый месяц.
* * *
— Это все? — лихорадочно записывая, спросил Бард.
— Не совсем.
— А о чем ты не упомянул? — спросил Бард. — Они ушли от него?
Гейнс покачал головой.
— Я побывал на Порт-Рейвене в прошлом году. Они все живут в огромном доме, в каком и может жить банкир. Девушки (вернее, женщины) по-прежнему обожают своего мужа. У Бархат семь детей, у Кожи — восемь. Я бы хотел сказать, что дети похожи на матерей, но на самом деле все они — вылитый отец.
— Бедные крошки, — покачал головой Большой Рыжий.
— Ну, не знаю, — продолжил Могильщик. — Каждый унаследует по миллиону кредиток и, несмотря на невзрачную внешность, другие дети в школе их не третируют.
— Не третируют? — удивился Большой Рыжий. — Почему?
— Потому что Бархат и Кожа работают в этой школе. Кожа преподает основы рукопашного боя, Бархат — тренер команды по смертоболу. Позвольте вас заверить: ни у кого не возникает желания дернуть за косичку их дочерей и дать подзатыльник сыновьям.
— Могу в это поверить, — кивнул Маленький Майк Пикассо. — Жаль, что у меня не было такой матери.
— Ты хорошенько подумай, — посоветовал ему Адский Огонь ван Винкль. — Возможно, она защитила бы тебя от школьных хулиганов, но так ли тебе хотелось бы ходить по струнке, выполняя все ее указания?
— В этом ты прав.
— Безусловно. Мать, которая добивается повиновения угрозой наказания, может превратить ребенка в законченного лжеца.
— Насколько я понимаю, здесь в защите никто не нуждается, — язвительно ввернул Макс Три Ствола.
— Каждое слово, сказанное сегодня вечером, — правда. — Я счел, что пора вступиться за клиентуру «Аванпоста».
— Это факт? — спросил Макс.
— За исключением тех, что являются ложью. — Я внес необходимое уточнение.
— Как я понимаю, «Аванпост» слышал и первое, и второе, — логично предположил Аргиль.
— Ты думаешь, здания обладают разумом, да? — Максу все хотелось поспорить.
— Откуда мне знать? — спросил Аргиль.
— Тогда поверь мне. Не обладают.
— Ерунда. — Лицо Никодемия Мейфлауэра стало еще более сатанинским. — Я знавал целый разумный город.
— Быть такого не может, — отрезал Макс.
— Ладно. — Мейфлауэр пожал плечами. — Не хочешь слушать — не надо.
— Эй! — воскликнул Бард. — Я хочу послушать.
— Я тоже, — поддакнул я, чтобы позлить Макса.
— Если Макс не хочет слушать, за окном идет война. — Катастрофа Бейкер указал на очередной взрыв неподалеку от одной из наших лун. — Он может спасти галактику, пока мы посидим здесь и послушаем.
На том возражения Макса и прекратились.
ГОРОД, СТАРЕЕ ВРЕМЕНИ
Мы нашли его в Другом Рукаве, не в том, где расположена Земля (начал Никодемий Мейфлауэр).
Туда направились две конкурирующие группы археологов, каждая из которых не доверяла другой, а потому обе наняли телохранителей, дабы телохранители противоположной стороны не напали на них.
(Да, я понимаю, такие действия только провоцировали нападение. Но какого здравомыслия можно ждать от людей, которые летят на противоположный край галактики, чтобы копаться в земле?)
Так или иначе, мы прилетели в бинарную систему, которая не значилась ни на одной звездной карте. Поскольку я обнаружил ее первым, они сказали, что я вправе дать им названия. Поэтому более яркая звезда теперь Альфа Никодемий, а вторая — Бета Мейфлауэр. Если не верите, справьтесь с навигационным компьютером, перепрограммированным после 6519 года Галактической эры.
По какой-то только им ведомой причине мои археологи решили, что больше всего их интересует третья планета, вращающаяся вокруг Беты Мейфлауэра. Мы приземлились и действительно обнаружили древний город с хрустальными шпилями, мраморными мостовыми и кварцевыми окнами, сконструированными как призмы и превращающими солнечный свет в радугу.
