– спросила черепаха.
– Наставник послушников!
– О, Я! – сказала черепаха.
– Нет, – продолжала она в монотонном подражании голосу Бруты. – Я не имею ввиду наставника послушников. Я имею ввиду Первосвященника, или как там он себя величает. Я надеюсь, здесь есть такой?
Брута подавленно кивнул.
– Первосвященник, ясно? Первый Священник. Первосвященник.
Брута снова кивнул. Он знал, что здесь есть Первосвященник. Хотя он уже почти мог объять умом иерархическую структуру, связывающую его с Братом Намродом, он был просто не в состоянии воспринимать всерьез узы, существующие между ним, послушником Брутой, и Ценобриархом. Теоретически он подозревал, что нечто такое есть, и этим нечто является могучая инфраструктура Церкви с Первосвященником наверху и им, Брутой, прочно внизу. Однако, он представлял себе это как, возможно, амеба представляет себе цепь эволюции от себя вплоть до, к примеру, главбуха. В течение всего пути наверх происходит потеря связей.
– Я не могу пойти позвать… – Брута заколебался.
Сама мысль о разговоре с Ценобриархом пугала его до онемения.
– Я не могу попросить кого-нибудь попросить Первосвященника придти и проговорить с черепахой.
– Стань болотной пиявкой и сгинь в огне воздаяния! – воскликнула черепаха.
– Не надо проклятий, – сказал Брута.
Черепаха в гневе подскочила.
– Это не проклятие! Это приказ! Я – Великий Бог Ом!
Брута сморгнул. Потом он произнес:
– Нет. Я видел Великого Бога Ома, – он взмахнул рукой, добросовестно сотворяя знамение святых рогов, – он не черепахообразный. Он появляется как орел, или лев, или могучий бык. В главном святилище есть статуя. Она семи локтей в вышину. На ней бронза и все такое прочее. Она топчет неверных. Невозможно топтать неверных будучи черепахой. Я имею ввиду, все, что ты можешь сделать – это многозначительно на них посмотреть. У него рога из настоящего золота. Там, где я жил, в соседней деревне была статуя в локоть высотой, и это тоже был бык. Поэтому я знаю, что ты – не Великий Бог, святые рога, – Ом.
Черепаха осела.
– Ну и сколько же говорящих черепах ты встречал? – саркастически спросила она.
– Не знаю, – сказал Брута.
– Что значит – не знаю?
– Ну, они все могли разговаривать, – искренне ответил Брута, демонстрируя глубоко специфический тип логики, приобретенный им на Дополнительных Дынях. – Они просто могли ничего не говорить, когда рядом был я.
– Я – Великий Бог Ом, – произнесла черепаха угрожающим и неотвратимым низким голосом. – И скоро ты станешь очень несчастным священником. Пойди и найди его.
– Послушником, – сказал Брута.
– Что?
– Послушником, а не священником. Они не позволят мне…
– Найди его!
– Но я не думаю, что Ценобриарх вообще приходит в наш огород, – произнес Брута. – Я не уверен, что он вообще знает, что такое дыня.
– Меня это не волнует. Приведи его немедленно, – сказала черепаха, – или здесь будет землетрясение, луна станет, как кровь, лихорадка и фурункулы снизойдут на человечество и произойдут всевозможные другие болезни.
– Я серьезно, – добавила она.
– Я посмотрю, что смогу сделать сказал Брута пятясь.
– Я еще очень мягок, для подобных обстоятельств! – прокричала черепаха ему вслед.
– Имей ввиду, ты не так уж плохо поешь! – словно что-то вспомнив, добавила она, в тот момент, когда грязная ряса Бруты исчезала за воротами. – Я слышал хуже!
– Напоминает мне времена чумного поветрия в Псевдополисе, – произнесла она тихо, когда затихли шаги.
– Ах, какие там были стоны и скрежет зубовный… – она вздохнула. – Золотые деньки, золотые деньки!

* * *
Многие чувствуют в себе призвание быть священниками, но в действительности, они всего лишь слышат внутренний голос, говорящий им: «Это непыльная работа, без таскания тяжестей. Или ты собираешься быть пахарем, как твой отец?» Но Брута не просто верил. Он действительно Верил. Это тяжкое происшествие для любой богобоязненной семьи, но у Бруты всего-то и было, что его бабушка, и она тоже Верила. Ее вера была подобна вере железа в металл. Она была одной из тех женщин, которые приводят в ужас священников и знают все псалмы и проповеди наизусть.
