У него с самого начала не было шансов. — Сикорская все-таки не выдержала и заплакала. — Ты подумай обо всем хорошенько. Я не буду настаивать. Завтра сама мне все скажешь. Надо решать быстро.Эта ночь в больнице была для Маринки едва ли не тяжелее, чем ночь изнасилования. Она лежала без сна и разговаривала сама с собой. Наверно, она действительно не имеет права подвергать опасности жизнь ребенка. Смирнова сто раз подумала про Ольгу Маслову. Сейчас она понимала ее гораздо лучше, чем когда навещала в больнице. Она тоже должна была много выстрадать… Почему выбор в жизни всегда настолько тяжел?Перед глазами проплывали искаженные лица мужчин из той кошмарной ночи. Маринке казалось, что она до сих пор ясно различает в тишине их голоса, чувствует прикосновения чужих рук. Эти удары по лицу, отвратительные рожи прямо над ней, страшная, все затмевающая боль… Хватит! Нет, она не позволит никому из этих извергов стать отцом ее ребенка, искалечить едва зародившуюся в ней жизнь! Это будет слишком дорогая расплата за ее собственный грех.Рано утром Маринка уже стучалась в кабинет к Сикорской. Ее глаза воспаленно блестели после бессонной ночи. Врач медленно подняла голову от бумаг и внимательно посмотрела на нее:— Марина, что с тобой?— Я решилась, — глотая слезы, объявила Смирнова, — будем делать аборт. Сегодня же, быстрее, чтобы ребенок не мучился ни одной лишней минуты.Сикорская тоже прослезилась и кивнула:— Марина, это взрослое решение. Я думаю, что ты права.Последнее, что помнила Смирнова об этом дне, — разбегающиеся перед ее глазами ряды ламп на потолке, после того как ей ввели наркоз. Глава 5ВОССТАНИЕ ИЗ АДА Маринка пришла в себя на удивление быстро. Уязвленная душа срочно требовала перемен, хотя тело еще страдало. Уже на третий день она настойчиво запросилась домой.— Ну все, вы же вылечили меня от главной болезни, — жестко сказала она, глядя прямо в глаза Сикорской, — значит, мне можно уехать.— Марина, нам надо понаблюдать тебя еще несколько дней, чтобы не было осложнений, — запротестовала врач. — Ты принимаешь лекарства, мы наложили швы… За тобой нужен особый уход!— Это все пройдет, — махнула рукой Смирнова, — я тут больше не могу. Иначе с ума сойду! Вы-то меня понимаете?Сикорская понимала. Поэтому и отпустила девушку в Петровское на свой страх и риск, хотя не имела права этого делать. Но каким-то шестым чувством она, опытный врач, ощутила, наверное, что нельзя больше держать девушку в больничных стенах — иначе может быть нервный срыв. За Маринкой приехал Борька, который по-прежнему ее ни о чем не спрашивал.Он, слегка смущаясь, вручил ей букет цветов. Первые весенние тюльпаны! Где он только достал их?— Ну что, тебе стало легче?— Стало! — выдохнула Маринка. Она ощущала себя постаревшей лет на десять. — Вези меня скорее домой, я так устала!По дороге Борька сообщил Маринке интересные новости.— Я убрался у тебя в квартире, — он помолчал, — а еще связался с хозяйкой, сказал, что ты там больше жить не будешь.Маринка рот открыла от удивления:— Как же… Я ведь ей обещала…— Все нормально, не волнуйся. Она как раз собралась ее продавать. Окончательно осела в Москве бабка. Ну я взял да вывез твои вещи и нашел новое жилье. Цена вполне сносная, я заплатил за два месяца вперед. Только Серафима осталась тебе в нагрузку — хозяйка слезно умоляла ее оставить и позаботиться о ней. Впрочем, и тут все решилось. Мама за это время так к ней привязалась!;— Борька… — прошептала Маринка, — как мне тебя благодарить?— Никак. Просто живи спокойно — и все. Выздоравливай, о случившемся не вспоминай, — отрезал тот.На следующий день после возвращения в Петровское Маринка уже вышла на работу. Больше всего она боялась вопросов коллег. Но на удивление — никто в школе ничего не знал.— Что-то исхудали вы в командировке на казенных харчах, Марина Васильевна! Такая бледненькая! — сочувственно смотрели на нее преподаватели.— Это Москва на меня плохо действует, не привыкла я к столичной жизни, — оправдывалась Смирнова, не поднимая глаз. — И стажировка там была очень серьезная…Дети по Маринке просто истосковались. Когда она вошла в класс, поднялся оглушительный радостный рев:— Ура! Марина Васильевна приехала! — Некоторые дети даже выбежали к доске, чтобы поприветствовать ее. — Мы так вас ждали! Без вас нам плохо было!Целый урок они проболтали о том о сем. Дети рассказали ей все последние школьные новости: что успели пройти по программе, кто болел, кто какие оценки получил. Знакомая атмосфера стала для Маринки лучшим лекарством от всех болезней тела и души. В первый день после возвращения, оказавшись снова с детьми, она быстро смирилась со своими горестями и с головой погрузилась в любимое дело. К тому же по тону преподавателей стало очевидно, что ее история не стала достоянием широкой общественности. От этого Маринке тоже стало чуть легче.