Мы пробыли в городе не больше двух дней, когда прибыла вторая команда археологов. Наш руководитель сказал им, что мы оформили все необходимые документы, какие оформляет старатель или ученый, если не хочет, чтобы по облюбованной им территории шастали посторонние. Наши конкуренты ответили, что все это хорошо, но, поскольку планета не картографирована, а звезда не включена в официальные каталоги, они собираются остаться и проводить свои раскопки, что бы мы ни говорили.
Разговор уже пошел на повышенных тонах, и вдруг мы услышали громкий стон. Исходил он из центра города, но, прибыв туда, источника стона мы не обнаружили. Один из наших археологов предположил, что стонал ветер, обдувая самую высокую башню города. Представитель другой группы заявил, что мы слышали шум газа, вырывающегося из какой-то расщелины. Наш человек возразил, что если газ и вырывается, то из наших конкурентов. Телохранители все это время таращились на своих работодателей, гадая, почему они так странно себя ведут, а те уже едва не набрасывались друг на друга.
Остановил их еще один стон, донесшийся с северной окраины. Мы все поспешили туда, но опять же ничего не нашли.
Уже начало смеркаться, и обе стороны решили, что утро вечера мудренее. Моя группа вернулась в свой лагерь на восточной окраине города, наши конкуренты разбили лагерь на западной.
Я долго лежал на койке без сна, задаваясь вопросом, а что я здесь делаю (и стараясь решить, на кого из знакомых девушек я произведу наибольшее впечатление, сказав ей, что в мою честь названы звезды бинарной системы), и тут у меня в голове зазвучал голос:
— Никодемий Мейфлауэр.
Я сел, огляделся, чтобы понять, слышал ли голос еще кто-нибудь, но все археологи мирно похрапывали.
— Никодемий Мейфлауэр, — повторил голос.
— Я здесь, — тихонько ответил я. — Что ты хочешь?
— Боль непереносима.
— Может, тебе принять таблетку, — посоветовал я. — И, между прочим, кто ты и где?
— Я — Несбуданн.
— Уж извини, но твое имя мне ничего не говорит.
— Я — город, — ответил Несбуданн.
— Не понял.
— Ты спрашиваешь, где я, — продолжал Несбуданн. — Вокруг тебя. Я — это устремленные ввысь башни, сверкающая мостовая, светящиеся стены, витые лестницы, автострады, пешеходные дорожки, улицы. Я — дренажная система под твоими ногами, мозаичные панно на стенах церкви, витражи на потолке.
— Хорошо, с этим все ясно. Но с чего ты страдаешь от боли?
— Моими создателями, которые давным-давно покинули меня ради более современных городов на далеких мирах, я наделен даром сочувствия. Я могу улавливать потребности и реагировать на них. Тебе холодно? Я согрею воздух. Ты голоден? Я активирую кухню. Хочется спать? Я притушу свет и включу успокаивающую музыку. — Несбуданн замолчал и до меня донесся почти человеческий вздох. — Но у сочувствия есть недостаток. Твои ученые ненавидят своих конкурентов, те ненавидят их, и всю вторую половину дня и вечер меня бомбардировала эта взаимная ненависть. У меня нет защитных механизмов, чтобы нейтрализовать ее. И я страдаю, ужасно страдаю.
— Сочувствую. — Что еще я мог ответить? — Но чем, по-твоему, я могу тебе помочь?
— За моей северо-западной окраиной есть каньон, который называется Долина грез, — ответил Несбуданн. — Там растут галлюциногенные растения. Найди возможность отвести туда и тех и других до того, как я умру от боли.
— А что случится после того, как они попадут в Долину?
— Они вдохнут аромат этих растений. А потом, поскольку им неведомо само понятие дружбы, возможно, представят себе, что жить друг без друга не могут, и начнут работать вместе, ради общей цели.
— Пожалуй, стоит попробовать, — признал я.
Поднялся, разбудил телохранителей, объяснил им план, предложенный городом. Они согласились, и тогда я, под покровом ночи, отправился в другой лагерь и обо всем договорился с тамошними телохранителями. Наутро под дулом лучевиков и глушаков мы привели обе группы ученых к Долине грез.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44