Но однажды утром дверь в палату открылась — и вместе с привычными Голубевой врачами вошел какой-то странно знакомый ей мужчина с огромным букетом цветов. На пороге он замер и натянуто улыбнулся:— А вот и мы!Маринка равнодушно скользнула по нему взглядом и отвернулась. Какое-то беспокойство появилось в ее сердце. Она не хотела слушать, что скажет ей гость, и даже закрыла ладонями уши.— Мариночка, ты узнаешь меня? — Над ней склонилось озабоченное лицо. — Это я, Паша, твой муж…— Да… — Маринка его вспомнила. Воспоминания не доставили ей радости. — Уходи, пожалуйста…Голубев помялся и недоуменно посмотрел на врачей, те развели руками.— Ты посмотри, кого я тебе привел!Из-за спины Павла Ивановича вышел взволнованный Илья и бросился к Маринке:— Мамочка!Голубева поморщилась. Зачем так кричать? Она продолжала лежать равнодушно, позволив сыну обнять себя.— Я по тебе так соскучился! — говорил Илюшка и плакал. Маринку это раздражало.— Марина, у вас же ребенок, — вкрадчивым голосом сказал врач, — вам обязательно надо вернуться домой.— Не хочу!Через несколько минут врач дал Голубеву незаметный знак рукой, и тот оттащил сына от ее постели.— Мы придем еще! — извиняющимся голосом сказал он.— Не надо… Мне тут хорошо…Еще несколько дней все шло по-прежнему, но визит Голубева с сыном смутил Маринку. Из подсознания снова стали выплывать какие-то неясные картины, звуки, голоса. Она старалась бежать от них, но они неизменно догоняли, лишали покоя, мучили. Головные боли были такие, что Маринка каталась по полу, билась головой об стены. Ей становилось легче только тогда, когда делали укол. Она хотела этих уколов, мечтала о них!После лекарства приступы воспоминаний становились все более редкими и тупыми, и от этого было легче.— Марина, посмотрите в окно! — приставал к ней врач. — Там снежинки летают. Какие красивые снежинки!— И что?Какое ей было дело до снежинок, запорошенных деревьев, белых сугробов? Никакого. Есть и есть — где-то вне ее, в другом мире. Она вовсе не хотела возвращаться обратно.Через пару недель дверь в палату распахнулась — и на пороге появился высокий, загорелый мужчина в белом халате. Он сразу озабоченно бросился к Маринкиной кровати:— Я приехал, как только узнал… Мариночка… О господи!Голубева посмотрела на него равнодушно. Он казался знакомым, но кто он — вспомнить никак не удавалось. Она напряглась, и тут ее пронзило так, что сердце заколотилось и кровь прилила к лицу.— Боречка, милый! — Она обвила его шею руками. — Как я рада тебя видеть! Со мной тут такое случилось…Она заливалась слезами, продолжая обнимать Бориса. Тот тоже прослезился и неловко погладил Маринку по волосам:— Ну все, успокойся. Все будет хорошо.— Похоже, это кризис… — удивленно прошептал кто-то сзади. — Она реагирует на него!— Боречка, я не знаю, что я тут делаю. Мне дают какие-то лекарства… Я ничего не помню. Мне так плохо! Забери меня отсюда!— Заберу, заберу, все уже позади.Пару часов Смелов посидел с ней, рассказывая какую-то ерунду. Маринка его не слушала — она всхлипывала и никак не могла успокоиться. Возвращение в жизнь состоялось. На нее оглушительной волной со всех сторон нахлынули ничем не сдерживаемые, но больше неопасные воспоминания.На следующий день с утра Маринка с удивлением разглядывала палату и ее странных обитательниц, как будто видела их впервые. Интересно, сколько времени она тут провела? Несколько дней или недель?