Женщин в Омнианской Церкви только терпели. Они должны были хранить абсолютное молчание и быть хорошо скрыты в отдельной секции, ибо вид этой половины рода человеческого заставляет мужскую его половину слышать голоса сродни тем, что мучили Брата Намрода каждое мгновение сна и бодрствования. Проблема состояла в том, что бабушка Бруты была личностью, способной пробиться и сквозь свинцовое покрытие, и сквозь жесткую набожность. Случись ей родиться мужчиной, восьмой пророк омнианства объявился бы куда раньше ожидаемого. Теперь же она с устрашающей эффективностью организовывала бригады по очистке святилищ, полировке статуй и забрасыванию камнями подозреваемых девиц. А потому Брута рос с твердым и четким знанием о Великом Боге Оме. Брута рос, зная, что глаза Ома неотрывно следят за ним, особенно в местах уединения типа туалетов, что демоны окружают его со всех сторон, и лишь сила его веры и тяжелая бабушкина клюка, стоявшая за дверью в тех редких случаях, когда не использовалась, удерживают их на расстоянии. Он мог прочитать наизусть любую строку любой из семи Книг Пророков, и каждую Заповедь. Он знал все Законы и все Песни. Особенно Законы. Омнианцы были очень богобоязненным народом. У них были веские причины для страха.

* * *
Комната Ворбиса находилась в верхней Цитадели, что не было типично для дьяконов. Он не просил об этом. Ему редко приходилось о чем-то просить. У Судьбы есть способы отмечать своих избранников. Кроме того, его посещали наиболее влиятельные люди церковной иерархии. Конечно, не шесть Архисвященников, или лично Ценобриарх. Они не столь важны. Они просто находятся наверху. Те, кто действительно занимается делами, обычно стоят на несколько ступенек ниже, там, где еще можно заставить что-то делаться.
Люди предпочитали числиться друзьями Ворбиса, главным образом из-за вышеупомянутого ментального поля, которое самым тактичным образом намекало, что они не хотят стать его врагами. Двое из них сейчас сидели вместе с ним. Это были Генерал Ясмь Фрайят, который, что бы не говорили официальные отчеты, возглавлял Божественный Легион, и Епископ Драна, Секретарь Конгресса Ясмей. Люди могут думать, что эта должность не дает особого влияния, но в таком случае они никогда не будут секретарями, составляющими отчеты собраний глуховатых пожилых людей. Ни один из них в действительности здесь не был. Они не разговаривали с Ворбисом. Это была одна из таких встреч. Множество людей не разговаривало с Ворбисом и предпочитало сойти со своей дороги, лишь бы с ним не встречаться. Так, некоторые настоятели отдаленных монастырей, недавно вызванные в Цитадель, тайком по неделе пробирались через весьма странные земли только потому, что так они определенно не попадали в число тенеподобных фигур, навещающих комнату Ворбиса. В течение нескольких последних месяцев у Ворбиса было примерно столько же посетителей, сколько у Человека в Железной Маске. И ни один не разговаривал. Но если бы они здесь были, и если бы у них состоялся разговор, все бы происходило так:
– А сейчас, – произнес Ворбис, – о делах в Эфебе.
Епископ Драна пожал плечами (или пожал бы, если бы был здесь. Но его не было. Потому он не мог.).
– Доносят, что никаких последствий. Никакой угрозы.
Оба посмотрели на Ворбиса, человека, никогда не повышающего голоса. Было очень тяжело понять, что же Ворбис думал, часто даже после того, как он вам об этом сообщал.
– Действительно? Вот к чему мы пришли? Никакой угрозы? После того, что они сделали с бедным Братом Мардуком? После нападок на Ома? Это не должно сойти им с рук. Что же следует предпринять?
– Никаких военных действий, – произнес Фрайят. – Они дерутся, как сумасшедшие. Нет. Мы уже потеряли слишком многих.
– У них сильные боги, – сказал Драна.
– Их луки мощнее наших, – сказал Фрайят.
– Нет Бога кроме Ома. То, что эфебцы верят, что почитают, суть не что иное как джины и демоны. Если это можно назвать почитанием. Вы видели подобное?
Он подтолкнул к ним свиток бумаги.
– Что это? – осторожно спросил Фрайят.
– Ложь. История, которая не существует и никогда не существовала… эти… эти вещи… – Ворбис раздумывал, пытаясь вспомнить слово, со времени последнего употребления которого произошло очень, очень многое, – …как… сказки… для детей, которые слишком малы… Слова для людей…
– А. Игры, – сказал Фрайят.
Взгляд Ворбиса пригвоздил его к стене.
– Ты знаешь о таких вещах?
– Я… когда я однажды путешествовал в Клатче… – Фрайят глотал слова. Было видно, как он пытается собраться. Во время битвы он командовал сотней тысяч человек. Он не заслуживал подобного. Он почувствовал, что не осмеливается взглянуть на выражение лица Ворбиса.
– Они танцуют, – жалобно произнес он. – По праздникам. У женщин висят колокольчики на… И они поют. О прежних днях мира, когда боги…
Он побледнел.
– Это выглядит отталкивающе.
Он затрещал костяшками пальцев – привычка, проявлявшаяся всякий раз, когда он бывал расстроен.
– Вот их боги. Люди в масках. Верите? У них есть бог вина. Пьяный старик! А люди говорят, что Эфеб – не угроза! И это, – он швырнул на стол другой, более толстый свиток. – Это еще хуже. Покуда они по заблуждению почитают ложных богов, их заблуждение состоит в выборе богов, не в том, что они их почитают. Но это…
Драна осторожно изучил это.
