В них отражался ужас, охвативший женщину... ее отчаяние... она пыталась сопротивляться, когда ее тащили отсюда в тайный... страшный мир внизу. – Спенсер почувствовал, что взялся за ручку двери. Ладонь ощущала холод. Дрожь словно стряхнула с него годы, и его голос стал юношеским. – Я смотрел на кровь... понимая, что ей нужна помощь... моя помощь... но я не мог двинуться вперед. Просто не мог. Боже ты мой! Я не хотел идти вперед. Я был всего лишь мальчик. Господи Иисусе! Я был босой, безоружный, и я боялся. Я не был готов к тому, чтобы узнать всю правду. Но даже будучи испуганным, стоя здесь в нерешительности, я... я каким-то образом открыл красную дверь.
Элли вскрикнула:
– Спенсер!
Изумление, звучащее в ее голосе, и то, как она произнесла его имя, – все это заставило Спенсера вернуться из прошлого.
Он боялся неожиданности, но они были одни по-прежнему.
– Ночью в прошлый вторник, – сказала Элли, – когда вы искали бар... почему вы вошли туда, где я работала?
– Это был первый попавшийся мне бар.
– Только поэтому?
– Я никогда там раньше не бывал. Меня всегда тянет в новое место.
– А его название?!
Спенсер продолжал непонимающе смотреть на нее.
Элли сказала:
– "Красная дверь"!
– Милосердный Боже!
Пока Элли не подсказала ему, он не улавливал связи.
– Вы назвали эту дверь «красной дверью», – сказала Элли.
– Потому что... там было все в крови... и эти кровавые отпечатки руки.
Целых шестнадцать лет он набирался мужества вернуться в кошмар за красной дверью. Когда дождливым вечером он увидел бар в Санта-Монике с выкрашенной красной краской дверью и неоновой надписью сверху «Красная дверь», он не мог проехать мимо. Это была возможность открыть символическую красную дверь, пока он еще не был готов вернуться в Колорадо и открыть другую – самую главную – красную дверь его жизни. Его подсознание не смогло сопротивляться этой возможности, хотя сознание ни о чем не напомнило.
Именно после того как он вошел в ту символическую дверь, он сумел проникнуть в эту комнату за шкафом из сосны, и здесь он должен повернуть холодную медную ручку, которую не согрело прикосновение его руки, открыть настоящую красную дверь и спуститься вниз, в подвал. Туда, где осталась какая-то его частица более шестнадцати лет назад.
Его жизнь была скорым поездом, мчащимся по параллельным рельсам свободного выбора и судьбы. Хотя судьба ощутимо согнула рельсы выбора, чтобы сегодня доставить его сюда, он должен верить, что теперь выбор сможет повернуть рельсы судьбы и вынести его отсюда в будущее, окончательно освободив от прошлого. В противном случае выяснится, что он верный сын своего отца. С таким клеймом он не сможет жить. Ему следовало все узнать про себя.
Спенсер повернул ручку.
Рокки попятился назад, убираясь с его дороги.
Спенсер открыл дверь.
Желтоватый свет из вестибюля осветил первые ступеньки, ведущие вниз, в темноту.
Спенсер протянул руку направо и нащупал выключатель. На потолке зажглась синяя лампочка. Он не знал, почему отец выбрал синий свет. Его неспособность рассуждать, как его отец, понимать такие странные детали, казалось, подтверждала, что он отличался от этого отвратительного человека в самом главном.
Спенсер начал спускаться по крутым ступенькам вниз, выключив фонарь. Теперь освещение будет таким, каким было в ту июльскую ночь и во всех его кошмарах, которые ему пришлось выдержать после нее.
За Спенсером следовал Рокки, а потом – Элли.
Подвал был не таким обширным, как сам флигель, наверное, футов двадцать на двадцать. Сверху находились печь и бойлер, поэтому комната была совсем пустой. В синем свете бетонные стены и пол странно напоминали металл.
– Здесь? – спросила Элли.
– Нет. Здесь он хранил подборки фотографий и видеозаписи.
– Нет...
– Да. Все... он снимал, как они умирали. Все, что он с ними делал, шаг за шагом.
– Боже милостивый, спаси и помилуй нас!
Спенсер ходил по подвалу. Он видел его таким, как в ту ночь, когда он впервые вошел в красную дверь.
– За черным занавесом хранились пленки, разные приспособления и реактивы для проявления фотографий. В конце комнаты еще были телевизор на простой черной металлической подставке и видеомагнитофон. Перед телевизором стоял единственный в этой комнате стул. Абсолютно простой деревянный стул. Одни прямые линии, без мягкого сиденья, цвета незрелого яблока. Рядом со стулом стоял маленький круглый стол лилового цвета. На нем – стакан с каким-то напитком. Стул был просто покрашен зеленой краской, но стол блестел – его покрыли лаком. Бокал был хрустальным, чудесной огранки, и синий свет искрился в нем.
