Ч Программу научных исследовани
й считаю законченной. Не спорьте, Веншин, это Ч приказ! Садитесь на мое ме
сто и следите за пультом. Дальше корабль поведут автоматы Ч электронный
лоцман получил достаточный объем информации о характере гравитационн
ых завихрений. Мы с Морозовым сейчас уходим. В случае, если мы не вернемся,
из салона не выходить. Это тоже приказ! Во всем остальном действуйте согл
асно инструкции. Ровно через два часа включить позывные «Бизона» по авар
ийной программе, лечь в кресло и перевести режим работы пространственны
х двигателей на полную мощность. Вот эту рукоять Ч на себя до отказа. Все!
Морозов, следуйте за мной.
Я взглянул на шкалы температурных указателей и все понял. Контрольные бл
ики девятого сектора ушли за пределы шкалы.
Внешняя полость корабля встретила нас ревом и грохотом. Накалившийся ко
рпус казался глыбой желтого янтаря, двутавровые балки кольцевых распор
ок были красны до самого основания. Отовсюду яркими звездочками сыпалис
ь искры. На общем фоне выделялось большое пятно добела раскаленного мета
лла.
Девятый сектор…
Зеркальная фигура командира с красными отблесками на голове и плечах не
уклюже двигалась вперед. Я старался не отставать. Мы шли напрямик, пробир
аясь по узким желобам теплопроводов, перелезая через дымящиеся трубы и с
вязки толстых кабелей.
Девятый сектор утопал в облаках серебристого пара. Массивный радиатор т
еплоприемника просел на изогнутых стойках. Спиральные тяги оборваны. Мы
нашли Акопяна не сразу…
Он лежал неподвижно, придавленный тяжестью радиатора. Рядом из лопнувше
й трубки хлестала струя жидкого гелия. Шаров навалился плечом Ч что-то х
рустнуло, и радиатор стал приподниматься. Я выволок Акопяна за ноги и отт
ащил в сторону. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: ему уже ниче
м не помочь… Грудь скафандра представляла собой сплошную вмятину.
Ч Он мертв, Ч сообщил я Шарову, холодея от ужаса.
Шаров промолчал. Вдвоем мы втолкнули радиатор на платформу и спешно прив
олокли сварочный агрегат. Внезапно я почувствовал головокружение и сла
бость. «Бизон» заваливался в корональную яму…
Когда мне наконец удалось встать на ноги, я минуту почти ничего не видел. К
ровь упруго билась в висках, зрение возвращалось медленно. Разыскав глаз
ами Шарова, я вскрикнул. Радиатор, установленный с таким трудом, угрожающ
е склонился набок. Командир из последних сил удерживает его на месте, он д
ействует только одной рукой, вторая придавлена ребристым основанием.
Ч Назад! Ч кричит Шаров и отталкивает меня ногой. Ч Конденсатор… деся
того сектора… Иначе Ч крышка!
До меня не сразу доходит смысл его слов. Голова занята одним: в любой момен
т радиатор может свалиться, и тогда командиру действительно «крышка»… Х
ватаю конец изогнутой стойки. Нет времени искать металлорежущий пистол
ет, и я отламываю ее руками. Теперь можно действовать рычагом.
Ч Ду-рак!.. Ч свирепо рычит Шаров. Ч Оставь меня… Конденсатор… Быстрее!

Нет времени огрызнуться. Мышцы вот-вот лопнут от напряжения. Громада рад
иатора качнулась, встала на место. Шаров выдергивает руку, кричит:
Ч Туда!
И мы бросаемся к раскаленной глыбе теплоприемника десятого сектора. Как
раз вовремя. Вишнево-красная балка, просыпав искры, скользнула на место н
адлома. Шаров подставил плечо и не дал радиатору соскользнуть с основани
я. Опасный трюк! Вероятно, так погиб Акопян… Собрав все силы в один рывок, я
приподнял рычагом опорную стойку.
