Я знаю. Существуют ловушки. Никто не входит вовнутрь без проводника.
– А как входит проводник? – спросил Ворбис.
– Я предполагаю, он проводит сам себя, – сказал генерал. – По моему опыту, всегда существует другой путь. Который Бог укажет в выбранное им время. Мы можем быть в этом уверены.
– Конечно, было бы проще, если бы в Эфебе была нестабильная обстановка, – сказал Драна. – Это покровительствует определенным… элементам.
– И это означало бы открытый доступ ко всему Турнвайскому побережью, – добавил Ворбис.
– Ну…
– Джел, потом Цорт, – сказал Ворбис.
Драна пытался не смотреть на выражение лица Фрайята.
– Это наша обязанность, – сказал Ворбис. – Наша святая обязанность. Мы не должны забывать бедного Брата Мардука. Он был один и без оружия.

* * *
Огромные сандалии Бруты покорно шлепали по каменным плитам коридора, ведущего к келье Брата Намрода. Он пытался мысленно составить обращение: «Наставник, черепаха говорит…», «Наставник, эта черепаха хочет…», «Наставник, представьте себе, я слышал от этой черепахи в саду…» Брута никогда не осмеливался думать о себе как о пророке, но у него было весьма правдоподобное представление о последствиях любого разговора, начатого подобным образом. Большинство людей предполагало, что Брута идиот. Он выглядел, как идиот, начиная с его круглого открытого лица и до его плоскостопых ног и кривых лодыжек. Кроме того, у него была привычка шевелить губами, когда он глубоко задумывался, словно повторяя каждую фразу. Это было потому, что он действительно так и поступал.
Думание не было для Бруты легким делом. Большинство людей думают автоматически, мысли проскакивают сквозь их мозги подобно разрядам статического электричества в облаках. По крайней мере, так казалось Бруте. Ему же всякий раз приходилось выстраивать мысли некоторое время, как при строительстве стены. Недолгая жизнь, исполненная насмешек над его боченкоподобным телом, его стопами, которые, казалось, собирались разойтись в разные стороны, развила в нем склонность тщательно обдумывать все, что он собирается сказать.
Брат Намрод лежал простершись на полу перед статуей Ома, Топчущего Небогоугодных, заткнув пальцами уши. Голоса снова не давали ему покоя.
Брута кашлянул.
Он кашлянул снова.
Брат Намрод поднял голову.
– Брат Намрод? – сказал Брута.
– Что?
– Э… Брат Намрод? – сказал Брута.
– Что?
Брат Намрод вытащил пальцы из ушей.
– Да? – произнес он нетерпеливо.
– Уммм… Есть кое-что, что вы обязательно должны увидеть. В… В саду. Брат Намрод?
Наставник послушников сел. Лицо Бруты пылало от озабоченности.
– Что ты имеешь ввиду? – сказал Брат Намрод.
– В саду. Это сложно объяснить. Уммм… Я нашел, откуда приходят голоса, Брат Намрод. А вы сказали, чтобы я удостоверился и сказал вам.
Старый священник наградил Бруту колючим взглядом. Но если когда-нибудь и существовал человек бесхитростный и безыскусный, то это был Брута.

* * *
Страх – странная почва. Обычно из нее произрастает покорность. Она, подобно кукурузе, растет ровными рядами; ее легко пропалывать. Но глубже, под землей, иногда произрастают картофелины бесстрашия.
В Цитадели было много подземелий. Здесь были ямы и туннели Квизиции. Имелись также стоки канализации, забытые комнаты, тупики, провалы за древними стенами, даже природные пещеры в скальном основании.
Это была именно такая пещера. Дым от разведенного в центре пола костра находил дорогу наружу сквозь щель в потолке и, следовательно, попадал в лабиринт нескончаемых труб и световых шахт наверху. Среди танцующих теней можно было различить 12 фигур. Грубые капюшоны чернели над неописуемой одеждой – бесформенной, сделанной из лохмотьев, не содержащей ничего, что невозможно было бы с легкостью сжечь после встречи, чтобы цепким пальцам Квизиции не удалось найти ничего инкриминируемого. Что-то в движениях большинства из них наводило на мысль о людях, носящих оружие. Какие-то признаки. Позы. Обороты речи.
На одной из стен пещеры был рисунок. Нечеткий овал с тремя небольшими выступами вверху, средний из которых слегка побольше, и тремя внизу, средний из которых чуть длиннее и более пятнист. Детское изображение черепахи.
– Разумеется, он отправится в Эфеб, – сказала одна из масок. – Он не осмелится не поехать. Он просто обязан запрудить реку истины у самого ее истока.
– Мы должны спасти то, что можем, – сказала другая маска. – Мы должны убить Ворбиса.
– Не в Эфебе. Когда это случится, это должно случиться здесь. Об этом должны узнать. Когда мы станем достаточно сильны.
– А мы когда-нибудь будем достаточно сильны? – спросила одна из масок. Ее обладатель нервно затрещал костяшками пальцев.
