Она выглядела обезьяноподобной, но двигалась очень целеустремленно. Длинные обезьяньи руки сбивали пламя, вытаскивали свитки с их полок и укладывали в мешок. Когда мешок наполнялся, она сиганула обратно в центр комнаты… и пропала, со следующим хлопком. Это совершенно не связано с этой историей. Так же не связан с ней и тот факт, что через некоторое время свитки, которым было положено сгинуть в Великом Эфебском Библиотечном Пожаре появились в отменно хорошем состоянии в Библиотеке Невидимого Университета в Анк-Морпорке. Но это просто приятно знать.

* * *
Брута проснулся с запахом моря в ноздрях. По крайней мере, это было то, что люди считают запахом моря, т.е. вонь старой рыбы и гниющий водорослей. Он был в подобии ангара. Тот свет, которому было удавалось пройти сквозь незастекленное окно, был красным и мерцающим. Один конец ангара открывался в воду. Багряный свет озарял несколько фигур, сгрудившихся вокруг чего-то. Брута осторожно осмотрел содержимое своей памяти. Все было на месте, библиотечные свитки аккуратно рассортированы. Слова были столь же бессмысленны для него, как и любые другие написанные слова, но картинки были интересны. Более интересны, чем большинство вещей в его памяти. Он осторожно сел.
– Так ты, наконец, встал, – сказал голос Ома в его голове. – Чувствуем себя слегка переполненными, да? Грудой полок? Словно повсюду внутри головы большими буквами написано «SILENCIOS!»? Что ты натворил, и зачем?
– Я… не знаю. Это казалось следующей вещью, которую надо сделать. Где ты?
– Твой дружок солдат держит меня в своем ранце. Кстати, спасибо, что столь старательно позаботился обо мне.
Брута попытался встать на ноги. Мир на мгновение завертелся вокруг, прибавив третью астрономическую теорию к двум временно занимающим умы местных мыслителей. Он выглянул в окно. Красный свет исходил от пожаров повсюду в Эфеб; огромный красный нимб возвышался над Библиотекой.
– Идет партизанская война, – сказал Ом. – Бьются даже рабы. Не могу понять, почему. Ты думаешь, они ухватились за возможность отомстить своим господам, а?
– Я предполагаю, что у раба в Эфебе есть шанс стать свободным, – сказал Брута.
С другой стороны ангара послышался свист и металлический, жужжащий звук. Брута слышал, как Урн сказал:
– Вот! Я же говорил. Просто заткнулась труба. Добавь еще немного горючего.
Брута неверными шагами направился к группе. Они толкались вокруг корабля. Корабль как корабль, нормальной формы, острый конец впереди, тупой сзади. Но тут не было мачт. А был большой медного цвета шар, висящий на деревянной раме позади. Под ним была железная корзина, в которой кто-то уже развел неплохой огонь. Шар крутился в своей раме, в облаке пара.
– Я видел это, – сказал он. – В De Chelonian Mobile. Там была картинка.
– О, это ходячая Библиотека, – сказал Дидактилос. – Верно, ты прав. Иллюстрирует принцип реакции. Я никогда не просил Урна построить большой. Вот что получается, когда начинаешь думать руками.
– Я проплыл на нем вокруг маяка однажды ночью на прошлой неделе, – сказал Урн. – Без проблем.
– Анк-Морпорк куда дальше, – сказал Симония.
– Да, это впятеро дальше, чем от Эфеба до Омнии, – торжественно сказал Брута. – Там был свиток с картами, – добавил он.
Пар обжигающим облаком подымался от жужжащего шара. Теперь, когда он подошел ближе, Брута видел, что полдюжины очень коротких весел было соединено вместе на манер звезды позади медной сферы, и свисали за тыльной стороной корабли. Деревянные зубчатые колеса и бесконечные ремни заполняли пространство в промежутке. Когда сфера крутилась, лопасти били по воздуху.