Ч Сварку! Ч хрипит Шаров. Ч Держу один…
Сварочный наконечник выбрасывает струю жидкого металла. Медленно, невы
носимо медленно наполняются трещины раскаленной, густоватой массой. Ес
ли Шаров потеряет сознание от боли в раздавленной руке, он обречен… Вибр
ирующий свист заставил меня насторожиться. Неужели прошло два часа? Быть
этого не может! Что-то случилось, иначе Веншин не стал бы включать простр
анственные двигатели раньше срока… Я поспешил на помощь Шарову. Подстав
ив спину, я принял на себя чудовищную массу радиатора. Два «же» ускорения
… Шаров сделал предупреждающий жест и, странно качнувшись, рухнул мне по
д ноги. Нет, при двукратной перегрузке мне одному долго не выдержать… Ком
андир не шевелился. Может быть, он не поднимется вовсе… Спину саднило, тел
о разъедал горячий пот. Я сплюнул что-то соленое, клейкое. Носом шла кровь
… Проклятие!
Командир наконец поднялся. Я видел, каких усилий это ему стоило.
Здоровой рукой он взял рычаг и развернул опорную плиту. Я почувствовал в
ременное облегчение.
Ч Держи, Алеша… Буду варить.
Ч Все в порядке, командир. Действуйте!
Он отошел, все так же странно покачиваясь. Заложенный им рычаг внезапно с
огнулся. У меня потемнело в глазах… Где-то в стороне забила струйка распл
авленного металла. Все в порядке, осталось недолго, думал я, совсем недолг
о… В скафандре становилось подозрительно душно и жарко, нестерпимо жгло
спину и плечи. Наверное, что-то случилось в системе охлаждения. Только это
го мне и недоставало!.. Держись, сам напросился… Перед глазами шумно лопаю
тся красные пузыри. Я уже не чувствую боли. Притерпелся, отупел… Сколько в
ремени я простоял? Наверное, не больше четверти часа, а мне кажется Ч вечн
ость… Стоять! Стоять, пока хватит сил! Ты же сильный, Алешка, ты можешь стоя
ть еще долго… Нет, не могу… тяжело!.. Шарову было тяжелей, он стоял. Ноги подг
ибаются, так и тянет стать на колени. «Лучше умереть стоя, чем жить на…» Че
пуха, на коленях я буду сразу раздавлен. Пусть лучше смерть, чем эта обжига
ющая тяжесть!.. Нет, ты должен стоять, и ты будешь стоять… Но где же Шаров? По
чему он возится так долго?! Может, он опять потерял сознание и я его не дожд
усь? Я не могу обернуться, чтобы увидеть его. Нет ничего страшней неизвест
ности. Нет есть: эта проклятая тяжесть. И кровь. И жара… Стоять!
В голове уже не гудит, нет, Ч грохочет. Грохочет Ниагарский водопад. Когд
а-то, вечность тому назад, я был там, и мне хорошо знаком его грохот. У меня е
сть две возможности избавиться от непомерной тяжести: первая из них Ч з
адохнуться, вторая Ч изжариться заживо. Впрочем, существует и третья Ч
вызвать на помощь Веншина… Нет, я не сделаю этого. Веншин должен остаться
в салоне, приказ есть приказ…
Перед самым стеклом перископа плывет, клубится тягучая красная дымка. Сл
ышится тоненький, тающий звон. Помню, когда-то я слышал его. Но где? Тоненьк
ий, тающий… Ах да, это похоже на озвученное мерцание льдинок!
Дымка наливается радужным сиянием и вдруг рассыпается белыми хлопьями.

Знакомый взгляд бесконечно дорогих синих глаз…
Я столько думал о тебе, мечтал о новой встрече. И вот ты стоишь в двух шагах
от меня, такая веселая, легкая, а я не могу протянуть тебе руки, ощутить тво
е прикосновение! Должно быть, ты даже не узнаешь меня в этом зеркальном чу
довище… Но нет, Майя улыбается и что-то говорит мне. Я не могу разобрать ее
слов, не могу ей ответить. Я только смотрю на нее сквозь налетающий вихрь з
еленых кругов и пятен, смотрю, не в силах разобрать, где зрительный обман,
где явь. Страшно грохочет Ниагарский водопад, наполняя скафандр потом и
кровью. Милая, хорошая, уходи… Ты же видишь, как я сейчас занят!
