Со стороны могло показаться, что какая-то причудливая метаморфоза свела вместе столь непохожих друг на друга людей.Оказавшись на улице, несмотря на то, что в воздухе чувствовался легкий, щиплющий морозец Борис Моисеевич стянул с головы ермолку и сунул её в карман.– Вы на машине? – спросил Яков Маген и тут же спохватился: – Ах, ну да… Вы же у нас теперь автомобильный магнат…– Да… Теперь вот с шофером… – Сосновский кивнул на стоящую рядом с тротуаром черную "Волгу", а затем, словно оправдываясь, развел руками. – Положение обязывает… Стараюсь, правда, этим не бравировать – так легче находить общий язык с людьми…Маген скользнул ироничным взглядом по его старенькому пальто.– Может быть вы и правы… – произнес он. – Кстати, если не торопитесь, мы могли бы посидеть где-нибудь. Тут рядом есть кафе… Насколько я знаю, там быстро и неплохо обслуживают… Если вы не против, конечно…– С удовольствием, с удовольствием, – быстро закивал Борис Моисеевич.Отойдя от синагоги, они, не торопясь, направились вниз по бульвару, но, пройдя всего несколько шагов, Маген почувствовал какую-то необъяснимую тревогу. Эта тревога, как бдительный сторожевой пес всегда предупреждала его о том, что опасность находится где-то рядом… Слегка вывернув шею, Маген скосил глаза назад и увидел, как на небольшом расстоянии вслед за ними идут двое молодых людей. Одного из них он уже видел у синагоги, а второй вышел из припаркованной рядом с синагогой автомашины.– Это ваши? – кивнул Маген на неожиданных попутчиков.– Мои… Охранники… – небрежно пояснил Борис Моисеевич. – Или, как их теперь называют, телохранители… Тоже издержки положения… Сейчас много всякой шантрапы развелось, так что приходится подстраховываться… А если не секрет, Яков Романович… – он заинтересованно посмотрел на Магена. – Как это вы определили, что это мои люди?Маген коротко усмехнулся.– Ваши, а не КГБ, вы хотите сказать? На это есть, как минимум, две причины… Во-первых, КГБ сейчас деморализовано и парализовано своей реструктуризацией – им сейчас не до нас… А во-вторых, России сейчас не нужны политические скандалы, связанные разоблачениями иностранных разведок… Кстати, мы уже пришли… Это здесь…За разговором они незаметно подошли к небольшому пятиэтажному зданию, первый этаж которого раньше занимала диетическая столовая, а теперь обосновалось кооперативное кафе. На тяжелой двери висела скромная табличка – "Кафе "Гурман", время работы с 11-00 до 23-00." Они прошли внутрь. Заглянув в зал, Сосновский с удивлением обнаружил, что новые хозяева действительно постарались, чтобы заведение выглядело достаточно презентабельным. Подсвеченные изнутри узорчатые витражи вместо окон и темно зеленые бархатные шторы создавали уют. Мягкий полумрак в помещении поддерживали тусклые зеленые лампы, низко нависающие на витых пружинистых проводах над тяжелыми, стилизованными под былинную старину, дубовыми столами. Сдав в гардероб верхнюю одежду и тщательно вымыв руки (в туалете кафе даже оказалось душистое мыло!), Маген и Сосновский прошли в небольшой зал, где заняли свободный столик у стены.В зале играла тихая инструментальная музыка. Оглянувшись, Маген отметил, что других посетителей в кафе нет, кроме вошедших вслед за ними охранников, которые расположились чуть в стороне, так чтобы им было удобно наблюдать и за входом и за стойкой одновременно. "Грамотно!" – отметил про себя Маген. К столику подошла девушка-официантка, в ажурном белоснежном фартучке.– Что господа будут заказывать? – спросила она бархатным голоском, вытащив из передничка ручку, блокнот и приготовившись записывать.– Что-нибудь кошерного, милочка, – с ласковостью ответил ей Маген.– Кошерного? – не удивилась официантка и сморщила свой миниатюрный носик. – Есть цыпленок, рыба с картофелем, салат из овощей…Маген заказал себе цыпленка, горячий сыр, овощной салат и бутылку сладкого кипрского муската, а напоследок попросил:– Только, хорошая моя, цыпленка прожарьте, пожалуйста, получше… Так чтобы без крови… Обязательно, чтобы без крови… Проверьте, пожалуйста…А Сосновский решил взять себе рыбу с картофелем и салат.– На десерт что-нибудь будете заказывать? – проворковала официантка. – Есть кофе, мороженное…– Потом, моя хорошая, потом, – снисходительно обронил Маген.Официантка отошла. Сосновский посмотрел ей вслед, дождался пока она исчезнет в дверном проеме, ведущем на кухню, а затем перевел взгляд на Магена.