И в райкоме с ней общались спокойно, расспрашивали о поездке в Москву. Борькин отец и виду не показывал, что знает о ее жизни больше остальных, — как всегда, приветливо здоровался в коридорах, вызывал ее на совещания. И ни разу больше не вспомнил вслух того болезненного эпизода, хотя иногда она ловила на себе его пристальный, озабоченный взгляд. Каждый день Маринка с благодарностью думала о Смеловых, которые не нарушили данный ими обет молчания, — наученная историей с Димкой, она ожидала от окружающих чего угодно… И Алексей, значит, тоже никому ничего не рассказал, иначе весь город бы уже на ушах стоял.Снятое Борькой жилье оказалось просто чудесным. Маринка ахнула от изумления, когда вошла в квартиру. Большая, просторная гостиная, маленькая, уютная спальня, хорошая ванная и кухня. Мебель замечательная, практически новая, и телефон, и даже телевизор есть! Много света, под окном — кусты сирени. Как только Борька умудрился снять такую шикарную квартиру за совсем смешные деньги? — изумлялась девушка. Только вот Серафиму Борькина мать попросила у них оставить — очень уж она привязалась к кошке, выхаживала ее, как ребенка. Маринка не стала возражать, — наверно, им там вдвоем скучно без Борьки, пусть хоть кошка их порадует!И работа, и новая квартира были для Смирновой в тот момент как нельзя более кстати. Больше всего на свете ей хотелось забыть те тяжкие дни. Просто сделать так, чтобы их не было — ни в календаре, ни в памяти. Но она отлично понимала, что это не в ее силах и что долго тянуть с разводом с Алексеем у нее не получится. Ну и ладно. Твердое решение она уже приняла, а дальше — будь как будет. Только на одно не хватало Маринкиных сил: сходить в общежитие и сообщить об этом самому Алексею. Да все откладывала разговор с матерью — а ну как она уже что-то знает…Но, как оказалось, Лидия Ивановна вообще была не в курсе ситуации и сама ждала от дочери каких-то разъяснений. Больше всего матери не нравилось упускать из своих рук контроль над чем бы то ни было, особенно над личной жизнью Маринки.— С приездом, дочь! — по-прежнему обиженно сказала она в трубку, когда Маринка ей позвонила. — Ну как там Москва? Не отвыкла ты еще от нас, от провинции?— Ну что ты, мамочка! — ответила Маринка. — Я приехала даже на несколько дней раньше, чем планировалось. Волновалась, как вы все тут…— Ну-ну, — удовлетворенно хмыкнула мать и сразу полюбопытствовала: — А как Алексей? Что-то я его целую неделю не видела. Как ты уехала — так он и пропал. Даже ни разу не заходил к нам… И дверь в общежитии не открывает. Я у Филиппова спросила, он его тоже ни разу не видел. С ним вообще-то все в порядке?— Не знаю, — тихо ответила Маринка. — Мама, я должна тебе кое-что сказать.— Что еще случилось? — сразу насторожилась Лидия Ивановна.— Скажи, ты можешь сходить со мной в общежитие к Алексею?— Как это — сходить в общежитие? — изумилась мать. — А ты сама где сейчас живешь?— Я же тебе говорю, все объясню потом. Сходи, пожалуйста…— Ладно! — Любопытство у матери взяло верх. — Я сейчас свободна, пошли прямо сейчас.— Но ты же после работы, усталая, — попробовала оттянуть неприятный момент Маринка. Ей было страшно идти к Алексею на ночь глядя.— Никаких отлагательств! Идем! Я уже одеваюсь. Встречаемся у общежития!Судьба помогла Маринке и на этот раз, избавив от лишних тяжелых объяснений. Когда она на трясущихся ногах подходила к знакомой комнате, мать уже стояла там, настойчиво стуча в дверь:— Эй, открывай, Леша! Это свои…За дверью была тишина. Маринка помедлила немного и достала ключи. Они звякнули и упали на пол.— Какая же ты неловкая, дочь! — сказала Лидия Ивановна, проворно нагнувшись за ключами. — Ну сейчас все узнаем!Она сама по-хозяйски отперла дверь и первая вошла внутрь. Маринка еще медлила снаружи, не решаясь войти, когда услышала возмущенный голос матери:— Что тут происходит? Я ничего не понимаю! Мариночка, посмотри!Зажмурившись от страха, Смирнова переступила порог. Мать, размахивая руками, кудахтала возмущенно:— Господи! Ну ты посмотри, а! Куда же все делось, Мариночка? У вас же новый телевизор был, и машинка стиральная! Где же все? Дочь, отвечай!Маринка заставила себя открыть глаза. Ее взору предстала дикая картина. Вместо люстры на потолке болталась наживленная на скорую руку маленькая лампочка. Комната плавала в полумраке и душном запахе перегара. Повсюду валялись пустые бутылки и окурки. Картина очень напоминала Маринкину съемную квартиру после той страшной ночи.