Светку тебе не жалко?— А с ней у нас очень хорошие отношения.— Ничего не понимаю! Но ты точно доиграешься! — предсказывала мать.В начале августа в Петровское с намерением забрать жену и сына обратно в Москву приехал Голубев. Видимо, его тоже грызли необъяснимые предчувствия. А может, беспокойная Маринкина мать настучала…— Какая-то неправильная ситуация получается, — ворчал Павел Иванович. — У нас благоустроенная квартира в Москве, а ты торчишь тут в непонятной халупе, все удобства на улице. Она же не приспособлена для ребенка! А врачебная помощь? Тут же настоящая деревня! К тому же жара в Москве спала, можно возвращаться…— Дорогой, — Маринка была спокойна и тверда как кремень, — спроси кого угодно, любого детского врача. Ребенку нужен свежий воздух и здоровое питание. Тут я вполне могу все это обеспечить. В местной поликлинике у меня все знакомые, так что в любое время могу консультироваться. В Москве же такого нет…— Ты уверена в том, что тебе тут лучше? — исчерпав аргументы, обреченно спросил Голубев.— Да, я убеждена в этом. Да ты посмотри на своего сына, на меня! Все гораздо лучше, чем было! Мы останемся до конца сентября… Пока хорошая погода, надо пользоваться моментом.Так и уехал Павел Иванович в Москву один. Маринка с тяжелым сердцем вернулась к нему не в конце сентября, как планировала, а только в ноябре, когда выпал снег и тянуть с отъездом дальше уже было просто нельзя.В Москве все снова стало обыденным и серым. Потянулись скучные, одинаковые дни. Большой город нервировал Маринку, вызывал состояние страха и подавленности. Илюшка снова стал беспокойным, плохо спал и все время болел. Несколько раз в неделю Маринка моталась с ним по врачам, которые выписывали какие-то капли, микстуры, но все было бесполезно. Простуды, аллергии, расстройства у ребенка продолжались.Голубев был тоже угрюм и нервен. Его дела шли все хуже, его таки уволили из министерства, и теперь он находился в постоянном поиске случайных заработков. С Маринкой они почти не общались. Когда он возвращался домой поздно вечером, она частенько уже спала рядом с сыном, полностью вымотавшись за день и предыдущую бессонную ночь. Она несильно страдала от недостатка общения с мужем: к этому времени Павел Иванович начал ее отчаянно раздражать, хотя она стоически пыталась держаться и не показывать этого.Вскоре дошло до первых серьезных конфликтов. Голубев настаивал на том, чтобы они отдали малыша в ясли.— Тебе надо идти работать! Мы не выдержим! Я не смогу вас обеспечить!— Ты только о деньгах думаешь! Я не отдам ребенка в ясли. Только через мой труп! — кричала Маринка, прижимая к груди испуганного сына. Такие разговоры мгновенно выводили ее из себя.— Все дети ходят в ясли — и это нормально. Наш что, особенный?— Особенный, представь себе! Он дома-то беспрестанно болеет, а что будет в яслях? Тебе вообще что важнее, какие-то деньги или твой сын?Голубев потел и сдавался. Маринка хлопала дверью и уходила в спальню. И такие стычки повторялись каждую неделю.По весне навестить Маринку приехала мать и привезла много разных новостей.— Ты не представляешь, дочь! — говорила она, вытирая слезы большим носовым платком. — Николай спивается совсем. Что делать — не знаю. Третью неделю из дома не выходит, горькую пьет. А ведь не мальчик уже, здоровье-то шалит. Что делать?— Ох, говорила я тебе, мама! Нечего его было распускать и баловать! Сама виновата.— Но я же люблю его, он меня моложе… А вдруг уйдет? Что мне с ним делать, Маринка?