– Знаете, что меня удивило? То, что эту девочку совсем не обескуражило слово "кошерная"… А скажем, если б я, пришёл в ресторан лет эдак десять назад и произнес бы такое, думаю, мне в лучшем случае указали бы на дверь…Яков Маген успокоено откинувшийся на массивном стуле, положил руки на стол, так что они попали в светлый круг, оставляемом лампой на зеленой скатерти, и ответил благодушно:– Видите ли, уважаемый Борис Моисеевич… В этой стране, похоже что-то начинает меняться. Здесь потихоньку избавляются от предрассудков и начинают подходить к вещам более прагматично. Не важно, какой ты веры или национальности, если ты в состоянии заплатить за то, что ты хочешь, ты это получишь… Медленно, но здесь всё становится с головы на ноги. Но вы, я вижу, не согласны? – он удивленно вскинул бровь, заметив легкий скепсис на лице у своего визави. Сосновский несколько смутился, но потом произнес осторожно:– Не могу с вами полностью согласиться…– Почему?– Как вам сказать… Я не уверен, что эта страна готова к переменам. У меня остаются опасения, что здесь опять всё может кончиться погромами. Поясню… Огромная страна развалилась, впереди неизвестность, а раз так, значит надо искать виноватого. Кого? Понятно кого… Евреев! В своё время здесь хорошо усвоили лозунг "Бей жидов, спасай Россию"… Хотя, пожалуй, это не столько российское – сколько интернациональное… Во всем мире почему-то считается, что во всём виноваты евреи… Испокон века нас обвиняют во всех смертных грехах и даже в том, что мы Иисуса Христа распяли… Причем, заметьте, – те, кто это делает будут громить в первую очередь…Яков Маген пренебрежительно махнул рукою, словно услышал что-то давно набившее оскомину.– Дебилы есть в любой стране… – равнодушно сказал он и лицо его перекосила презрительная гримаса. – Но знаете, что я отвечаю на этот счет? Если вы так хорошо помните, что Иисуса распяли евреи, то почему забываете, что и сам Иисус был еврей? Ну, а если серьезно… Если серьезно, то евреи потому и добиваются успеха, что им отказано в равенстве… Кстати, это не я придумал, а Макс Нордау… А кроме того, мне частенько вспоминается один анекдот, который был популярен, как теперь любят выражаться "во времена застоя"… Сидят однажды два еврея и один другому жалуется: вот мол, евреев нигде не любят, повсюду притесняют и отовсюду гонят… А второй ему отвечает: "Э-э… Ты не прав… Вспомни! Сначала были фараоны и были рабы-евреи… Где теперь фараоны? Исчезли! А евреи остались! Потом были черносотенцы и евреи… Черносотенцы исчезли, а евреи остались… Потом были нацисты и евреи… Нацисты исчезли, евреи остались… Теперь вот коммунисты и евреи…" – Что ты хочешь этим сказать? – спрашивает первый. – Ничего! – бодро отвечает второй. – Просто евреи уже вышли в финал!.." Так знаете что, я вам скажу, любезный Борис Моисеевич? – глаза у Магена заискрились хитрым лукавством. – Похоже, этот финал мы все таки выиграли…Сосновский коротко усмехнулся.– Не помню, правда, кто сказал… – возразил он, – но мне вспоминается другая фраза… "Евреи народ очень пугливый, – двадцать веков христианской любви сильно расстроили их нервы"…Маген не успел ничего ответить, потому что в этот момент к их столику подошла официантка, и принялась выставлять с подноса сделанный заказ.– Спасибо, красавица, – проникновенно поблагодарил её Маген."А всё-таки до европейского уровня нам ещё далеко", – подумал про себя Сосновский, разглядывая, как девушка выставляет на стол заранее откупоренную бутылку. Маген невозмутимо взял длинную бутылку, посмотрел на этикетку и, видимо удовлетворенный результатом, начал разливать вино в фужеры. Потом он произнес коротенькую молитву-броху и принялся за трапезу. Сосновский, наблюдающий за его манипуляциями, не выдержал и спросил:– Извините Яков Романович, сколько вы лет уже в России?– Пять… Можно уже сказать все шесть, – ответил Маген, не отрываясь от еды. – А почему вы спрашиваете?– Я просто удивляюсь насколько вы свободно здесь себя чувствуете… Вы хорошо здесь освоились…– Честно говоря, в этом нет ничего удивительного, – Маген пожал плечами. – Я родился во Львове, а в Израиле оказался, когда мне уже было семь лет. Так получилось, что я с детства знаю все здешние обычаи, а в то же время я успел уехать из этой страны в том возрасте, когда коммунистическая пропаганда ещё не успела наложить на меня неизгладимый отпечаток. Для меня иудаизм оказался той нишей, в которую я успел вовремя спрятаться от советской идеологии, которую здесь прививали с раннего детства… Поэтому мне, как беспристрастному наблюдателю, даже лучше видно, что здесь действительно что-то меняется… – Маген принялся аккуратно отрезать себе ломтик горячего сыра на широкой тарелке (отрезав, отправив его себе в рот, потом снова вернулся к прерванному разговору). – Дело в том, милейший Борис Моисеевич, что в этой стране сейчас не осталось силы, которая могла бы проводить антисемитскую политику… По крайней мере на уровне государства… На сегодняшний день здесь существует только одна идея – идея создания частной собственности… И те люди, которые сумеют в этой стране развернуть свой крупный бизнес, фактически и будут управлять страной, – от них в конечном итоге и будет зависеть, будут ли здесь еврейские погромы или нет… Вот поэтому-то мы крайне заинтересованы в развитии евреями здесь своего крупного бизнеса… А также в том, чтобы эти бизнесмены активно сотрудничали с новой властью… Кстати, насколько я знаю, вы ведь уже встречались с Бельциным?