Впервые за все время она пристрастно поглядела на себя в зеркало и ужаснулась. На ней была засаленная, основательно вылинявшая ночная рубашка в цветочек. Волосы у корней были совсем седые, глаза казались погасшими. Маринка попробовала причесаться и уложить волосы. Было такое ощущение, что она постарела лет на десять. Нет, она не допустит такого! Она срочно возьмется за себя! Она не намерена провести остаток жизни за высоким забором рядом с больными старухами!А как там Илюшка? Маринка вдруг поняла, что за все время, проведенное в больнице, она ни разу не вспомнила о нем. Стало пронзительно стыдно и страшно, Голубева даже заплакала. Какое же у нее было состояние, раз она даже ни разу не вспомнила о единственном сыне? Это потрясение усилило ее желание немедленно выйти из больницы. Несмотря на слабость, она ощущала себя окончательно выздоровевшей.Во второй половине дня ее отвели на консилиум врачей. Там ей долго задавали какие-то глупые вопросы, внимательно и сочувственно заглядывая в лицо. Маринка отвечала твердо и спокойно, врачи переглядывались.— Можем вас поздравить, — сказал наконец один из них, — наша терапия имела успех. Вы пробудете у нас еще немного, чтобы мы понаблюдали за вами, а потом, если все пойдет нормально, мы отпустим вас домой.— Но мне срочно надо домой! У меня там сын! Вы меня что, за сумасшедшую держите?— За сына не волнуйтесь. Он в полном порядке, с отцом. А понаблюдаться вам еще надо…— Идите вы все знаете куда! — Маринка от отчаяния со всей силы шарахнула стулом об стену и заплакала.— Ну вот видите, вам еще нужен покой, — сказал глава консилиума и повернулся к ее лечащему врачу: — Ее нельзя волновать!Сопротивляющуюся изо всех сил Маринку увели, опять сделали успокоительный укол. И опять в ее сознании все стало двоиться, расплываться, и Маринка уснула. А когда очнулась, сильно болела голова. Кто-то сидел рядом и гладил ее по руке.— Борька, ты? — Маринка с трудом разлепила глаза. Лекарство упорно опрокидывало ее куда-то в вязкую дрему.— Я, лежи тихо. Что ты там вчера натворила?Голубева напрягла память. Какие-то обрывки, но ничего конкретного.— Чертовы таблетки… Не помню!— Зачем ты кинула стулом в членов консилиума? Тебя теперь еще за буйную посчитают.— А мне плевать… Боречка, милый, забери меня… У меня Илья дома. Я тут больше не могу! С ума сойду.— А стульями больше швыряться не будешь?— Нет! Это от бессилия. Я больше не буду…— Тогда считай, что тебе повезло, — улыбнулся Борис. — Я знаю директора этой больницы еще по институту. Мы уже говорили с ним. Думаю, он не откажет. Только веди себя хорошо!— Я буду такой примерной, — Маринка тоже впервые рассмеялась, — как в школе!— Да уж, — хмыкнул Борька, — ты, конечно, была у нас самой примерной ученицей!— А сам-то!— Узнаю прежнюю Смирнову. Ты на самом деле поправилась, раз шутишь! Лежи тихо и жди. Я за тобой приду…— Я тут в таком виде, — вдруг забеспокоилась Маринка, — я, наверно, совсем страшная. Прости меня, Боречка. И принеси мне какую-нибудь одежду, пожалуйста. И расческу нормальную…— Ты для меня всегда красавица, абсолютно в любом виде, — совершенно серьезно сказал Смелов, — запомни это и не говори глупостей.— А еще принеси цветов для Офелии, белых. Если найдешь. И какие-нибудь научные книжки для Ирины Петровны. Им же тут еще оставаться… Бедняги!Борька кивнул и исчез. Голубева себе просто места не находила несколько часов — а вдруг не приедет больше? И убеждала себя: нет, он не такой. Раз Смелов пообещал — все будет!И действительно, вечером Борька приехал за Маринкой, привез ей огромный букет ярко-алых роз и большую сумку с вещами.