– Где он... – Элли увидела дверь того же цвета, что и стены. Она отражала синий свет так же, как и они, поэтому ее было трудно заметить на их фоне. – Здесь?
– Да.
Его голос прозвучал так же тихо и отдаленно, как крик, от которого он проснулся в ту июльскую ночь.
Ему казалось, что он больше не выдержит, что почва уходит у него из-под ног.
Элли подошла к нему, взяла за руку и крепко ее сжала:
– Давайте сделаем то, ради чего мы пришли, а потом быстро выберемся отсюда.
Спенсер кивнул. Он не мог вымолвить ни слова.
Он отпустил ее руку и толкнул тяжелую серую дверь. С их стороны на ней не было запора, она запиралась только изнутри.
В ту ночь, когда Спенсер подошел к этому месту, его отец, пришедший незадолго до него, еще только приковывал цепями женщину к каменному ложу, где ей было суждено встретить смерть. Поэтому дверь не была заперта. Когда его жертва будет прочно прикована, художник вернется в комнату наверху, чтобы закрыть дверцы шкафа изнутри. Потом он должен поставить на место заднюю стенку шкафа, запереть дверь комнатки наверху, а потом уже дверь этой камеры пыток изнутри.
Только тогда он может вернуться к своей жертве, будучи уверенным, что ее вопли, какими бы пронзительными и громкими они ни были, никто не услышит во флигеле, а тем более снаружи.
Спенсер переступил высокий бетонный порожек. На стене висела панель с проводами, они уходили отсюда в темноту. Спенсер щелкнул выключателем, и загорелись гирлянды огней. Лампочки держались на петлях проводов, свисавших с потолка, и вели по закруглявшемуся проходу.
Элли прошептала:
– Спенсер, подождите!
Когда он глянул назад, то увидел, что Рокки вернулся на лестницу. Собака сильно дрожала, глядя назад в комнату за шкафами. Как всегда, у Рокки было опущено одно ухо, а второе стояло. Он не поджал хвост, а просто опустил его вниз и не вилял им.
Спенсер вернулся в первую комнату и вытащил пистолет из-за пояса.
Элли быстро сняла «узи» с плеча и крепко ухватила его двумя руками. Она протиснулась мимо собаки и встала на лестнице.
Она тихо двигалась вверх и постоянно прислушивалась. Так же осторожно двигался Спенсер.
* * *
В комнате за шкафами художник стоял рядом с открытой дверью. Рой был подле него. Они тесно прижались к стене и внимательно прислушивались к тому, что происходило внизу. Лестничный колодец приглушал голоса, но можно было разобрать каждое слово.
Рой надеялся услышать что-то объясняющее связь Спенсера с женщиной, получить хоть какую-то информацию о заговоре против Агентства, возможно, о какой-то неизвестной организации, о которой он говорил Стивену несколько минут назад в галерее. Но внизу говорили только о том, что происходило шестнадцать лет назад.
Казалось, Стивена забавляло, что они подслушивали разговор именно об этом. Он пару раз поворачивался к Рою с улыбкой на устах и один раз поднял палец, как бы призывая того к молчанию.
В художнике было что-то от малого ребенка, какая-то игривость, которая могла сделать из него хорошего компаньона. Рою так не хотелось возвращать Стивена обратно в тюрьму. Но он никак не мог придумать способ тайно или в открытую освободить художника, особенно в той сложной политической ситуации, которая сложилась в стране. И снова у доктора Сабрины Пальма окажется ее даритель и благодетель. Рой только надеялся на то, что сможет придумать достаточно веские основания, чтобы время от времени навещать Стивена Акблома или даже снова получить право на временную опеку над ним, якобы для консультации по поводу других случаев, встречающихся в работе.
Когда женщина тихо сказала Спенсеру: «Спенсер, подождите!», Рой понял, что собака почувствовала их присутствие. Они не шумели, поэтому учуять их могла только эта чертова собака!
Рой подумал, не стоит ли протиснуться возле художника к открытой двери и попытаться выстрелить в голову тому, кто первый покажется на лестнице.
Но это мог оказаться Грант. Рой не хотел убивать Гранта, не получив от него ответов на несколько вопросов. А если первой появится женщина, то Спенсер может вообще отказаться отвечать на вопросы. И Стивен не станет помогать Рою допрашивать Гранта, поскольку, убив женщину, Рой лишит Стивена возможности довести ее до состояния ангельской красоты. У художника просто не будет стимула.
Вдыхаем персики, выдыхаем ядовитую зелень.
Еще один вариант: если предположить, что эта парочка все еще вооружена «узи», с помощью которого они разнесли стабилизатор вертолета в Седар-Сити на мелкие кусочки, и что первый из них появится наверху лестницы с оружием в руках, то Рою и Стивену не поздоровится в этом узком пространстве. Если Рой промахнется, стреляя в них, то ответная очередь из «узи» изрешетит его и Акблома.
