…С Голой горкой были связаны и попытки деятельности духовной. Ведь именно здесь, по преданию, во время застольной ссоры, а потом – драки основоположников (фото 5) родилось новое вероучение и его памятник – "Евангелие от четырех Матвеев". Существует гипотеза, по которой один из Матвеев был Макар – вероятно, подпасок,– сменивший имя для конспирации. Что же касается самой доктрины, то не следует преувеличивать ее самобытности: матвеевское евангелие с его основными догмами ("Каждой твари – по пиджачной паре!", "Почитай отца своего, Матвея" и "Птицы небесные не сеют, а жрут") есть не что иное, как апокрифическая ветвь позднего язычества. Это подтверждается и характером культовых действий, которые сопровождались – вместо просьб – угрозами в адрес богов, показыванием кулаков, языков и проч., но – на всякий случай в большой толпе и без поводов для персональной ответственности…
…К духовной жизни следует отнести, вероятно, и факт пребывания в городе М народовольца Бурьянова-Фенина. Сосланный в Сибирь, он провел здесь три с половиной часа, в течение которых вел путевые записки и подвергался наказанию розгами возле здания городской гауптвахты (ныне – роддом № 2). Чем было вызвано зверство, сказать трудно, хотя бытует мнение, что Бурьянова выпороли просто так, по просьбе любопытствующих горожан. Известно, что во время экзекуции народоволец повторял: "Народ отомстит за меня!", а народ, толкая друг дружку, спрашивал: "А это хто, а?"
Именно здесь поэт Некрасов записал знаменитый впоследствии диалог "Не засти, Андрей! – Не толкайся, Кузяха! – Смотри, умирает, смотри!" Он выбит на мемориальной доске, установленной на месте экзекуции…
…Да, молодеет М!
Кажется, совсем недавно: 1980-й, в связи с 700-летием со дня основания города М, Мать Великого Вторника…
…Что же представляет из себя город М теперь?
Да ничего (фото 12)
"Паскуднейшая дыра!" – вот что начертано на знамени, реющем над сонмом трущоб. "Гадкий городишко М!" – заявляем мы со всей откровенностью, которая накопилась за долгие годы гордости…
…Вот они – мы, Господи-и! (фото 17)…
…Любимым зрелищем горожан стали олимпиады среди слепых.
Краткое содержание первой части:
В некотором городе М бывший журналист Анна встречает человека по имени Волк. Волк расследует давнее дело о похищении трупов из судебного морга ("дело Пинчука"). Руководствуясь спортивными соображениями, Анна обещает Волку свою помощь.
Все остальное в основном отвратительно.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава первая (а)
Итак, домоуправление…
Но сперва – еще раз "Путеводитель".
Взявши его в руки, всяк проезжающий-проезжий = проезжательный читатель может узнать следующее:
ДОМОУПРАВЛЕНИЕ
Если идти по улице Прорабов, но не вниз, к речке (там будет склад и парк), а вверх (здесь некоторое время вообще ничего не будет, но это уже присыпано и нестрашно), вверх до переулка Маркшейдеров, то здание на левом углу и будет домоуправление.
Так оно и есть.
Тут "Путеводитель" прав.
Но с этого момента нужно насторожиться, говорит один читатель другому. И вот зачем.
Если верить "Путеводителю" – почти розовое, одноэтажное и под жестяной крышей, домоуправление всегда считалось похожим на котельную.
Между тем оно серое, двухэтажное и ничуть не похоже на котельную. Спрашивается: Ну?
Еще. Описывается окружающий забор. Выкрашенный в зеленый цвет. При этом – невысокий и, практически, штакетник.
Что же мы видим на самом деле? На самом деле мы видим забор вон там, вокруг хоздвора. Вокруг хоздвора – это забор. И это бетон. При чем здесь штакетник?
Более того, описывая далее несуществующую площадь Маркшейдеров с несуществующей на ней баней, "Путеводитель" утверждает, что все это сделано для пользы жильца. Который, во-первых, и без специального интереса, а во-вторых, и с большого расстояния может считать, что домоуправление похоже на котельную. Где все кипит.
Что именно кипит?
Ну, именно, например, вода кипит. Именно для него. Вот так.
Хотя сама котельная находится, конечно, где-то внутри, в глубине.
Рядом с газохранилищем, из чего всяк тянет свой пропан-бутан.
Направо, наверно, от турбины, высвистывающей электричество на всех (почему и не хватает на всех).
И по соседству с крайне большим, по-видимому, за-кро…мом сухофруктов, обещаемых талонами домоуправления ежемесячно.
И далее следует рассказ про какой-то совершенно невероятных размеров сад сухофруктовых деревьев, который и является, якобы, источником распределяемых благ и который – тут же, в "Путеводителе",– совершенно справедливо оспаривается неким гражданином Стробыкиным.
Нет! – совершенно справедливо считает он, этот Курбасов,– никакого сада там нет. (И правильно!) И вообще, надо быть круглым дураком, чтоб считать, что какое-то домоуправление может накормить такую громадность как город М – а хотя бы и сухофруктами. Чушь. Все наоборот. Ы-ых, па-ра-зиты!..