– Даже крестьяне понимают, что что-то не так. Нельзя остановить истину. Запрудить реку истины?! Появятся мощные течи. Разве мы не узнали правды о Мардуке? Ха! Убит в Эфебе, – сказал Ворбис.
– Один из нас должен поехать в Эфеб и спасти Учителя. Если он действительно существует.
– Он существует. Его имя написано на книге.
– Дидактилос. Странное имя. Значит О-Двух-Пальцах, знаете.
– Они должны почитать его, в Эфебе.
– Привезти его сюда, если это возможно. И книгу.
Одна из масок, казалось, колебалась. Костяшки ее пальцев затрещали снова.
– Но способна ли книга сплотить людей? Людям нужно больше, чем книга. Они – крестьяне. Они не умеют читать.
– Но они могут слушать!
– Даже так… им нужно что-то показывать… им нужен символ.
– У нас есть символ!
Инстинктивно все маски обернулись к рисунку на стене, неразличимому в свете костра, но начертанному в их памяти. Они смотрели на истину, которая, обычно, впечатляет.
– Черепаха Движется!
– Черепаха Движется!
– Черепаха Движется!
Предводитель кивнул.
– И теперь, – сказал он, – мы нарисуем множество…

* * *
Великий Бог Ом копил ярость, или по крайней мере принимал вдохновенные попытки. Он уже почти достиг того количества ярости, которое можно скопить в одном дюйме от земли. Он тихо проклял какое-то насекомое, напоминавшее льющуюся на лужу воду. Как бы то ни было, ощутимых изменений не произошло. Насекомое гордо удалилось. Он проклял дыню до восьмого колена, но ничего не случилось. Он попытался наслать на нее прыщи. Дыня спокойно лежала, понемногу созревая. Только потому, что он временно оказался не у дел, весь мир решил, что может этим воспользоваться. Да, сказал он себе, когда Он возвернет свою мощь и приличествующую ему форму, Шаги будут Предприняты. Популяции Насекомых и Дынь еще пожелают не быть созданными. И что-то действительно ужасное произойдет с орлами. И еще будут даны указания свыше выращивать побольше салата…
Великий Бог Ом был не в настроении обмениваться любезностями, когда тот большой парень возвратился, ведя с собой мужчину с восковой кожей. Кстати, с точки зрения черепахи, даже самый привлекательный человек представляет собой всего лишь пару ног, далекую заостренную голову и где-то там, наверху, входное отверстие пары ноздрей.
– Что это? – рявкнул он.
– Это Брат Намрод, – произнес Брута. – Наставник послушников. Очень важный человек.
– Разве я не велел тебе не приводить ко мне старых толстых педерастов?! – воскликнул голос в его голове. – За это твои глазные яблоки будут ввергнуты в языки пламени!
Брута упал на колени.
– Я не могу пойти к Первосвященнику, – сказал он так терпеливо, как только смог. – Послушников даже не впускают в Главное Святилище без особого повода. Если бы я был пойман, Квизиция сочла бы мне Мои Заблуждения. Таков Закон.
– Тупой кретин, – воскликнула черепаха.
Намрод решил, что пора вмешаться.
– Послушник Брута, почему ты разговариваешь с этой маленькой черепашкой?
– Потому что… – Брута запнулся. – Потому что она разговаривает со мной… ведь правда?
Брат Намрод взглянул на маленькую одноглазую голову, торчащую из панциря. Он был, как бы широко не трактовалось это понятие, добрым человеком. Иногда демоны и дьяволы вкладывали в его голову тревожащие помышления, но он заботился о том, чтобы они там и оставались, и он отнюдь не желал называться тем, чем его назвала черепаха, какой бы смысл она в это не вкладывала. В принципе, даже если бы он услышал, он бы решил, что это что-то связанное с ногами. И он достаточно хорошо знал, что вполне можно слышать голоса, принадлежащие демонам и, иногда, богам. Черепахи были чем-то новым. Черепахи заставили его пожалеть Бруту, о котором он всегда думал как о добродушном чурбане, исполняющем без жалоб и ропота все, что ему скажут. Конечно, многие послушники добровольно вызывались чистить выгребные ямы и стойла, придерживаясь странного поверья, что святость имеет что-то общее с пребыванием в грязи у чьих-то ног. Брута никогда не вызывался сам, но если ему что-то велели, он исполнял это, не из-за каких-то страстей или воодушевлений, но просто потому, что так ему велели. А теперь он разговаривал с черепахой.
– Я думаю, что должен сказать тебе, Брута, – произнес Намрод, – что это не разговор.
– Вы не слышите?
– Не слышу, Брута.
– Она сказала мне… – Брута заколебался. – Она сказала мне, что она – Великий Бог.
Он отскочил. Бабушка уже заехала бы ему чем-нибудь тяжелым.
– А… Ну, видишь ли, Брута, – ответил Брат Намрод, слегка подергиваясь, – такое иногда случается с молодыми людьми, недавно Призванными Церковью. Думаю, ты слышал глас Божий, когда был Призван, не так ли? Умм…?