— Посмотри, подойдет ли, — смущенно сказал он. — Я так брал, на глазок…Все вещи были новые, фирменные, еще с бирками. Полный комплект — начиная с шикарного нижнего белья. У нее никогда такого не было. Когда Голубева переоделась в новый спортивный костюм и собрала волосы заколкой, Смелов только вздохнул восхищенно:— Вот теперь ты на себя похожа! Только уж очень худая и бледная…— Это поправимо! Хорошо, что не наоборот! — улыбнулась Маринка. — Кстати, откуда эти вещи? Это не мои…— Заехал по пути, купил… Вот еще теплая куртка и кроссовки, надевай!— Но же это все так дорого! Зачем?Борька только рукой махнул. Офелия спала, поэтому белые лилии положили прямо у ее кровати.— То-то радости ей будет, когда проснется! — задумчиво сказала Голубева, вдыхая дурманящий запах.Ирина Петровна сразу нацепила очки и с интересом ухватилась за принесенные ей книги.— Спасибо тебе, Марина, — крепко пожимая руку на прощание, сказала она. — Ты очень хорошая. Наверняка тоже состоишь в ментальном контакте с инопланетянами. Просто пока не понимаешь этого. Я попрошу их, чтобы не оставляли тебя…Маринка едва не заплакала и вышла из палаты. За забором Смелов усадил ее в красивую иномарку.— Борь, а какое сегодня число?— Пятнадцатое февраля.— А сколько я тут пробыла?— Почти полгода, — помявшись, ответил Смелов. Маринка схватилась за голову. Такого предположить она не могла. Казалось, всего несколько долгих дней…— Теперь все будет иначе! Обязательно будет иначе! — заклинала она сама себя.Пока они ехали, Маринка с недоверием разглядывала заснеженные улицы. Неужели и правда — полгода безвременья? От таких мыслей мороз бежал по коже. А ведь она могла бы остаться там навсегда, если бы не Борис.— Спасибо тебе огромное! — Голубева положила руку ему на плечо и снова расплакалась. — Ты меня снова спас.— Да ладно тебе! Если бы ты знала, как я испугался! Приехал домой, а отец мне рассказывает… Я сразу к тебе примчался.— А что, в Петровском все уже знают?— Угу. То есть не знают, что с тобой. Просто что ты в больнице… Не представляешь, как напугала меня!— Ой, а куда мы сейчас едем? — спохватилась вдруг Маринка.— А куда ты хочешь? Давай поужинаем сначала. Отметим…— Нет-нет, — уперлась Голубева, — вези меня домой. Сейчас буду Паше звонить. Ведь я даже не знаю, где мой сын!Борис достал из кармана мобильный телефон и набрал номер:— Павел, вы? Это Смелов. Мы будем через пятнадцать минут. Встречайте!Когда машина притормозила у подъезда, навстречу Маринке выбежал смеющийся, счастливый Илья. Он еще вытянулся, оброс, светлые глаза его лучились.— Мама, мамочка!— С возвращением! — Голубев помог Маринке выйти из машины.— Сыночек мой! — Маринка бросилась обнимать сына. — Как ты был без меня?— Ну ладно, я поехал, — грустно сказал Борис, видя, что встреча состоялась. — Будь здорова!— Подожди… Может, зайдешь?— Нет, не сейчас… Заеду в другой день. Вот номер моего мобильного. Звони, если что.— Спасибо! — К машине быстро засеменил Голубев с измятой денежной купюрой в руке. — Вот возьмите, Борис! В благодарность!Смелов только отрицательно покачал головой, сел в машину и уехал. Павел Иванович остался стоять в растерянности, держа купюру в вытянутой руке.— Надо же, привез тебя и даже денег не взял…— Пойдем. — Маринка взяла Голубева под руку. — Не тому ты человеку деньги предложил.— А тачка у него классная, — завистливо вздохнул тот. — И сам весь такой навороченный. Кто он тебе?— Друг.— А мне дядя Боря настоящий музыкальный центр подарил. Японский! — не утерпев, похвастался Илья. — Мне так хотелось!.. И клюшку новую. Во дворе ни у кого такой нет!