– Я уверен, что существуют другие копии, даже в Цитадели, – сказал Ворбис. – Эта принадлежала Сашо. Мне кажется, это вы рекомендовали его мне, Фрайят.
– Он всегда производил на меня впечатление интеллигентного и понятливого молодого человека, – ответил генерал.
– Но нелояльного. Сейчас он получает по заслугам. Единственное, о чем стоит пожалеть, это то, что его не удалось заставить выдать имена его сообщников-еретиков.
Фрайят боролся с внезапно навалившимся облегчением. Его глаза встретились с ворбисовыми. Драна прервал молчание.
– «De Chelonian Mobile», – прочитал он вслух. – «Черепаха движется». Что это значит?
– Даже разговор об этом может поставить твою душу под угрозу тысячелетнего заточения в преисподне, – сказал Ворбис. Его взгляд не отрывался от Фрайята, который теперь упорно таращился на стену.
– Я думаю, соблюдая должную осторожность, мы могли бы пойти на этот риск, – ответил Драна.
Ворбис пожал плечами.
– Автор утверждает, что мир… путешествует сквозь пространство на спине четырех огромных слонов.
У Драны отвалилась челюсть.
– На спине?
– Так утверждается, – произнес Ворбис, все еще глядя на Фрайята.
– А на чем же они стоят?
– Автор говорит, что на панцире огромной черепахи, – сказал Ворбис.
Драна нервно рассмеялся.
– И на чем же стоит она?
– Я не вижу смысла в спекуляциях на тему где она стоит, – огрызнулся Ворбис, – потому, что она не существует!
– Да, да, конечно, – быстро ответил Драна. – Это просто праздное любопытство.
– Куда более любопытно, что это направляет мысли по ложному пути. А человек, написавший это, разгуливает рядом, на свободе, в Эфебе, сейчас. Драна взглянул на свиток.
– Он тут пишет, что плавал на корабле на остров на краю и смотрел вниз, и…
– Ложь, – спокойно произнес Ворбис. – И не было бы никакой разницы, если бы это не было ложью. Правда лежит внутри, а не снаружи. По словам Великого Бога Ома, как провозвещено через его избранных пророков. Наши глаза могут нас обмануть, но наш Бог – никогда.
– Но… – Ворбис смотрел на Фрайята.
Генерал вспотел.
– Да? – сказал он.
– Так… Эфеб. Место, где сумасшедшие бьются над бредовыми идеями. Всякий это знает. Может быть, самым мудрым решением будет оставить их в их неведении?
Ворбис покачал головой.
– К сожалению, сумасбродные и недоказуемые идеи имеют возмутительную склонность распространяться и завладевать умами.
Фрайят признал, что это – правда. Он по опыту знал, что правильные и понятные идеи, типа невыразимой мудрости и справедливости Великого Бога Ома выглядят для большинства людей столь неясными, что приходится убивать их прежде, чем они соглашаются признать свое заблуждение. В то же время опасные, неясные и аморальные верования зачастую столь привлекательны в глазах многих, что они, – он задумчиво потер шрам, – будут скрываться в горах и бросать на вас камни, пока вы не возьмете их измором. Они предпочтут умереть, но не узреть истины. Фрайят узрел ее еще в юности. И то, что он узрел, была истина – выжить.
– Что вы предлагаете? – спросил он.
– Консул хочет начать переговоры с Эфебом, – сказал Драна. – Вы знаете, я должен организовать делегацию, отбывающую завтра утром.
– Сколько солдат? – спросил Ворбис.
– Только телохранители. В конце концов, нам был гарантирован безопасный проезд, – сказал Фрайят.
– Нам был гарантирован безопасный проезд, – повторил Ворбис. Это прозвучало как одно длинное проклятие. – А потом…?
Фрайят хотел ответить: «Я говорил с командиром Эфебского гарнизона и считаю его человеком слова, хотя конечно он – мерзкий неверный и ниже червя». Но он чувствовал, что это – отнюдь не то, что стоит говорить Ворбису. Вместо этого он сказал:
– Мы будем начеку.
– Можем ли мы устроить им сюрприз?
Фрайят заколебался.
– Мы? – сказал он.
– Я возглавлю делегацию, – сказал Ворбис. Между ним и секретарем последовал молниеносный обмен взглядами. – Я… с удовольствием покинул бы Цитадель на время. Перемена воздуха. Кроме того, мы не должны позволять эфебцам думать, что они достойны внимания высших иерархов Церкви. Я всего лишь обдумываю, как тут насчет возможностей. Будем ли мы вынуждены…
Нервическое трещанье костяшек пальцев Фрайята было подобно щелканью бича.
– Мы дали им слово…
– Невозможно заключение мира с неверными, – сказал Ворбис.
– Но бывают взаимовыгодные договоренности, – сказал Фрайят так резко, как только осмелился. – Дворец Эфебы – это лабиринт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37