Видимо, лучше подождать и оставаться пока незаметным.
Рой коснулся плеча Стивена и показал ему, что следует отступить подальше. Они не могли сразу пройти снова в шкаф и через него в архив. Чтобы туда пробраться, им придется мелькнуть в дверном проеме у лестницы. Если даже парочка внизу не сможет их увидеть, когда они будут пересекать комнату прямо под этим желтоватым освещением, то тени выдадут их. Им пришлось плотнее прижаться к стене, чтобы не было никаких теней в комнате. Они попятились от двери к стене, противоположной входу в шкаф. Рой и Стивен с трудом втиснулись в узкое пространство за задней стеной шкафа, которую Грант откатил по металлическим рельсам. Эта подвижная секция была семи футов высотой и более четырех футов шириной. Между ней и бетонной стеной было пространство шириной в восемнадцать дюймов, где только и можно было спрятаться. В этом пространстве Роя и Стивена было трудно заметить.
Если Грант, или женщина, или они оба войдут в комнату и прокрадутся к открытому проходу в задней стене шкафа, Рой сможет выглянуть из укрытия и попытается выстрелить им в спину. Если и не убьет их, то хотя бы ранит.
Попытайся они заглянуть в узкое пространство за стеной шкафа, он все равно выстрелит в них первым.
Персик – в себя, зелень – наружу.
Он чутко прислушался, держа пистолет в правой руке. Ствол был направлен в потолок.
Рой услышал осторожные шаги по бетонной лестнице. Кто-то поднялся к самому ее верху.
* * *
Спенсер еще был внизу. Он бы хотел, чтобы Элли дала ему возможность подняться первым.
Она же остановилась, когда до верха оставались три ступеньки, и прислушивалась, наверное, целую минуту, потом начала снова подниматься. Она постояла тихо, и ее силуэт был видел в ореоле желтоватого света, падавшего из верхней комнаты. Но ее также подсвечивал синий свет из нижнего помещения. Ее фигура напоминала странные изображения художников-модернистов.
Рокки больше не интересовался комнатой наверху. Собака отошла от Спенсера и стояла у серой двери.
Элли переступила порог и остановилась прямо в верхней комнатке. Она прислушивалась, поворачивая голову вправо и влево.
В подвале Спенсер снова посмотрел на Рокки. Тот поднял одно ухо вверх, наклонил голову и весь дрожал. Рокки заглядывал в проход, ведущий в катакомбы и в самое сердце ужаса.
Спенсер сказал, обращаясь к Элли:
– Кажется, у нашего лохматика снова сильный приступ страха. – Элли глянула вниз. Рокки заскулил. – Теперь он стоит у следующей двери и, наверное, сделает лужу, если я отвернусь.
– Кажется, здесь все в порядке, – сказала Элли и спустилась вниз.
– Его просто пугают призраки этого места, – сказал Спенсер. – Мой лохматый дружок всегда пугается новых мест. Но на этот раз у него для этого есть чертовски веские причины.
Он поставил пистолет на предохранитель и снова сунул его за пояс.
– Трусит не только Рокки, – добавила Элли, вешая «узи» на плечо. – Давайте наконец доведем все до конца.
Спенсер снова переступил порог – это был переход в потусторонний мир. С каждым шагом вперед он все дальше пятился назад в прошлое.
* * *
Они оставили автобус там, где им посоветовал человек, с которым Гарри говорил по телефону. Дариус, Бонни и Мартин пошли вместе с Гарри, Джессикой и девочками через соседний парк по направлению к пляжу, расположенному в полутора сотнях ярдов отсюда.
В кругах света от фонарей никого не было видно, но из темноты доносились странные взрывы смеха. Гарри слышались голоса, непонятные отрывки разговоров. Они неслись со всех сторон и даже перекрывали шум и плеск волн. Послышался женский голос, не совсем трезвый, он все время повторял:
– Ну, малыш, ты настоящий котяра. Нет, ты просто настоящий кот, клянусь тебе!
Темноту ночи пронзил резкий высокий мужской смех. Он раздался чуть в отдалении от невидимой женщины. В другой стороне другой мужчина, судя по голосу, старик, рыдал от горя. Еще один невидимый мужчина с чистым юным голосом повторил три слова, как будто читал мантру:
– Глаза в языках, глаза в языках, глаза в языках...
Гарри начало казаться, что он ведет свою семью сквозь сумасшедший дом, разместившийся на свежем воздухе. Это был настоящий Бедлам, но без крыши – над головой были только кроны пальм и ночное небо.
Бездомные, безработные алкоголики и сумасшедшие жили здесь в разросшихся кустах. Они прятались там в больших картонных коробках, в которые для тепла набивали газеты и старые одеяла, подобранные на помойке. При солнечном свете эта толпа бродяжек расползалась по закоулкам, и день был наполнен загоревшими любителями серфинга и подростками, которые катались на роликах по асфальтовым дорожкам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85