— Все, что говорится сейчас здесь про Маслову, — это гнусные сплетни, за которые всем должно быть стыдно, особенно тем, кто их придумал! — Она выразительно посмотрела на Вику. — Я вчера видела Ольгу. Она действительно серьезно больна. Но вместо того чтобы помочь ей и посочувствовать, вы очерняете ее! Если вам не все равно, что чувствует сейчас ваша одноклассница, которая лежит в больнице, то немедленно прекратите распространять эти глупости, которые являются абсолютной ложью! — Она говорила так взросло убедительно, что все одноклассники слушали ее как зачарованные. Многие покраснели и опустили глаза в пол. Только Вика, не отрываясь, смотрела на Маринку удивленно и холодно.— Так она действительно болеет? — сочувственно переспросил кто-то.— Да, но скоро уже вернется в школу. И если вы не последние сволочи, то не нужно никогда говорить с ней или еще с кем-либо о ее болезни. Она сама так просила. Болезнь — это неприятная личная проблема, которую не всегда обсуждают даже с самыми близкими людьми… Пожалейте Ольгу! А если бы с вами такое случилось?Тут Смирнова поймала отчаянный Борькин взгляд с задней парты. В нем было столько преданности и благодарности, что ей стало неловко и она отвела глаза. В это самое мгновение в класс, запыхавшись, вбежала взъерошенная математичка.— Это что за митинги посреди урока? — с порога завизжала она. — Ну-ка быстро все по местам!Тут она споткнулась о портфель, брошенный Маринкой в проходе, и чуть не упала.— Ты что, Смирнова, в нем кирпичи носишь? — взвилась она. — Конечно, можно и кирпичей напихать, если при тебе персональный носильщик! Соловьев, иди к доске и отвечай домашнее задание! Посмотрим, что ты еще умеешь, кроме как чужие портфели таскать!Больше про Маслову никто в классе и словом не обмолвился. Даже Вика и та замолчала, не находя больше среди одноклассников благодарной аудитории. Но ее отношения с Маринкой приняли с этого дня характер безмолвного противостояния, которое готовилось вылиться в нечто более серьезное…Ольга через несколько дней действительно выписалась из больницы и пришла в школу. Почему-то она сразу пересела от Борьки, с которым сидела вместе с четвертого класса, за другую парту. Ее болезнь их явно рассорила. Ольга похудела, стала пугливой и нервной. На уроках учителя ее по каким-то причинам несколько недель не спрашивали.Но одноклассники повели себя как ни в чем не бывало, и скоро вся эта история начала забываться. Только Маринку Ольга отчего-то стала с тех пор избегать, но та и не навязывалась, интуитивно ощущая возникшую еще в больничном коридоре дистанцию. Зато с Борькой Смеловым у Маринки Смирновой сложились замечательные отношения, она считала его искренним другом долгие последующие годы.Несмотря на то что история с Масловой была потихоньку замята, атмосфера в классе безвозвратно изменилась. Маринка ощущала это каждый день. Какие тому были еще причины, кроме слухов об Ольгиной беременности, она не знала, но исправить, кажется, уже ничего было нельзя. Единственной радостью в жизни оставался Димка, но и он с каждым днем уделял ей все меньше времени.— Димка, пойдем в клуб на танцы! Мне так хочется потанцевать с тобой! — звала его Маринка.— Ты что, с ума сошла? Неужели не понимаешь, что у нас экзамены скоро, надо готовиться, — говорил он виновато. — У тебя все дурацкие танцульки в голове, а мне еще Наташке надо помочь с уроками и бабке по хозяйству… А еще проклятая алгебра! Отстань!Маринка обиженно поджимала губы. У Соловьева всегда были неопровержимые аргументы, для того чтобы объяснить, почему он не сможет никуда пойти с ней. Маринка слушала печально и кивала головой. Он прав, совершенно прав! Ему надо готовиться к экзаменам, заниматься… Остальное — глупости.— Но ты же любишь меня еще?— Что за вопросы, Маринка! Ты уже надоела! — Этот диалог повторялся с завидной периодичностью. — Конечно, люблю! Просто у меня очень много дел…— На каком же месте тогда я в твоей жизни?— Где-то во втором десятке моих приоритетов! После занятий, сна, футбола, телевизора…И Маринка не могла понять, правду он говорит или шутит. Они часто ходили вместе на переменах, назло всей школе после уроков он носил ее тяжелый портфель с учебниками под неодобрительный шепоток преподавателей и учеников из других классов.— Что, решила себе сразу московскую шишку захапать? — не по-доброму сказала Маринке однажды после уроков одна из старшеклассниц. — Ну ты и жучка!— Какая московская шишка? Отец его, что ли? Да мне он вовсе не нужен! Я и не знакома-то с ним толком…— Да брось лапшу вешать! Все знают, что ты собираешься в московскую шикарную квартиру прописаться, а потом в Америку уехать. Все твои хитрости белыми нитками шиты!