Брат Намрод зря потратил метафору. Брута помнил голос своей бабушки. Он был не столько Призван, сколько послан. Но все равно он кивнул.
– И при твоем… энтузиазме совершенно нормально, что ты думаешь, что слышишь, как Великий Бог говорит с тобой, – продолжал Намрод.
Черепаха подскочила.
– Порази тебя молния! – провопила она.
– Я думаю, упражнения – как раз то, что тебе нужно, – сказал Намрод. – И обилие холодной воды.
– Корчись на адских шипах!
Намрод нагнулся и, перевернув, поднял черепаху. Ее лапки злобно задергались.
– Интересно, как она сюда попала, а?
– Я не знаю, Брат Намрод, – покорно произнес Брута.
– Да усохнут и отвалятся твои руки! верещал голос в его голове.
– А знаешь, черепахи считаются деликатесом, – сказал Наставник послушников.
Он заметил выражение лица Бруты.
– Посмотри на это так, – сказал он. – Разве Великий Бог Ом, святые рога, стал бы появляться в обличьи столь низменного существа, как это? Бык – разумеется, орел – конечно, и, думаю, при случае, лебедь… Но черепаха?
– Да отрастят твои гениталии крылья и улетят прочь!
– В конце концов, – продолжал Намрод, недосягаемый для тайного хора, звучащего в голове Бруты, – какое чудо может сделать черепаха, а?
– Да будут твои ноги размолоты зубами гигантов!
– Например, превратить салат в золото?– сказал Брат Намрод доброжелательным голосом, не сдобренным ни крупицей юмора, топтать ногами муравьев? Ха-ха-ха.
– Ха-ха, – покорно произнес Брута.
– Я заберу ее на кухню, подальше от твоих глаз, – сказал Наставник послушников. Там из нее приготовят прекрасный суп. И тебя перестанут донимать исходящие он нее голоса. Огонь излечивает все заблуждения, верно?
– Суп?!
– Э… – сказал Брута.
– Твой пищевод да будет обмотан вокруг дерева, пока ты не раскаешься!
Намрод оглядел сад. Он казался заполненным дынями, тыквами и огурцами. Он вздрогнул.
– Много холодной воды, вот что, – сказал он. – Много-много. – Он снова посмотрел на Бруту. – А?
Он направился к кухне.

* * *
Великий Бог Ом лежал вверх тормашками в корзине на одной из кухонь, полузаваленный охапкой трав и несколькими морковинами. Перевернутая черепаха, стараясь занять нормальное положение, сначала будет вытягивать шею, пока она не вылезет полностью, и пытаться использовать ее в качестве рычага. Если это не сработает, она будет бешенно размахивать лапками в надежде, вдруг это случайно перевернет ее обратно. Перевернутая черепаха занимает девятое место среди самых жалких зрелищ мультиверсума. Перевернутая черепаха, осознающая, что ее ожидает, поднимается, как минимум, до четвертого места. Быстрейший способ убить черепаху при помощи котелка – бросить ее в кипящую воду.
Кухни, продуктовые склады и мастерские ремесленников принадлежали гражданскому населению Церкви, наводнявшему Цитадель. (Для того, чтобы поддерживать одного человека, возносящегося к небу, требуется 40 человек, стоящих на земле.) Это было всего лишь одно из таких помещений, прокопченный задымленный подвал, в котором главное место занимал изогнутый очаг. Пламя бурчало в трубе. Собаки, вращавшие вертелы, трусили по кругу. Дровоколы поднимались и опускались на колодах. На краешке огромной плиты, среди разнообразных закоптелых сосудов, собиралась закипать маленькая кастрюлька воды.
– Да сгрызут черви воздаяния твои почерневшие ноздри! – кричал Ом, бешенно размахивая лапками.
Корзина наклонилась. Появилась волосатая рука и вытащила травы.
– Да выклюют совы твою печень!
Рука появилась снова и забрала морковь.
– Да гноятся на тебе тысячи порезов!
Рука влезла внутрь и сцапала Великого Бога Ома.
– Грибы-людоеды да…
– Заткнись! – прошептал Брута, грубо засовывая черепаху под рясу.
Он прокрался к дверям, незамеченный в общем кулинарном хаосе. Один из поваров посмотрел на него и поднял бровь.
– Возвращаю это назад, – пробормотал Брута, вытаскивая черепаху и услужливо ею размахивая. – Приказ Дьякона.
Повар нахмурился, потом пожал плечами. Все как один относились к послушникам как к низшей форме жизни, но приказания иерархии исполнялись без лишних вопросов, разве что спрашивающий хотел столкнуться с куда более серьезными вопросами, например, возможно ли попасть в рай будучи изжаренным заживо. Выскочив во двор, Брута прислонился к стене и выдохнул.
– Да попадут твои глазные яблоки… – начала опять черепаха.
– Еще одно слово и вернешься в корзину!
Черепаха затихла.
– Судя по всему, у меня, скорее всего будут проблемы из-за пропущенной Сравнительной Религии у Брата Велка, – сказал Брута.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37