Маринка только руками развела. Что тут скажешь!Она настолько была счастлива, что выздоровела и вернулась домой, что несколько дней пребывала в состоянии полной эйфории. Убралась в своей небольшой квартирке, побаловала сына самодельными сладостями, сходила в парикмахерскую. Было странное ощущение, будто она очнулась от тяжелого сна. А ведь можно было и не очнуться… Робкие попытки Голубева переселиться к ней обратно она сразу решительно пресекла, да он и не настаивал особенно. Ходил вокруг, вглядывался, как будто хотел что-то понять.— Ну что ты уставился? — спрашивала Маринка.— Знаешь, все-таки такая болезнь, — мялся тот, — а вдруг рецидив? Я боюсь оставлять тебя с сыном.— Думаешь, не сумасшедшая ли я? Не дождетесь! Я тебе благодарна, что ты занимался сыном, но сейчас можешь уходить. Мы с Ильей вдвоем со всем теперь справимся. А ты все еще с Женей?— Да. Она тоже нам с Илюшкой помогала.— Очень признательна. Передавай привет!Она чувствовала себя отлично, хотя на самом деле было от чего снова впасть в депрессию. Из школы во время болезни Маринку по-тихому уволили. Когда она пришла разбираться, почему, директриса тоже как-то странно на нее посмотрела.— А вы что думаете, что раз вышли из дурдома, то можете так сразу и к детям вернуться? А вдруг что случится, что, мне за вас отвечать?Это был холодный душ. Илья ей тоже со слезами рассказал, что мальчишки во дворе над ним смеялись и говорили, что его мать сумасшедшая.— Не слушай их, сын! — говорила Маринка, а у самой кошки скребли на душе. — Мало ли что люди мелют… Ты же меня любишь?— Да!— Тогда и не слушай никого!Через пару дней прикатила с проверкой мать. Она тоже долго и пристально вглядывалась в Маринку.— Мама, да не смотри ты так! Я нормальная! — не выдержала наконец Маринка. — У меня просто был нервный срыв. Теперь я поправилась. Проходи!— Вот доигралась! Я тебя предупреждала! Надо было жить замужем как все вокруг, а не бегать, задравши хвост! Как ты теперь жить-то будешь? С таким-то пятном в биографии — и одна? Кому ты нужна вообще?— Посмотрим. — Маринка проглотила обиду. — А у тебя-то как, мам?— Плохо у меня! — огрызнулась Лидия Ивановна. — Очень плохо. И помощи ждать неоткуда!— Что случилось?— Кристина беременна. А у Николая постоянная любовница завелась, чертовка!— Кристинка? — просияла Голубева. — Она счастлива?— Ты что, дура? Она без мужа залетела, поздно спохватилась. Теперь еще позор на мою голову. Рожать ей скоро, а денег нет. Тут еще кормилец наш…— Мама, он никогда не был кормильцем! Ты же прекрасно знаешь! Сама семью тянешь!— Но он мужик! А как я без мужика буду? Это же позор! На весь город позор, что он к Ленке ночевать ходит. А она, стерва, меня моложе на десять лет, привечает его… Ни стыда ни совести!Мать начала рыдать. У Маринки прошел приступ злости, и она обняла мать, погладила ее по плечам:— Чем тебе помочь?Та оживилась, стала что-то быстро соображать.— Ты знаешь, деньги нужны. Кристинка-то не работает, ребенка одеть даже не во что будет… И в роддоме всем врачам надо дать, чтобы нормально роды приняли…— Хорошо, я привезу ей потом вещи Илюшки, которые нерозданы еще. А вот деньги…Маринка, соображая, машинально открыла сумочку, порылась в карманах. В кошельке у нее было пусто, это она точно знала. А вдруг что-то еще завалялось? Но чуда не произошло.— Подожди, мама…Маринка на всякий случай проверила свои прежние заначки, наскребла немного денег.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52