Ч Готово, Алеша. Ну же, очнись!.. Давай, я тебя понесу.
Я свалился к ногам командира. Очень трудно было разжать зубы, сомкнутые н
а прокушенной губе…
Лишь только здесь, в переходной камере, я по-настоящему осознал трагичес
кую гибель Акопяна.
Итак, нас осталось трое: Шаров с изуродованной рукой, я с ожогами на спине,
Веншин, измотанный до предела адской работой. Мы сделали все, что могли. Кт
о может, пусть сделает больше…
Командир в угрюмом молчании стоит над неподвижным скафандром товарища.
Не знаю, может быть, он плачет сейчас. Я бы тоже заплакал, если бы не был так
обессилен.
Ч Ложись, Алеша, отдыхай, Ч тихо говорит командир и первым валится на ре
бристый настил. Ч Вахта еще не окончена…
Я располагаюсь рядом. Неудобно и жестко в скафандре, обожженные плечи бо
лят. Я сделал ошибку Ч надо было лечь лицом вниз, на живот, Ч но теперь нео
хота менять положение, нарушать долгожданный покой. После тяжелой работ
ы перегрузка почти не ощущается, и только дрожащий свист напоминает о то
м, что «Бизон» уходит от Солнца.
Ч Как рука, командир?
Ч Я почти не чувствую боли.
Ч Давайте вернемся в салон Ч мне нужно осмотреть вашу руку.
Ч Не стоит… Придется портить скафандр, чтобы вытащить ее из перчатки, а м
не еще надо быть здесь.
Ч Я настаиваю. Как врач. Вы должны подчиниться.
Ч Это невозможно, Алеша. У нас всего один скафандр моего размера.
Ч Я вернусь и сумею закончить вахту без вас.
Ч Не сомневаюсь. Но где гарантия, что все пойдет без осложнений…
Я понял, что уговаривать его бесполезно.
Ч Скажите, командир, вы видели ее?
Шаров не ответил. Наверное, не слышал моего вопроса.
Я смотрел прямо перед собой в белый овальный потолок. Такие же овальные п
отолки были в лаборатории энцефалярной диагностики института нейрохир
ургии, где мне довелось проходить студенческую практику. Нас, студентов,
называли там «букварями»… Белые халаты, пляска изменчивых графиков на э
кранах, виварий с подопытными обезьянами, шумные диспуты на ученых совет
ах, рабочая тишина операционных, сверкающих стеклом и никелем, Ч где все
это теперь?.. Я мечтал остаться работать в «обители белых богов» Ч как ча
сто полушутя-полусерьезно называли институт. Но жизнь решила иначе: я по
пал в число участников двенадцатой меркурианской экспедиции. «Ты прави
льно выбрал Ч космос послужит тебе хорошей школой, Ч напутствовал мен
я руководитель лаборатории профессор Шкловский. Ч Там, на Меркурии, тож
е нужны специалисты-диагносты, и наверняка даже нужнее, чем здесь. Работа
й, учись, обогащайся опытом, и ты вернешься к нам с грузом новых идей. Наблю
дай, сопоставляй, думай, проявляй любопытство, ибо только очень любопытн
ый человек сможет стать настоящим ученым». Ты оказался прав, старик, в мое
й голове созрел замысел. Когда я вернусь, я подарю его вам… Но это не все, мо
й старый, мудрый учитель. Ты говорил, что космос Ч хорошая школа, которая
обогащает? Да, именно так ты и говорил, считая эту фразу наиболее точным и
полным мерилом всей работы в пространстве. Экое благопристойное и вполн
е педагогическое определение! Прости, старик, но ни черта ты в этом не смыс
лишь… Нет, я сохранил к тебе мое уважение, мою любовь. Но ты перестал быть м
оим кумиром. И это потому, что я прошел эту… не школу, нет, Ч академию мужес
тва, романтики, товарищества, страха, боли и долга, и знаю, что это такое. Это
Ч жизнь, которой отдаешь частицу себя… Космос не любит шутить, и если мы
побеждаем его, то платим за это тяжелым трудом, сверхнапряжением мысли, л
ишениями, кровью и даже собственной жизнью… Мы, космонавты, часто бываем
веселыми, но никогда Ч беззаботными, здесь ценят шутку, но не могут терпе
ть слабодушия, мы бываем суровы, но нам чужды жестокость и злоба, мы мечтае
м о дивных, далеких мирах, но и знаем тоску по Земле.