– Как это работает? – спросил он.
– Очень просто, – сказал Урн. – Огонь разогревает…
– У нас нет времени на это, – сказал Симония.
– Разогревает воду, и она злится, – сказал ученик философа. – Потому она вырывается из сферы через эти четыре маленькие соплышка, что бы убежать от огня. Струйки пара толкают сферу по кругу, а лопасти и Легибусов винтовой механизм передают движение на весла, которые поворачиваясь толкают корабль по воде.
– Очень философски, – сказал Дидактилос.
Брута чувствовал, что должен встать на защиту омнианских достижений.
– Великие двери Цитадели весят тонны, но открываются от одной лишь силы веры, – сказа он. – Один толчок и они двигаются открываясь.
– Очень хотел бы увидеть это, – сказал Урн.
Брута чувствовал слабый укол грешной гордости, что в Омнии по-прежнему есть нечто, чем он может гордиться.
– Скорее всего, хороший баланс и немного гидравлики.
– Ох, – Симония задумчиво потыкал механизм мечом.
– Вы подумали обо всех возможностях? – спросил он.
Руки Урна начали размахивать в воздухе.
– Ты имеешь ввиду военные корабли, бороздящие темно-красное море без… – начал он.
– На земле, я подумал, – сказал Симония.
– Возможно… на некоторых картах…
– Ох, незачем обозначать на картах корабли.
Глаза Симонии затуманились той мглой, которая возникает у человека, заглянувшего в будущее и уводившего, что оно скрыто железной броней.
– Гм… – сказал он.
– Это очень хорошо, но не философски, – сказал Дидактилос. – Где священник?
– Я тут, но я не…
– Как ты себя чувствуешь? Ты угас, как светильник по возвращении сюда.
– Мне… сейчас лучше.
– Минуту прямо, через минуту на тяге.
– Мне много лучше.
– Многое случилось, верно?
– Пожалуй.
– Хорошо помнишь свитки?
– Да… по-моему. Кто поджег Библиотеку?
Урн поднял голову от механизмов.
– Он, – сказал он.
Брута уставился на Дидактилоса.
– Ты поджег свою собственную Библиотеку?
– Я единственный был способен это сделать, – сказал философ. – Кроме всего прочего, это спасло ее от Ворбиса.
– Что?
– Представляешь, если бы он прочитал свитки? Он и так достаточно плох. Но он был бы много хуже со всеми этими знаниями в голове.
– Он бы не читал их, – сказал Брута.
– Ох, читал бы. Я знаю таких людей, – сказал Дидактилос. – Святая набожность на людях и очищенный виноград и самопрощение в одиночестве.
– Не Ворбис, – сказал Брута с абсолютной уверенностью. – Он бы не стал их читать.
– Ну, ладно, в любом случае, – сказал Дидактилос. – Раз уж надо было это сделать, я это сделал.
Урн отвернулся от дуги корабля, где он скармливал дерево в жаровню под сферой.
– Не могли бы вы все подняться на борт? – сказал он.
Брута окончил свой путь на грубой скамье посредине корабля, или как там это называется. Воздух пах горячей водой.
– Хорошо, – сказал Урн.
Он потянул рычаг. Крутящиеся лопасти коснулись воды. Был толчок, а потом, оставляя позади облако пара, корабль двинулся вперед.
– Какое имя у этого судна? – спросил Дидактилос.
Урн выглядел удивленным.
– Имя? – сказал он. – Это корабль. Вещь сама по себе. Ей не нужно имя.
– С именами – более философски, – сказал Дидактилос с налетом угрюмости. – И ты должен был разбить над ней амфору с вином.
– Это было бы пустой тратой.
Корабль пропыхтел из-под своего навеса в темную гавань. По одну сторону, пылала эфебская галера. Весь город состоял из лоскутков пламени.
– Но у тебя на борту есть амфора? – спросил Дидактилос.