По сути, в комнате остались одни стены, но даже с них, по всей видимости, пытались содрать обои: в нескольких местах было видно, что кто-то неудачно пытался это сделать. Не было ни шкафа, ни старенького стола, ни кровати. Все Маринкины вещи, которые оставались в общежитии, тоже пропали. Смирнова только изумленно ахнула про себя.— Ты посмотри, — чуть не плача, говорила мать, нагнувшись к плинтусу, — даже розетки выдернуты из стен!.. Что же это такое, люди добрые!Лидия Ивановна носилась по периметру комнаты как подстреленная лань. Маринка стояла у входа неподвижно, скрестив руки, и хранила молчание.— Так ты об этом хотела поговорить со мной, дочь? — Потрясенная внезапной догадкой, мать подошла к Маринке и посмотрела ей в глаза.— Да, мама.— Он что, подонок, бросил тебя?— Да, бросил.— Дождался момента, пока ты уедешь, и все вывез? — Лидия Ивановна сама предлагала дочери ответы на все возможные вопросы, Маринке оставалось только соглашаться.— Да. Я боялась идти сюда одна. Я чувствовала… Он не работал в последнее время, много пил, — Маринка многозначительно посмотрела на мать, — я ничего не могла поделать. После поездки я собиралась с ним серьезно поговорить, а он сбежал…— Бедная моя девочка! — В глазах Лидии Ивановны читался праведный гнев. Она уже и думать забыла, как настойчиво уговаривала дочь выйти замуж за Нехристенко. — Кто бы мог себе представить такое? Скромный, работящий парень, военнослужащий! У порога нашего ночевал! Я думала, он тебя всю жизнь на руках носить будет. Мы такую свадьбу с Николаем закатили! А он подлец оказался! А кредит-то у тебя большой взят?— Большой, мама. Долго еще расплачиваться…— А ты знаешь, где у него родители живут?— Понятия не имею. Где-то в Одессе… Он точно не говорил никогда. Я его родителей только на свадьбе и видела.— Задолго, одессит чертов, готовился! Все предусмотрел! Но мы его через милицию разыщем… Выдернем его из теплого гнездышка!— Я не буду его искать, мама. Я его больше видеть не Могу! — отрезала Смирнова. — Пусть делает что хочет.Мать пошла причитать еще громче, параллельно целуя Маринку куда придется и гладя ее по волосам. Та стояла не шевелясь, как будто ее ударили.— Ты не переживай, Мариночка! Всем нам, женщинам, достается. Мужики такие подлецы! Встретила бы я эту скотину — задушила бы! Со всем добром уехал и даже не попрощался! Спасибо не сказал! А ты у меня такая наивная, со всей душой к нему…— Не надо, мама! — Маринку передернуло, но мать было уже не остановить.— Нет, надо! — Лидия Ивановна, громко голося, вышла в коридор. — Люди добрые, вы знаете, что у нас произошло? Горе у нас!На ее крики открылось несколько дверей соседних комнат, вышли обеспокоенные обитатели общежития. Минут через пятнадцать мать уже была окружена плотным кольцом взволнованных женщин и мужчин, которые с жаром обсуждали последние новости. Оказывается, именно такое развитие ситуации все давно предчувствовали, только правду сказать ни у кого случая не было.— А он мне сразу не понравился, — доносилось до Маринки, — какой-то вечно смурной…— И алкоголиков друзей водил частенько, мы сами видели.— Не работал, пил целыми днями… А дочь ваша бедная только с тряпками бегала, стирала и убиралась!— Бедная девочка! Вот что значит молодость, неопытность! — громче всех звучал визгливый голос Лидии Ивановны. — Но теперь мой материнский долг помочь ей, не оставить в беде. Она, бедняжка, как невменяемая стоит, даже говорить не может. Такое потрясение! Она душу и молодость свою ему отдала, а он все вывез, до последнего гвоздя!Желающие имели возможность непосредственно удостовериться, что все в комнате произошло именно так, как говорила Лидия Ивановна. На стоящую в стороне бледную Маринку смотрели с чувством истинного сожаления. Сопереживать в России всегда умели лучше, чем радоваться чужим успехам.На следующий день все стало известно и в школе, и в райкоме. Сочувствующие подходили к Маринке и рассуждали на тему о том, какими сволочами стали мужики в последнее время. У каждой женщины был свой трагический опыт в этом вопросе, которым с Маринкой и делились щедро. Смирнова соболезнования принимала спокойно, была немногословна и печальна.— Даже плакать не может, бедняжка! Видать, совсем ей плохо! — шептались у нее за спиной сочувствующие женщины.Если бы только они знали, как в глубине души торжествовала Маринка в эти минуты! Ей не придется никому ничего объяснять, делиться своей истинной болью и переживаниями! К черту вещи, кредит и всеобщее обсуждение! Это просто мелочи, ерунда. Будет жива — отработает. Теперь можно будет просто вычеркнуть Алексея из жизни, как в школе — неправильное решение задачи, и начать все заново!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52