«Обогащайся опытом!» Милый, наивный учитель! Произнося эти слова, ты не мо
г себе даже представить, насколько мал их размер, чтобы вместить действи
тельное содержание. Наш опыт Ч это миллионы километров межпланетных тр
асс и миллионы метров магнитной пленки с ценнейшими астрофизическими д
анными, это колкие, холодные лучики звезд и всепожирающий пламень огромн
ого Солнца, надежные плечи друзей и мертвые тела погибших товарищей.
Наш опыт Ч это не отступать там, где, казалось бы, идти вперед невозможно,
проходить там, где до нас не проходил никто, распутывать сложные тайны пр
остранства и уметь постигать то, что кажется непостижимым…
Ч Хороший режим, Ч сказал командир. Ч Акопяновский…
Ч Вы это о чем? Ч не понял я.
Ч Об электронном лоцмане. Каждые десять минут увеличивает мощность про
странственных двигателей на пять тысячных. Можно подумать, что за пульто
м сидит Акопян… Вот что, Алеша: сходи в салон и посмотри, что там поделывае
т Веншин. Про Акопяна Ч ни слова, нечего расстраивать его раньше времени.

Шаров тяжело поднялся и вышел. Несмотря ни на что, он старается казаться с
покойным. Идол чугунный…
Я привел в действие движущий механизм щита. Пока нагнетался воздух, отне
с закованное в панцирь тело Акопяна ближе к стене. Глотаю застрявший в го
рле комок.
Откинув крышку люка, я шагнул в салон… и остолбенел.
«Мало вам космических девушек».
В кресле пилота сидел Акопян.
Веншин, как ни в чем не бывало, копошится у приборного стенда.
Акопян поворачивает голову в мою сторону.
Ч Ты, Алешка?.. Командир не пришел?
Не помню, как я вернулся в переходную камеру. Помню только, что с силой зах
лопнул за собой крышку люка. С недоумением и страхом гляжу на скафандр, ле
жащий у стены, на громадную вмятину. Меня колотит озноб.
«Мало вам космических девушек…»
Шарова я нашел в десятом секторе. Увидев меня, он опустил сварочный писто
лет и с тревогой в голосе спросил:
Ч Что-нибудь… случилось?
Ч Да…
Ч Говори.
Но я не мог говорить.
Шаров встряхнул меня за плечо:
Ч Говори же!
Ч Вы… вы не поверите мне.
Ч Веншин?.. Он жив?
Ч Нет, Ч верчу я головой в скафандре. Ч То есть да, но не в этом дело!.. Не тр
ясите меня, я скажу. Там, в кресле пилота, сидит Акопян.
Шаров выключил пистолет и швырнул в сторону.
Ч Повтори.
Я повторил.
Ч Тебе померещилось…
Ч Не знаю. В переходной камере лежит скафандр…
Я стою и жду, что скажет командир. Озноб не проходит.
Ч Так-так… Ч произносит командир. Ч Так-так…
В переходной камере Шаров заставляет меня вскрыть скафандр. Огромная вм
ятина мешает откинуть замки.
На нас смотрело мертвое лицо Акопяна. Бледное, горбоносое, такое знакомо
е…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15