Маринка даже не нашлась что ответить. Ей совершенно невдомек было, какая квартира у Димкиного отца в Москве. Ей вообще дела не было до финансового положения семьи Соловьевых. Тем более что она до сих пор с содроганием вспоминала тот проклятый день рождения у Димки дома…Учителя с некоторых пор демонстративно перестали Маринку замечать. Ее не вызывали к доске, даже когда она отчаянно тянула руку, желая ответить. Ее домашние и контрольные работы, которые прежде всегда оценивались преимущественно на «отлично», стали вдруг почти сплошь неудовлетворительными. Маринка терялась в догадках и мучилась, не понимая, что происходит. Однажды она попыталась разобраться с химичкой, почему та ей поставила двойку за несложную практическую работу.— Альбина Семеновна! Но я же все перепроверила. Здесь нет ни одной ошибки. А вы мне все перечеркнули…Та грозно посмотрела на нее сквозь очки:— Да как у тебя хватает наглости со мной вообще разговаривать! Из-за таких, как ты, и существует в мире все неприличное и грязное! Ты просто дрянь! Я даже разговаривать с тобой не могу!Альбина Семеновна вспыхнула и вышла из кабинета, всем своим видом изображая оскорбленную добродетель. Маринка побежала за ней, плача от несправедливости:— Альбина Семеновна, остановитесь, пожалуйста! Ну объясните мне, в чем дело! Что я сделала такого неприличного и грязного? При чем тут практическая работа? Почему вы меня дрянью обозвали?Но учительница в роговых очках шла, задрав высоко голову с высоким пучком седоватых волос на затылке, и делала вид, что не слышит Маринку. А та все семенила за ней.— Прекрати притворяться! — наконец ледяным тоном сказала она, повернувшись к рыдающей взахлеб Маринке перед дверью учительской. — Твои слезы ничего не стоят. Они крокодиловы!И захлопнула дверь перед самым Маринкиным носом. Она так и осталась стоять у стенки, рукавом платья вытирая слезы, которые градом катились по ее лицу.В итоге за вторую четверть у Смирновой катастрофически упала успеваемость. В дневнике бывшей отличницы оказалось всего две пятерки — по русскому и литературе. Четверки красовались по истории, физкультуре и географии. Остальные учителя, не раздумывая, наставили трояков. А поведение и вообще значилось неудовлетворительным! Для Маринки это был шок, не имевший объяснения! У нее не принимались никакие пересдачи — даже разговор об этом был бессмысленным. Ирина Николаевна была единственной, кто вроде бы продолжал нормально относиться к ней. Но и то — классная делала вид, что ничего особенного не происходит, и почему-то упорно уходила от любых разговоров о том, что творится в школе, почему так резко изменилось отношение к одной из ее лучших учениц. А однажды она деликатно попросила Маринку не приходить на занятия в школьной самодеятельности.— Но что произошло? — не могла понять Смирнова. — Я что, стала хуже петь или танцевать?— Это временно, — сумбурно пыталась что-то объяснить классная. — Сейчас все поуспокоится, и снова будем заниматься… Все будет хорошо!У Димки же, как всегда, результаты в четверти были блестящие. Одна четверка по русскому, который он терпеть не мог, остальные — пятерки. Но Ирина Николаевна обещала позаниматься с ним дополнительно в следующей четверти, чтобы он улучшил результат… Все-таки единственный теперь в классе кандидат в медалисты. К тому же ему, перспективному мальчику, надо поступать в Московский университет.Новогодний концерт прошел в первый раз без Маринкиного участия. Ей было до слез обидно. Вместо того чтобы пойти со всеми веселиться в актовый зал, они с Димкой ушли из школы, отправились в кафе, чтобы как-то приподнять Марин-кино безнадежно испорченное настроение. Димка купил подруге ее любимое «Птичье молоко» и клубничный коктейль. Слезы по-прежнему стояли у девушки в глазах, отчего даже сладости казались совершенно лишенными вкуса.— Да не расстраивайся ты! Подумаешь, оценки. Это же вторая четверть, все еще исправится, — успокаивал Маринку друг. — Учителя просто с ума посходили. Но они же не посмеют тебе все испортить на экзаменах! Тебе же тоже учиться дальше и поступать надо!— Да… — Маринка кивала, продолжая всхлипывать. — Но что я сегодня дома матери скажу? Она снова будет плакать, потом заболеет. А Николай? Он и так меня ненавидит, придирается все время…— Ну хочешь, я с ними поговорю? Я все объясню…— Нет! — отрицательно замотала головой девушка. — Мать и так говорит, что ты мне жизнь портишь. Она же не знает ничего и знать не хочет! Живет своим Николаем, хотя и мучается с ним. Отца прогнала, нашла второго такого же.