— Уйдет — туда ему и дорога! А что делать с ним, я не знаю… Лечить, наверно, надо, если еще не поздно. — У Маринки не было никаких представлений о том, что делают в таких запущенных случаях с алкоголиками.— А ты думаешь, я сложа руки сидела! Да я в нашем диспансере всех напрягала! Чего только не делали — не помогает! А ехать на лечение он категорически не хочет. И правильно, что он, хроник какой? — Мать помолчала и заговорила умоляющим почти голосом: — Дочка, я знаю, что надо…— Что, мама? — Маринка уже примерно представляла дальнейшее развитие событий.— Надо его закодировать! Такая новая методика есть… После этого вообще не пьют, трезвенниками делаются. К нам в выходные врач-экстрасенс из Москвы приезжает, собирает людей в ДК и кодирует.— Ну закодируйте! — Маринка всегда скептически относилась ко всем экстрасенсам, но понимала: мать не переубедить.— В этом и проблема, — помяла платок мать. — Денег у меня на это дело нету. Ты же знаешь, Николай не работает, Кристька учится и хвостом крутит, кормить-одевать всех надо… А тут он учудил…— Что еще?— Ну продал Николай телевизор наш цветной и весь хрусталь вынес из квартиры…— Да гони ты его, мама, в шею, — не выдержала Маринка. — Я тебе уже давно говорила. Это же просто сволочь!— Не смей так о нем! Он твой отчим, он Кристинке отец!Маринка встала из-за стола и налила себе чай, чтобы успокоиться. Спорить с матерью было бессмысленно. Лидия Ивановна сидела с обиженным видом и громко хлюпала носом. Пришлось подавить все сильнее накапливающееся раздражение. Она подошла к матери и взяла ее за плечи:— Что я могу сделать для тебя, мама?— Дочь, помоги! — сразу воодушевилась Лидия Ивановна. — Нужны деньги, чтобы Николая закодировать. Потом все будет хорошо. Он пойдет работать, и мы тебе все отдадим.— Сколько? — Маринка вздохнула и пошла к своему тайнику в старой швейной машинке, куда складывала мелкие деньги на одежки к лету Илюшке и себе.— Да сколько дашь! Вы же тут в Москве, вам проще, чем нам, в провинции.— Держи, мама. — Голубева, не пересчитывая, отдала ей все деньги. — Только не покупай ничего Николаю, я тебя очень прошу!— Вот спасибо, дочь! — обрадовалась Лидия Ивановна, заворачивая деньги в платок. — Выручила меня.В спальне заплакал Илюшка. Маринка вышла и вернулась, держа его на руках.— А что это он у тебя такой худенький, дочь? Плохо кормишь, наверно?— Мама, перестань!— Ладно, не обижайся. А у Соловьева-то твоего такое происходит! Бедный Лев Дмитриевич! За что все это на его голову сыплется?— Что еще? — У Маринки сердце в пятки ушло. — Что-то с Димкой? Или с Ленкой?— С охламоном-то этим что будет! Ему море по колено. Все нормально у твоего Димки. Гуляет по-черному, девок по всей округе портит. Хоть и больной, а все туда же!— Мама, почему больной?— Весь город знает, что он с головой не дружит, только тебя жизнь ничему не учит! Как околдованная! — вскипятилась мать.— Ладно, проехали. Так что случилось?— Светка, бедная, на двух работах разрывается, а он, скотина, катается на лыжах, отдыхает и, представь себе, поет в городском хоре!— Это Димка-то поет? — Маринка не удержалась и прыснула.— Тебе все хиханьки! И сестрица Димкина тоже тот еще фокус выкинула… Вот семейка!— Наташка?— Она самая. Как Лев Дмитрич все это пережил? Я как мать его так понимаю! Бедный человек. Все сделал для своих детей, а они его так…— Мама, говори скорее, что с Наташкой? — ] воскликнула Маринка взволнованно.