Я сказала, что ему не следует бояться тараканов, потому что он сам и есть таракан. И что когда-нибудь я растопчу его, то есть убью. Я не просто ему угрожала. Когда-нибудь, еще не знаю как, я его пошлю прямо в ад!
Спенсер глянул на нее. Она смотрела вперед, прямо в ночь и была мрачной и грустной. И такой тоненькой – на нее было приятно смотреть, как на хрупкий цветок.
Но она была в то же время стойкой и жесткой, как солдат спецназа. Спенсер ясно видел в ней это.
Он безумно любил ее. Его любовь ничем не сдерживалась. Его страсть было невозможно измерить. Он обожал черты ее лица, звук ее голоса, ее необычную живость и выносливость. Обожал доброту ее сердца и остроту ума. Его любовь была такой чистой и сильной, что иногда, когда он смотрел на нее, ему казалось, замирает весь мир. Он молил Бога, чтобы судьба смилостивилась над ней и Элли посчастливилось прожить долгую жизнь, потому что, если она умрет, у него не останется надежды. Совсем никакой надежды.
Он ехал в ночи мимо Райфла, и Силта, и Ньюкасла, и Гленвуд Спрингса. Шоссе часто спускалось на дно узких и глубоких каньонов, расположенных среди отвесных отполированных скал. Днем это были самые прекрасные места в мире.
Но в темноте февральской ночи эти скалистые башни и стены давили на Спенсера. Черные монолиты не давали ему возможности свернуть вправо или влево и постоянно направляли его все выше и выше к таким нагромождениям камней, которые, казалось, ждали гостей еще до того, как мир начал свое существование. Со дна пропасти была видна только узенькая полоска неба с редкими звездами. Казалось, что небеса больше не могут принимать к себе души и вскоре навсегда закроют свои врата.
* * *
Рой нажал кнопку на ручке сиденья. Стекло с тихим шуршанием поехало вниз.
– Все так, как вы помните? – спросил он Стивена Акблома.
Когда они свернули на двухрядную сельскую дорогу, Акблом перегнулся через колени Роя, чтобы глянуть в окно.
Нетронутый снег запорошил круг для выгула лошадей перед конюшнями. В течение двадцати двух лет там не содержали лошадей, со времени гибели Дженнифер. Это она обожала лошадей, а ее муж был к ним равнодушен.
Забор был прочный и такой белый, что с трудом различался на фоне заснеженных полей.
Извивающаяся дорога к дому проходила между высокими сугробами снега. Снегоочиститель воздвиг их по обе стороны от дороги.
По просьбе Стивена Акблома водитель остановил машину перед домом, а не поехал прямо к флигелю.
Рой поднял окно, пока Фордайс снимал с Акблома наручники и кандалы. Рою не хотелось больше подвергать унижению своего гостя.
Во время поездки в горах Рой и художник поняли друг друга. Это взаимопонимание было гораздо глубже той приязни, которую можно было почувствовать за столь короткий срок.
Взаимоуважение могло обеспечить помощь и сотрудничество Стивена Акблома скорее, чем наручники и кандалы.
Рой и художник покинули лимузин. Ринк, Фордайс и водитель остались ждать их.
Ветра не было, но мороз стоял крепкий.
Окруженные забором лужайки, газоны у дома белели и слегка светились в серебристом свете неполной луны. Вечнозеленые кустарники посеребрил снег. Оголенный клен с обледеневшими ветвями отбрасывал слабую тень.
Двухэтажный сельский дом в викторианском стиле был белым с зелеными ставнями. Глубокая веранда занимала всю фасадную часть. Крышу подпирали белые столбы с зеленой окантовкой. Рыжевато-коричневый карниз отмечал границу между стенами и крышей, с которой свисала бахрома маленьких сосулек.
В окнах было темно. Дресмунды не отказали в просьбе Дювалю и проводили эту ночь в Вэйле. Им, должно быть, было любопытно, что происходило на ранчо в это время. Но они продали свои обязанности за ужин в четырехзвездном ресторане – шампанское, оранжерейная клубника в шоколаде и отдых в роскошном номере отеля. Позже, когда Грант погибнет и им уже не придется следить за домом, они, наверное, пожалеют о такой дешевой сделке!
Дюваль и его двенадцать человек рассредоточились по всему поместью. Они знали свое дело – Рой не заметил ни одного из них.
– Здесь так чудесно весной, – сказал Стивен Акблом. Он говорил без сожаления, просто вспоминая красоты этих мест. Он вспоминал майские утра, полные солнца, теплые вечера с огромными звездами на небе и песни сверчков.
– Сейчас здесь тоже чудесно, – заметил Рой.
– Да, верно.
Акблом повернулся, чтобы посмотреть на свое бывшее поместье, на его губах появилась грустная улыбка.
– Я был здесь счастлив.
– Мне легко вас понять, – сказал Рой.
Художник вздохнул:
– "Радость часто мимолетна, но боль жестока и долго не оставляет нас".