— Даты пей, пей… — все подталкивал Маринке стакан с коктейлем. — Все образуется…— Ох, Димка, мне так хочется, чтобы мы скорее поженились! Я бы тогда ушла из этого ужасного дома, из школы, уехала отсюда, и чтобы все у нас было хорошо!— Будет, будет… — Димка рассеянно гладил Маринку по распущенным длинным волосам.— Это что еще за новости! — прозвучал у них за спиной злобный немолодой голос.Ребята вздрогнули, Маринка еще ближе прижалась к Димкиному широкому плечу и испуганно выглянула из-за него. К их столику подлетела как фурия Эстер Борисовна и нависла прямо над их головами.— Дмитрий, мы, кажется, имели с тобой разговор на эту тему! Ты мне кое-что пообещал в отношении Смирновой, — мрачно произнесла она. — Быстро вставай, и пошли домой. Не понимаешь по-хорошему — будем с тобой разговаривать по-плохому! Я сегодня же все расскажу по телефону отцу!Димка весь сжался и с трудом отлепил от себя Маринку.— Бабушка, зачем ты так? — краснея, бормотал он. — Я же тебе говорил, что у нас с Мариной все серьезно…— Я тебе сейчас покажу — серьезно! — взвизгнула Эстер Борисовна и залепила Димке затрещину. — Марш домой! А ты, маленькая прошмандовка, вообще школу можешь не закончить, ты понимаешь это? Мало одного аборта в классе? Я не позволю тебе искалечить жизнь моему внуку!Димка и не думал сопротивляться, но бабка вцепилась ему в пиджак и приподняла за шиворот как нашкодившего котенка.— Марш домой! — Она швырнула парню в лицо пальто, проследила, чтобы он оделся, и потащила за собой.У дверей Димка все же обернулся и виновато посмотрел на подругу. Та устало опустила глаза, обнаружив в этот момент, что все посетители кафе тоже во все глаза смотрят на нее, и даже официантка застыла у стойки с выражением изумления на хорошеньком, туповатом личике. Переждав еще несколько минут, Маринка опрометью помчалась домой. Казалось, что в ее жизни уже приключилось все самое худшее. Но это было только начало…Мать на удивление спокойно восприняла сообщение про поведение и тройки в четверти.— Ты уже взрослый человек, — холодно сказала она, — и ты принимаешь решения. Думаю, ты прекрасно соображаешь, что за все придется отвечать. Как собираешься заканчивать школу с такими результатами — я не знаю. Но я знаю, что во всем виноват твой Соловьев! Я тебе давно говорила, что он ломает твою жизнь. Успеваемость — это еще цветочки… Кому ты потом нужна будешь? Локти искусаешь, а уже ничего не исправить…Маринка смиренно выслушала материнскую отповедь, потом крики Николая. И ушла на кухню. Легла на кушетку, с головой накрылась одеялом. Не хотелось никого видеть и слышать. Вот так бы взять и умереть во сне.На следующий день она узнала, что Димка с бабушкой внезапно уехали на все зимние каникулы. И снова — ни записки, ни звонка.Маринка дозвонилась до Димки только в последний день каникул.— А, это ты? — сонно спросил он. — А мы только с поезда.— Где же ты был?— Ездили в деревню Липовое, под Серпухов. Туда, где мама похоронена… Там от другой бабушки дом остался.Маринка даже не знала, где похоронена Димкина мать. Он никогда прежде не говорил ей об этом.— Я так скучала по тебе!— И я. Прости, но мне надо идти готовиться к школе… На следующий день вместе с Димкой в школу пришла Эстер Борисовна.— Зачем? — украдкой спросила друга Маринка, увидев около кабинета классной ее сухую, высокую фигуру. До этого момента у нее еще была слабая надежда, что все ее неприятности останутся в прошлом году. Все каникулы она просидела за учебниками и дополнительной литературой, была блестяще подготовлена ко всем предметам, включая математику.— Ты знаешь… — Димка помялся. — Ей, наверно, не хочется, чтобы мы встречались. Она поговорила с Ольгиной матерью, та ей что-то еще про тебя рассказала. В общем, глупости все это. Не надо принимать всерьез.Но Маринка так не считала — она уже снова чувствовала неладное. В первый же день ей поставили двойку по геометрии, когда она вызвалась объяснять теорему, блестяще вызубренную на каникулах.— Ты слишком много знаешь… В разных областях, — прошипела математичка, закатывая в журнал жирного «лебедя».На следующий день ситуация повторилась на английском. Училка, которая не могла простить Маринке своего самого первого урока, теперь отыгрывалась на ней как хотела. Она бросила ей через стол тетрадь с сочинением:— Ты написала неправду о том, как провела каникулы. Плохое содержание…— Но вы же мне ничего не исправили! — пыталась протестовать Маринка.— И что? Я же сказала русским языком: плохое содержание! Двойка! Ты наверняка написала неправду про то, что делала!Димка пытался на первых порах хлопать крыльями, возражать, но англичанка и его осадила:— Ты что, Соловьев, хочешь судьбу Смирновой повторить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52