Браво, Бузанаков! И смелей!
А и пожалуйста – и смелей! К примеру, котельная. Где котельная? Там котельная? Потеха! Раз котельная, значит – дым. А кто видел дым? Где дым? Нет дыма! Почему? Да потому что домоуправление – ой, да не греет оно никакой воды! И греть не умеет. И греть не собирается. И наоборот – как заметил вышеизложенный делегат – обогреваемо само, при помощи посторонних усилий.
В общем, вопреки всем глупым – если не сказать клеветническим, товарищи! -домыслам "Путеводителя", домоуправление, конечно же, не дает ни тока, ни газа, ни фигаза – что этот самый избиратель Стрипузников знает, конечно, лучше, поскольку сам уже не то поступил, не то собирается поступить в домоуправление. И считает выступление "Путеводителя" провокацией. И категорически не понимает, хрен ли привязались – ну дом и дом, ну стоит и стоит, ну и пусть, ну?
Вот такие пирожки…
Впрочем, "Путеводитель" тут же и признает, что гражданин Попратакин прав. (И правильно!) И хотя, дескать, он и выдуман (вот те на!) – для плюрализма,– домоуправление действительно не дает никому ни газа, ни тепла. Ни даже талонов. Которые печатаются в той же типографии, что и "Путеводитель". А "Путеводитель", дескать, пошутил. Дескать – не всерьез. Привет…
"Тьфу! – плюет проезжательный читатель.– Тьфу!" – и отъезжает в досаде, не понимая, какого, собственно, черта…
И оставляя, в свою очередь, не понимать нас, какой же такой новизны хотелось ему в главке под названием
ДОМОУПРАВЛЕНИЕ.
Очень странно.
То есть как раз нет, ничего странного. И единственное, что непривычно и могло даже напугать чуть-чуть (особенно в лунную ночь), так это кладбище, которое располагалось прямо во дворе, под окнами – настоящее кладбище, с могилками, памятниками и зеленой травой,– но небольшое и, в принципе, опрятное кладбище, через заборчик, к тому же, производящее впечатление палисадника или, верней, огородика (грядки-грядки-грядки), и когда из-за куста выглядывала вдруг мертвая голова с гранитной бородой, прохожий – сперва, конечно, отшатнувшись,– затем рассуждал умственно: если есть подсобные всякие площадя, и далеко, отчего бы учреждению не иметь свой погост, и под боком?
Все свои – раз.
Оградку там, порядочек, то да се – красота.
А в счет транспорта – вообще…– рассуждал прохожий, которому, собственно, только это и оставалось: вот так рассуждать да так себе и проходить себе, поскольку про кладбище под окошками – дескать, вот вы, кучерявенький, как вам, ладно ли будет аль пованивает, аль какая еще жуть-печаль? – никто у него и не допытывался.
Но, с другой стороны: всяк, кто хотел, мог смотреть – все на виду. Или даже вот: открыть калитку (калиточка со звонком, но он не работает), прогуляться меж грядками прямо до черного хода (парадный тоже не работает), оглядеть дверь, дернуть на себя и – войти. И потом выйти.
И все.
Но дело не в том, что прием жильца производился – когда, конечно, производился – только в трех передних комнатенках, более или менее опривыченных для этого цветочными горшками в тарелочках из фольги. И не в том, что за комнатенками враз начинался какой-то туннель с трубами и тихими лампочками вдоль труб, и куда никто не лез, что непоследовательно, поскольку именно там и было настоящее-то домоуправление.
Но вот что такое "настоящее-то домоуправление" и где это "там" – каждый что-либо на этот счет утверждавший или врал сдуру, или имел соответствующий приказ. Потому что туннель сразу за комнатенками черт знает как мудрено разбредался вдаль, вглубь, вбок и даже вроде бы куда-то вверх, и чего там где, чего куда – толком не ведали и самые ржавые из телогрейцев, отслужившие не по одному сроку (в обход инструкции) и отползавшие не по одному га подземной коммуникации.
Считалось (но это уже не для лохов наверху, а тут, среди шерстяных), считалось так: боле-мене впротык – по четвертый ярус. Бывали, конечно, исключения и поглубже – это называлось "сделать заброд",– и кого-то несло, может, аж на самую семерку, а то и на одиннадцать, и тогда бродень опытный начинал что было сил бить сапогами в пол – а это называлось "стучаться в горизонт",– и почти всегда выбирался куда хотел, но не на слух, а благодаря вере в обряд стучания. Однако сказать, где именно был, не мог, поскольку любой горизонт под ногами гудел однаково пусто, под ярусом всегда прослушивался следующий, да и само понятие "ярус" при таком не разбери-поймешь было, разумеется, условным.