– Да.
– Брось сюда.
Белая вода тянулась позади корабля. Били лопасти.
– Ни ветра! Ни гребцов! – сказал Симония. – Ты хоть понимаешь, что это такое, Урн?
– Полностью. Принципы управления удивительно просты, – сказал Урн.
– Не в этом смысле. В смысле, что можно сделать, обладая такой мощью!
Урн подбросил еще одну чурку в пламя.
– Это просто превращение тепла в работу, – сказал он. – Я предположил… ох, нагнетание воды. Мельницы, которые вращаются, когда ветер не дует. Это? Это ты имел ввиду?
Солдат Симония колебался.
– Да, – сказал он. – В этом роде.
Брута прошептал:
– Ом?
– Да.
– С тобой все в порядке?
– Здесь воняет, как воняет только в солдатском ранце. Вынь меня.
Медный шар бешенно вертелся на огне. Он светился почти так же ярко, как глаза Симонии. Брута похлопал его по плечу.
– Могу ли я получить мою черепаху?
Симония горько рассмеялся.
– Некоторые из них весьма вкусны, – сказал он, выуживая Ома.
– Все так говорят, – сказал Брута. Он понизил голос до шепота. – Что это за место, Анк?
– Город с миллионом душ, – сказал голос Ома. – Большая часть занимает тела. Тысяча религий. Там есть даже святилище маленьких богов! Звучит так, словно там у людей нет проблем с верой во что-нибудь. Неплохое место для нового начала, я думаю. С моим мозгом и твоим… с моими мозгами мы скоро снова пойдем в гору.
– Ты не хочешь возвращаться в Омнию?
– Ни за что, – сказал голос Ома. – Всегда возможно ниспровергнуть установившегося бога. Люди устают, им нужны перемены. Но невозможно ниспровергнуть себя, верно?
– С кем ты разговариваешь, священник? – сказал Симония.
– Я… э… молюсь.
– Ха! Ому? Точно так же ты можешь молиться этой черепахе.
– Да.
– Мне стыдно за Омнию, – сказал Симония. – Посмотри на нас. Погрязли в прошлом. Скованы репрессивным монотеизмом. Нас избегают соседи. Что хорошего дал нам наш Бог? Боги? Ха!
– Осторожнее, осторожнее, – сказал Дидактилос. – Мы на море, а твои доспехи обладают неплохой проводимостью.
– Ох, я ничего не говорю про других богов, – сказал Симония быстро. – Я был не прав. Но Ом? Пугало Квизиции! Если он существует, пусть поразит меня здесь и сейчас!
Симония вытащил свой меч и держал в вытянутой руке. Ом мирно сидел на коленях Бруты.
– Мне этот парень нравится, – сказал он. – Он почти так же хорош, как верующий. Это как любовь и ненависть, понимаешь?
Симония снова засунул свой меч в ножны.
– Так я опроверг существование Ома, – сказал он.
– Да, но что вместо него?
– Философия! Практическая философия! Вроде этого двигателя Урна. Это может втащить пинающуюся и вопящую Омнию в Век Фруктовых Летучих Мышей.
– Пинающуюся и вопящую, – сказал Брута.
– Но это необходимо, – сказал Симония. Он сияюще улыбнулся.
– Не беспокойся за него, – сказал Ом. – Мы будем далеко. Что тоже неплохо. Не думаю, что Омния будет очень популярной страной, когда разлетятся новости о том, что произошло прошлой ночью.
– Но это вина Ворбиса! – сказал Брута вслух. – Он все это начал! Он послал бедного Брата Мардака, а потом он убил его, и так смог обвинить Эфебцев! Он никогда не желал никакого мирного договора! Он просто хотел проникнут во дворец!
– И кто бы мне сказал, как он ухитрился, – сказал Урн. – Никто никогда не проходил через лабиринт без гида. Как ему удалось?