– Простите?
– Китс, – объяснил ему Акблом.
– О! Простите, если вам неприятно здесь находиться.
– Нет-нет. Не волнуйтесь по этому поводу. Меня это не расстраивает. Я не подвержен депрессии. Я снова вижу это место и... это сладкая боль, ее стоит пережить.
Они опять уселись в лимузин и поехали к флигелю позади дома.
* * *
В маленьком городке Игл, к западу от Вэйля, Спенсер и Элли остановились, чтобы заправиться. В крохотной лавчонке, рядом с заправочной станцией, Элли удалось купить два тюбика «суперклея» – в лавочке и было всего лишь два тюбика.
– Зачем «суперклей»? – спросил ее Спенсер, когда она вернулась в машину. Он как раз расплачивался наличными с работниками заправочной станции.
– Потому что гораздо сложнее найти здесь сварочный аппарат и все остальное.
– Да, конечно, вы правы, – подтвердил он, как будто понимая, о чем она говорила.
Элли была очень серьезной, словно иссяк запас ее улыбок.
– Сейчас не очень холодно, и я надеюсь, что клей затвердеет...
– Я могу поинтересоваться, что вы собираетесь делать со своим «суперклеем»?
– Склеить кое-что.
– Да, конечно, наверное, это так и есть.
Элли села сзади рядом с Рокки.
Спенсер повел машину, как просила Элли, мимо ремонтной мастерской при заправочной станции и остановился у высокой стены из снега позади станции.
Увертываясь от теплого языка собаки, Элли приподняла вверх стекло маленького окошка между салоном машины и багажным отделением. Она приподняла его только на дюйм.
Из сумки она достала оранжевый удлинитель. Она забрала его с собой, когда им пришлось покинуть «Ровер». У нее был адаптер, который мог превратить зажигалку любой машины в две электрические розетки, работавшие от мотора во время движения машины. И наконец, у нее были компактное устройство спутниковой связи с автоматическим слежением и похожий на летящую тарелку приемопередающий диск.
Спенсер открыл дверцу багажника, а Элли влезла внутрь и истратила почти весь «суперклей», чтобы крепко приклеить микроволновое приемопередающее устройство.
Спенсер заметил, что для этого было бы достаточно всего лишь несколько капель клея.
– Я должна быть уверена, что в самый неподходящий момент ничего не отклеится. Устройство должно быть стационарным.
– Вы использовали столько клея, что теперь для того, чтобы отодрать этот прибор, вам придется применять портативное ядерное устройство.
Рокки наблюдал за ними через заднее окошко машины. От любопытства он наклонил голову набок.
Клей высыхал довольно долго – то ли потому, что Элли не поскупилась, то ли потому, что было слишком холодно. Но через десять минут микроволновый приемопередатчик был накрепко приклеен к полу багажника.
Элли развернула принимающий диск. Она присоединила один конец удлинителя к приемопередатчику, потом засунула пальцы в узкую щель между салоном и багажником и пропустила удлинитель в заднюю часть салона.
Рокки протиснул морду через окно и лизал руки Элли, пока она работала.
Когда провод между окном и приемопередатчиком натянулся, Элли оттолкнула нос Рокки и опустила окно вниз, но так, чтобы не повредить провод.
– Мы что, будем следить за кем-то с помощью спутника? – спросил ее Спенсер, когда она вылезла из багажника.
– Информация – сила, – ответила ему Элли.
Спенсер плотно закрыл багажник и сказал:
– Конечно, конечно, вы правы.
– И я обладаю весьма важной информацией.
– Я в этом ни на минуту не сомневаюсь.
Они вернулись в салон машины.
Элли протянула удлинитель вперед и воткнула вилку в одну из розеток, сделанных с помощью адаптера из зажигалки.
Во вторую розетку она включила компьютер.
– Все в порядке, – мрачно сказала она. – Следующая остановка – Вэйль.
Спенсер включил мотор.
* * *
Ева Джаммер была очень возбуждена, ей даже было трудно управлять машиной. Она ездила по улицам Вегаса и искала возможность стать полностью удовлетворенной женщиной, как учил ее этому Рой.
Проезжая подозрительный бар, где сверкающая неоновая реклама предлагала посмотреть на полуголых танцующих девушек, Ева обратила внимание на жалкого, средних лет мужчину, который выходил из двери. Он был лысым, весил, как минимум, лишних сорок фунтов. На лице у него висела складками кожа. Усталый, он сильно сутулился. Руки в карманах пиджака, опущенная голова... Он шлепал к полупустой парковке рядом с баром.
Ева проехала мимо него и остановилась. Через боковое окно она видела, как он приближается. Он так шаркал ногами, как будто весь груз мира покоился у него на плечах и ему было трудно выносить подобную тяжесть.
Ева представила себе его жизнь. Слишком старый и непривлекательный, слишком толстый человек, которому было сложно заводить знакомства. Он был слишком беден, чтобы оплатить ласки девушек, которых так сильно желал.