Маген пристально посмотрел на Сосновского, а Борис Моисеевич, видимо, не ожидавший, что Магену это известно, не донес вилку до рта и принялся сосредоточенно ковырять рыбу у себя в тарелке.– Да, сразу после путча, – ответил негромко. – Помог тогда с изданием его книги…– Маген поднял нож в руке и мелко им потряс им в воздухе, как будто хотел привлечь к этому ножу внимание.– Это хорошо! Это очень полезные контакты… Такие контакты надо поддерживать и расширять… Но! – неожиданно оборвал он сам себя. – Что это мы о работе заговорили? Сегодня всё-таки шабат, а в шабат, как известно, нельзя даже спичку зажечь…И словно позабыл о прежнем разговоре, он с энтузиазмом снова принялся за еду. Сосновский оправившись от удивления, поднял на взгляд и недоверчиво усмехнулся:– Яков Романович, простите, но вы не очень похожи на ортодокса, который в субботу боится щелкнуть выключателем… Ортодоксы, в большинстве своем люди ограниченные, а вы, – не сочтите за лесть, на ограниченного совсем не похожи…Маген отложил в сторону приборы, осторожно взял в руки бокал, посмотрел на трепещущую в нем янтарную жидкость и ответил:– Парадокс моего положения состоит в том, Борис Моисеевич, что я, с одной стороны должен быть терпимым по отношению к другим, а с другой, – опять же в силу своего положения, должен быть образцом соблюдения наших обычаев… Конечно, и в самом в Израиле сейчас вряд ли найдешь еврея, который соблюдает все шестьсот тринадцать заповедей. Скажем, того, кто постоянно следует хотя бы двум дюжинам заповедей, уже можно считать ортодоксом… Но знаете, что я вам скажу? Не буду долго философствовать… Можете не соглашаться, но шабат – это тот краеугольный камень в мировоззрении у евреев, который помогал им выжить в самые трудные времена… Он давал им возможность осознать свою принадлежность к своему народу, почувствовать единение со своей нацией… Согласитесь, для народа, лишенного родины – это немало… А, что касается меня, то для меня это ещё и праздник… День, когда я могу расслабиться, позволить себе немного выпить вина, отдохнуть и не чувствовать при этом угрызений совести… Согласитесь, шабат, это день, который позволяет понять красоту жизни…– У вас прямо почти тост получился… – произнес Сосновский, перестав от удивления орудовать вилкой с ножом у себя в тарелке.– Нет… Это ещё не тост, – благодушно ответил Маген. – А вот тост я хочу поднять тост за вас, Борис Моисеевич…Он поднял бокал и золотистая жидкость в тусклом свете лампы заиграла в тонком хрустале.– Я не буду желать вам удачи, – сказал он, – удачи обычно желают неудачникам, а вы к ним не относитесь. Пожелаю просто успехов… В успехе, как известно, только один процент удачи и девяносто девять – труда и точного расчета…
Несмотря на воскресный день Наташа встала рано. Стивен ещё спал. Аккуратно, чтобы не разбудить мужа, Наташа выбралась из постели и прошла в душевую комнату. Открыв краны и поставив тело под теплые водяные струи, она подняла кверху лицо и замерла, чувствуя, как вода нежно лижет ее лицо, разглаживая на нем последние остатки сна."Странно! – подумала она. – А говорят, что во время беременности появляться сонливость и усталость? Ничего подобного! Во всяком случае она сейчас чувствует себя просто прекрасно!"Ощущение того, что в ней живет маленький человечек – ее ребенок, наполняло ее тело неощущаемой доселе энергией, какой-то особой значимостью и сознанием собственной исключительности."Поздравляю вас, миссис Крамер! – сказал ей ещё две недели назад их лечащий врач Джо Хаггард. – У вас все хорошо… У вас замечательные анализы… Вы и ваш малыш абсолютно здоровы… Нет никаких показаний против родов. И все же… Постарайтесь теперь побольше заботится о себе… Воздух, витамины, положительные эмоции – это нужно не только вам, но и вашему ребенку. А через недели две надо будет ещё раз сделать анализы…""Скажите, а сейчас еще нельзя определить пол ребенка?" – осторожно поинтересовалась она."Нет, миссис Крамер, – старый Джо Хаггарт покачал головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74