— «Что», «что»! У нее же все было хорошо: отличница, последний курс, отправляют за границу на работу. Постарался отец-то для дочери. Уже почти все документы оформлены были… И тут во время медкомиссии выясняется, что она беременна! Такой позор отцу! Какая уж тут заграница! Отец, умный человек, сразу ей сказал: делай аборт, попробуем все уладить. А она уперлась — не буду, и точка!— Может, и правильно сделала? — задумчиво сказала потрясенная новостями Маринка.— Ты точно не в себе, девка! Я тебе всегда говорила, ты ненормальная, вся в отца, он тоже психованный был! — торжественно произнесла мать. — Ну так слушай дальше. Эта вертихвостка не только насчет аборта отца ослушалась, но и замуж против его воли вышла, представляешь! За какого-то ханурика, рыночника! Ни жилья у него, ни денег! Мотается туда-сюда. Это она-то, красавица, которая с будущими дипломатами училась, могла себе даже принца испанского захомутать. Ужас какой!— Мам, а где они с ним живут?— Лев Дмитрич, благородная душа, оставил им квартиру в Москве. Наташка все-таки его любимица была. Там и живут. А рожать ей уже летом…Осчастливленная Лидия Ивановна, рассказав еще какие-то местные новости, торжественно отбыла в Петровское. А Маринка не спала всю ночь — сидела в задумчивости у кроватки Илюшки. Павел Иванович безмятежно храпел в соседней комнате. Как же быстро летит время! У ее маленькой Наташки-первоклашки будет ребенок! А кажется, что она сама еще настоящий ребенок в белых кудряшках… Все в памяти, до мелочей. Даже те варежки, которые она когда-то Наташке подарила. Впрочем, сколько лет они уже не виделись? Наверно, лет пять… Девочка должна была сильно измениться за это время, повзрослеть! Как она сейчас? Мать права, Наташка своими руками сломала карьеру, к которой так стремилась. Как Димка. Что она обрела взамен? И стоят ли мужчины того, чтобы ради них так круто разворачивать жизнь? Глава 8СУДЬБЕ ВОПРЕКИ Как только наступили первые теплые деньки в середине апреля, Маринка снова засобиралась в Петровское. В этот раз она попросила мать заранее договориться с Матвеевной, чтобы та сдала ей с Илюшкой комнату на все лето. Как только был получен ответ, что старушка не возражает, Маринка поставила Павла Ивановича перед фактом своего отъезда на все лето. Тому ничего не оставалось, кроме как согласиться.В Петровском уже была настоящая весна. Снег сошел практически везде, сквозь черную землю пробивалась первая травка. Настроение у Маринки мгновенно стало просветленно-романтическим. Всегда весной ей хотелось каких-то новых, ослепительных перемен, душа щемила как у семиклассницы. Казалось, что именно сейчас вдруг случится что-то такое, что переменит всю ее прошлую жизнь, закружит, унесет могучим потоком — даже тени не останется. Отчего-то хотелось до конца отдаться этому чувству.В первый же день своего пребывания Маринка не удержалась, подхватила на руки сына и отправилась к дому, где жили Димка с женой. Светка увидела ее, гуляющую, с балкона, радостно замахала рукой:— Маринка! Маринка! Как здорово, что ты приехала! Поднимайся к нам, скорее! У меня Ленка прихворнула, но это незаразное.Голубева улыбнулась и поднялась. Она знала, что зря это делает, но очень уж ей хотелось увидеть Димку. Однако оказалось, что того нет, а у Ленки приключилось легкое расстройство желудка после ясельной еды. Светка сидит с ней дома и уже на стенку лезет от скуки.— Ты не представляешь, что тут у нас происходит, — с ходу стала рассказывать Светка после поцелуев и обоюдных восхищений малышами. — После твоего отъезда муж мой как с цепи сорвался! Он же ненормальный просто! И главное — летом я нарадоваться не могла: такой заботливый стал, всегда с ребенком, всегда Ленка ухоженная! А сейчас все по новой: пьет, гуляет, дома не ночует. Ума не приложу, что делать. Помогай, Маринка! Ты одна с ним справляешься!