Под ярусом понималось перепутанное примерно на одном уровне. То есть – множество коридоров, ответвлений и тупиков ("никудышников"), а также – пещер. Частично – то есть часть первого и часть второго яруса – были электрифицированы, но судить об их частичной даже протяженности по длине проводов было сложно: провода висели слишком магистрально и слишком давно, и, например, сам Егорушка, чья мастерская была во втором ярусе (в первом было бомбоубежище), чаще жег светец, который называли "лампочка Стукова", телогрейцы пользовали факела, а прораб Емлекопов, собираясь от своей двери к "красному уголку", матерно требовал четырех факельщиков, желая метаться в огнях и сверкать глазами. Здесь же находилась и столовая. Тем не менее шагов через двести-триста можно было сделать заброд, что и делали.
Кроме того, один из Егорушкиных телогрейцев – Донат Василисков, он же Свая, он же Товарищ Майор – правда, под огурец рассказывал про какого-то "злостня": большую не то крысу, не то ящера (он говорил – "ящура"), который живет в никудышнике, который Товарищ Майор нашел, протискавшись однажды в какую-то щель за хлеборезкой. "Чуть не сожрал",– жаловался Товарищ Майор.
Он был, естественно, дурак. Но злостень иногда ревел. Хотя, может, и не он.
Одним словом, любой заброд был опасен. И даже не по причинам ящура, подъеденного Товарищем Майором (так шутили), и не из-за сталактита по чайнику – что тоже спроста и без чинов, а наиглавнейшим образом потому, что ярусы путались и перетекали друг в дружку, как им вздумается (иной раз – ага, и водой, речкой), и болтовня про четыре якобы "боле-мене" и одиннадцать будто всего всех – равно как и "стук в горизонт" – были не больше чем суверная чушь.
Кое-кто мог бы это и подтвердить. То есть – покойнички.
Но другим достучаться удавалось. И это было удивительно. И вот для нее-то – для этой удивительности – и делался заброд.
Хотя, конечно, можно было кой-чего найти. Например, Товарищ Майор нашел насос. А Еремей Панёва однажды приволок две серебряные братины, бердыш и отрез габардина.
Но удивительность настоящая заключалась в том, чтоб вот так: идти-идти и – пропасть. А потом – раз! – и выйти. К окошечку. Черт его знает, откуда тут окошечко. А вот окошечко… А за ним – пейзаж и всяко такое… (Это под землей-то, х-эх!) Или – в боковик: пролез, побрел по ручью, а тот – шасть – и под стену. Куда? Ну, поднырнул, вынырнул – тьма. Грот. Озеро. Что-то плещется. Жуть… Нырнул вдругорядь, нащупал – и вот он я, выковыривайте у мамочки из попочки! Мало не дома, ага. А вон она и пальмочка проглянулась, вон она, родимая… Нечто не жизнь, чтоб я сдох! У-ди-вительность, право, слово. Как есть – удивительность!..
И добром помянутая пальма-пальмочка была ее составной частью. Почему большинство ходов сходилось сюда – "Хрен его знает, товарищ майор!" – отвечал Товарищ Майор, при помощи пальца и насоса пуская длительный писк. Тем не менее так оно и было. И те из телогрейцев, что не имели свободного времени сделать заброд, торчали тут, возле кадки, под прожекторами, находя удивительность в ожидании, кого откуда принесет.
Были даже специальные табуретки.
Именно поэтому высокий гость, прибывший в ДОМОУПРАВЛЕНИЕ был обнаружен вдруг и именно здесь.
Поднялся гвалт.
Пока один из вестовых пограничным голосом рассказывал гостю, что он есть Степан Коренников, который здесь служить, а откуда есть прибывать геноссе, четверо с факелами – крича по сторонам и распихивая любопытствующих – во всю мочь искали инженера Курчиладзе, который, как выяснилось поздней, давно бегал вслед и ревел: "Кто?"
– Да х-х-х… да шут его знает, кто,– доложил Товарищ Майор.– Не говорит. Приехал и все.
– А чего?
– О! Дак – в чалме!
– Грек, что ли? – насупился инженер. Он страшно не хотел, чтоб высоким гостем оказался грек Дефлоракис, заблудившийся в прошлый визит и чуть не испортивший нам отношения с Грецией.– Грек? – Греции было сообщено, что, мол, проводили, ищите у себя, и теперешний был нужен, как флюс.– Ну?
– Не,– усомнился Товарищ Майор,– навряд ли чтобы грек. С лица будет попоганей. Надо быть – ефиёп. Опять же – к пальме жмется…
Повеселев, Курчиладзе велел тушить огни и, высунувшись из-за угла, неофициально рассмотрел высокого гостя сам – с белой чалмы до ног – цыкая на задних и несколько раз за это время показав кулак Степану Коренникову, который уже вовсю клял гостя "бусурманом" и, замахиваясь прикладом, требовал сесть на табурет.
– Дак че! – слезно кричал Степан.– Да куды! Я ж к ему с добром! Да куды, гад!
Наконец, убедившись, что гость и вправду не похож на грека, Курчиладзе в окружении небольшой толпы вышел под прожектора и, встав шагах в двух, еще немного погодя понял, что высокий гость высок действительно (все прочие заканчивались у него где-то под мышкой), а во-вторых – негр, то есть не грек наверняка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24