Слепые глаза Дидактилоса смотрели сквозь Бруту.
– Не представляю, – сказал он.
Брута повесил голову.
– Он действительно сделал все это? – сказал Симония.
– Да.
– Ты идиот! Ты полный кретин! – вопил Ом.
– И ты бы повторил это перед людьми? – сказал настойчиво Симония.
– Пожалуй.
– Ты бы выступил против Квизиции?
Брута жалобно уставился в ночь. Позади пожары Эфебы слились в одну оранжевую искру.
– Все что я могу сказать, это то, что я помню, – сказал он.
– Мы все покойники, – сказал Ом, – почему бы тебе просто не выбросить меня за борт? Этот пустоголовый захочет, чтобы мы вернулись в Омнию!
Симония задумчиво потер подбородок.
– У Ворбиса много врагов, – сказал он, – в определенных обстоятельствах. Лучше бы он был убит, но все назовут это убийством. Или даже мученичеством. Но суд… если будут свидетели… если они хотя бы подумают, что будут свидетели…
– Я вижу ход его мыслей! – кричал Ом. – Мы спасены, если ты заткнешься!
– Ворбис на скамье подсудимых, – размышлял Симония.
Брута побледнел от этой мысли. Это был тот тип мыслей, который почти невозможно удержать в голове. Это был тот тип мыслей, в котором не было смысла. Ворбис на скамье подсудимых? Суды случались с другими. Он вспомнил Брата Мардака. И солдат, погибших в пустыне. И все то, что было сделано остальным людям, в том числе и Бруте.
– Скажи, что не помнишь! – вопил Ом. – Скажи ему, что не можешь вспомнить!
– И если бы его судили, – сказал Симония, – его признали бы виновным. Никто не рискнул бы поступить иначе.
Мысли всегда медленно продвигались в голове Бруты, подобно айсбергам. Они медленно приходили и медленно уходили, и пока они были, они занимали много места, большей частью под поверхностью. Он подумал: «Худшее заключается не в том, что Ворбис плох, а в том, что он заставлял хороших людей поступать плохо. Он превращал людей в подобия себя. Этого не излечить. Ты заразился от него».
Не было слышно ни звука, кроме плеска волн о корпус Безымянного Корабля и вращения философского двигателя.
– Если мы вернемся в Омнию, нас поймают, – сказал Брута.
– Мы можем пристать подальше от портов, – страстно сказал Симония.
– Анк-Морпорк! – кричал Ом.
– Перво-наперво мы должны доставить Г-на Дидактилоса в Анк-Морпорк, – сказал Брута. – Потом я вернусь в Омнию.
– Можешь и меня там оставить! – сказал Ом. – Я быстро найду себе несколько верующих в Анк-Морпорке, не важно, во что они там веруют!
– Никогда не видел Анк-Морпорка, – сказал Дидактилос. – Так что по-прежнему живешь – учишься. Я всегда так говорил, – он повернулся лицом к солдату. – Вопя и пинаясь.
– В Анке есть наши эмигранты, – сказал Симония. – Ты будешь там в безопасности.
– Удивительно! – сказал Дидактилос. – Только подумайте, этим утром я и не знал, что я в опасности.
Он снова сел внутри корабля.
– Жизнь в этом мире, – сказал он, – как это и было всегда, есть пребывание в пещере. Что мы знаем о реальности? Все что мы можем узреть об истинной природе существования, есть, пожалуй, не более, чем смущающие и вызывающие изумления тени, отбрасываемые на внутреннюю стену пещеры невидимым ослепительным лучом света абсолютной истины, по которым мы можем определить или не определить проблеск достоверности, и мы, как ищущие мудрости троглодиты, можем поднять свои голоса к незримому, и смиренно сказать: «Ну, давай, сделай Деформированного Кролика… он мне больше всех понравился».

* * *
Ворбис пошевелил ногой пепел.
– Костей нет, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37