— Мерзавец какой! — совершенно искренне сказала Маринка. — Пусть только попадется мне на глаза! Я ему задам как следует!Они посидели еще часок, но Димка так и не появился. Илюшка капризничал — он проголодался и хотел спать. Маринка засобиралась домой.И тут раздался сильный удар во входную дверь, как будто кто-то распахнул ее ногой, из прихожей долетел шум, пьяные выкрики.— Это Митя! — побледнела сразу Светка, бросаясь в прихожую. — Он снова пьяный!— Где тебя носило, козел? Надо же было так нажраться! У тебя ребенок дома, ты забыл? Тебе же пить нельзя, помрешь! Стыд какой! — услышала Маринка громкий шепот Димкиной жены и какую-то возню.— А нам все равно! А нам все равно! — заголосил Соловьев. — Смерть не так уж страшна по сравнению с жизнью, и вообще, лучше ужасный конец, чем ужас без конца! Глаза бы мои на тебя не глядели! Уйди с дороги.— Заткнись, нахал! Не позорь меня при людях. К нам Марина пришла.— Марина? — Голос Димки как-то сразу стал трезвее и тише. — Какая Марина?!— Да куда же ты в таком виде!Вероятно, она пыталась удержать его, но было уже поздно. На всех парах Соловьев ввалился в гостиную и упал перед Маринкой на колени. У него было небритое, помятое лицо, на котором узнаваемыми были только большие серые глаза…— Моя принцесса приехала! Почему же ты раньше не сказала? Я бы… — Он попытался обнять ее за ноги. Маринка увернулась, взяла на руки ребенка и быстро встала с дивана, с опаской глядя на Светку. На той лица не было.— Митя, ну что ты несешь? Мариночка, прости его. Он, когда пьяный, ко всем бабам пристает.— А вот и не ко всем! — Димка попытался встать с пола, но вместо этого с шумом растянулся. — К тебе никогда не пристаю. И вообще, я тебе еще расскажу, как в ту ночь тебя Маринка выбрала, жизнь молодую мне сломала! Я тебе все расскажу! Какая ты все-таки жестокая, Смирнова!— Не слушай его! — зашептала покрасневшая до кончиков волос Светка. — Это у него пьяный бред. Проспится — я ему врежу как следует.— Ах, Маринка! Ах, Маринка! Жизнь мелькнула невидимкой, — фальшиво затянул Соловьев какую-то песню.Под это дело хором громко заплакали Ленка с Илюшкой.— Свет, я пойду. Нет сил глядеть на все это. И ребенок заходится…— Прости, Маринка, он вообще-то ничего, это он только когда пьяный такой… Не обижайся на него, ладно?— Это ты не обижайся! — Маринка пронзительно взглянула на Светку. — И меня зови, если что, не стесняйся!— Ладно! У нас же не всегда так… Он нас с Ленкой любит. Маринка торопливо вышла в коридор, прижимая к груди орущего во все горло Илью. Еще целый час ребенок не мог успокоиться. От Маринкиного легкого, праздничного настроения и следа не осталось. С тяжелым сердцем она решила не искушать больше судьбу — ведь все уже сложилось и в ее непутевой жизни, и в Димкиной.— Малыш, у меня есть ты, — обратилась она дома к сидящему с погремушкой в кроватке Илье. Тот на нее внимательно посмотрел и отложил игрушку. — меня есть твой папа. У меня же все хорошо. Живем себе. И у дяди Димы тоже все есть: хорошая жена и маленькая дочь Леночка. Значит, у всех все хорошо. И разрушать ничего не надо…— Угу, — отозвался вдруг Илья и разулыбался. У него была удивительная особенность — улыбаться не только подвижным ртом, из которого торчали уже крупные белые зубы, но и лучисто-серыми глазами, которые так и не потемнели, как все вокруг предсказывали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52