Пропустив пару кружек пива, он направлялся домой. Он возвращался в холодную одинокую постель, проведя несколько часов в баре и любуясь великолепными длинноногими, с большими сиськами девицами. Они были молоды и обладали крепким телом. Он знал, что никогда не сможет ими насладиться. Он был расстроен и обижен, и к тому же ужасно одинок.
Еве стало жаль этого мужчину – жизнь была так несправедлива к нему.
Она вышла из машины и пошла ему навстречу. Он как раз остановился возле своего грязного «Понтиака», которому было не меньше десяти лет.
– Извините меня, – сказала она. Он повернулся и широко раскрыл глаза, увидев Еву. – Вы были здесь вчера, – начала разговор Ева. Она не спрашивала его, а утверждала непреложный факт.
– Ну... да... на прошлой неделе, – сказал мужчина.
Он не мог удержаться и оглядел ее с головы до ног, не замечая, что облизывает губы.
– Я еще тогда обратила на вас внимание, – сказала Ева, делая вид, что испытывает неловкость. – Я... Мне не хватило смелости поздороваться с вами. – У мужчины от удивления отвалилась челюсть. Он был немного настороже, не веря, что такая роскошная женщина может обратить на него внимание. – Все дело в том, – продолжала Ева, – что вы очень похожи на моего папочку.
Здесь она здорово врала.
– Вот как?
Мужчина немного расслабился, когда она упомянула о своем папочке, но в его глазах также уменьшилась и жалкая надежда.
– О, вы очень похожи на него, – продолжала Ева. – И... дело в том... дело в том, что... Я надеюсь, что вы не подумаете, что я – извращенка... но дело в том... но я могу... лечь в постель и достигнуть экстаза... только с мужчинами, напоминающими мне моего отца.
Когда он понял, что ему выпало по билетику счастье более волнующее, чем все его фантазии, подпитанные тестостероном, этот жирный и опустившийся Ромео распрямил плечи.
У него заволновалась грудь, он выкатил ее, как влюбленный петух. Улыбка восхищения сделала его лет на десять моложе, но он все равно напоминал слюнявого бульдожку.
И в этот краткий миг, когда бедный мужик стал счастливым и живым, как ни разу за многие недели, месяцы и, быть может, годы, Ева вытащила «беретту» с глушителем из своей большой сумки и три раза выстрелила в него.
У нее в сумке была камера «Поляроид». Ева волновалась, что на стоянку может не вовремя въехать какая-нибудь машина или появятся другие посетители бара, но тем не менее она сделала три снимка мертвого тела бедняги, лежавшего на бетонном покрытии рядом со своим «Понтиаком».
Возвращаясь домой, Ева думала о том, какой чудесный поступок она совершила: она помогла этому милому человеку покончить с его неидеальной жизнью, освободила от горькой участи отверженного, избавила от депрессии, одиночества и грусти. У нее на глазах показались слезы. Она не рыдала и не была слишком взволнованной, чтобы не справиться с управлением машиной. Она плакала тихо-тихо, но сочувствие в ее сердце было глубоким и сильным.
Она плакала всю дорогу домой, когда ставила машину в гараж, плакала дома и в своей спальне. Там она поставила снимки на ночной столик, чтобы Рой мог их увидеть, когда через пару дней вернется из Колорадо. Но потом с ней случилась странная вещь. Она была взволнована своим поступком, у нее из глаз нескончаемым потоком лились искренние слезы, но неожиданно глаза у нее высохли, и она сильно возбудилась.
* * *
Стоя у окна вместе с художником, Рой наблюдал, как лимузин выезжал на проселочную дорогу. Машина вернется за ними, когда закончится драма этой ночи.
Они стояли в передней комнате перестроенного флигеля. Ее едва озарял свет луны, проникавший через окна. Да еще посвечивал зеленый огонек на панели сигнального устройства у двери. Гэри Дюваль узнал пароль у Дресмундов, и Рой отключил устройство, а потом снова включил его, когда он и Стивен Акблом уже были внутри. Детекторы движения отсутствовали, в систему входили только магнитные контакты на каждой двери и окнах, поэтому Рой и Акблом могли свободно передвигаться внутри – сигнализация не срабатывала.
В этом большом помещении на первом этаже раньше размещалась галерея, где Стивен выставлял свои самые любимые картины. Сейчас комната была пуста. Каждый звук эхом отзывался от холодных стен. Прошло шестнадцать лет с тех пор, как великие произведения художника украшали их.
Рой понимал, что этот момент он всегда будет вспоминать в своей последующей жизни, так же как он никогда не забудет удивительное выражение Евиного лица, когда он даровал мир и спокойствие мужчине и женщине на парковке у ресторана.
Состояние человечества было так далеко от идеального, и человеческие драмы всегда превращались в трагедии, однако существовали также события, подобные этому, и хотя они были мимолетны, ради них стоило жить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85