https://wodolei.ru/catalog/dushevie_ugly/Am-Pm/
Сбоку по серому фасаду здания тянулась колючая проволока, за которой были видны окна с толстыми решетками. "Капитан Степа", радостно улыбаясь, посмотрел на Буркова и произнес:– Ну вот! Это у нас тюрьма… – и выдержав долгую, томительную паузу, добавил. – Да вы не волнуйтесь… Дворец культуры у нас на противоположной стороне…И невозмутимо махнул рукой на противоположную сторону, где на стене были укреплены несколько камер слежения. Пока участники ансамбля пересекали узкий двор, "капитан Степа" все тем же бесстрастным голосом продолжал:– Вообще-то они соединяются… Тюрьма и клуб… Раньше, – ещё при Сталине, тут проводились конференции по разоблачению "врагов народа"… Арестовывают бывало человека прямо на заседании и по подземному переходу – сразу в камеру! Очень удобно… Нет… Это я, конечно, просто так, без задней мысли, говорю… – при этом капитан снова бросил на Геннадия короткий, хитрый взгляд. – Но на концерте на всякий случай советую не халтурить… Ну вот… Нам сюда…И он толкнул ладонью массивную дверь…Войдя снова в здание, "капитан Степа" повел их по узкой лестнице, вдоль которой по всей высоте шли толстые металлические перила. По всей видимости это было сделано для того, чтобы конвоируемый не пытаться убежать…– А у вас, наверное, здесь ещё и расстреливают? – спросил Геннадий, гулко топая по ступеням.– Да нет… Это вы, ребята, вредных книжек начитались! – жизнерадостно ответил кагэбэшник. – Расстреливали раньше в Матросской тишине, да в Бутырке, а отсюда только на расстрел отвозили… Да вы смелее, смелее… – начал подбадривать он притихших музыкантов. – Я же вас же не на расстрел веду!Наконец, после долгого и тоскливого подъема, они добрались до гримерной, которая больше напоминала кабинет для допросов. Помещение было без окон, а черная кожаная мебель наводила на воспоминания о временах всесильного Лаврентия Берия. Капитан остановился посреди комнаты, окинув ее спокойным взором:– Ну вот, и ваша гримерка… Оставляйте здесь свой реквизит, а я покажу вам какая у нас здесь аппаратура….По узкому коридору с высокими потолками, больше похожему на пенал, они прошли к небольшой сцене, за которой виднелись ряды велюровых кресел. На сцене уже стояла подключенная японская аппаратура и добротная голландская акустика.– Ну вы пока тут разбирайтесь, настраивайтесь, а мы с вашим директором в зале посидим, – непринужденно сказал "капитан Степа" и показал Аркадию на кресла в зале. Они спустились со сцены вниз, а Геннадий, накинув на себя ремень бас-гитары, подошел к Илье, застывшему у синтезатора.– Кучеряво живут товарищи чекисты, – сказал он тихо.– Угу… Не хило, – в тон ответил ему Илья. Он взял на синтезаторе несколько аккордов и по залу потянулся ровный густой звук.– Ну как? Всё нормально? – спросил из зала "капитан Степа". – Заказано всё по списку…– Нормально, нормально! – ответил за всех Игорь Таликов.
Когда через полчаса Игорь снова вышел на эту сцену перед ним был полностью заполненный зал. В форме сидели всего несколько человек, большинство же было в гражданской одежде. Сзади, в последних рядах Игорь заметил даже несколько человек в летних куртках. Конечно, он был не настолько наивен, чтобы ожидать здесь увидеть эдаких монстров в человеческом обличье, – пресловутых властителей человеческих судеб, с угрюмо сжатыми ртами и фанатичным огоньком в глазах, но все же был несколько удивлен, увидев, что сегодняшняя его публика мало чем отличается от обычных слушателей, скажем, где-нибудь в Загорске или Воронеже. Обведя взглядом зал, он сказал в черный набалдашник микрофона:– Я пришел спеть вам те песни, за которые меня вами пугают… – и как обычно начал своё выступление с "России"…После того, как песня закончилась, в зале повисла тонкая тишина. Та напряженная и пронзительная тишина, которая бывает в минуты, когда решается судьба человека. В эти застывшие несколько мгновений Игорю показалось даже, что он слышит, как продолжает дрожать уже умолкнувшая струна гитары. Позади Игоря в немом ожидании замерли музыканты. И вдруг, с шумом низвергающегося водопада зал наполнился аплодисментами – привычным знаком благодарности и признания… А дальше пошло легче – стена отчуждения распалась. Игорь, несколько урезав свой политический репертуар, убрав те песни, которые аудитория несомненно восприняла бы как оскорбление, смог достичь главного – на протяжении всего выступления он не только сохранил незримый контакт с залом, но и заставил этот зал сопереживать! Необычная публика реагировала на песни точно так же, как и любая другая и это открытие поразило его своей неожиданностью и непредсказуемостью. Но больше всего удивило то, что произошло после концерта… После его окончания около сцены столпились недавние слушатели и стали просить у Игоря автографы! Как будто это был не концерт в КГБ, а выступление в каком-нибудь заштатном заводском Дворце культуры. Сначала Игорю подумалось, что это какая-то провокация, – просто кому-то понадобилась его подпись, но потом увидев, что к нему тянуться сразу несколько рук, он стал понимать, что здесь что-то совсем другое… Неуверенно, недоверчиво, боясь испугаться собственного открытия, к нему стало приходить осознание, что это атрибуты его собственной популярности! И как только это мысль окончательно сформировалась, он тут же отбросил её, как будто обжегшись… Нет! Не может быть! Его мозг отказывался верить, что после стольких лет унизительного полунищенского существования, постоянно пробивая лбом стены подлости и бюрократизма, он вдруг, в одночасье стал знаменитым… Так не бывает! Но сердце уже учащенно забилось, словно подтверждая, что все обстоит именно так …Одними из последних после концерта к нему подошли двое. Один из них был в форме майора КГБ и держал у себя подмышкой фуражку с высокой тульей, а второй был одет в обычный штатский костюм, но по хорошо заметной спортивной выправке было ясно, что и в форме он будет чувствовать себя вполне уверенно. Тот, что был с майорскими погонами, сказал:– Игорь, автограф не дадите? – и пошарив по карманам, повернулся к тому, что был в штатском:– Слушай-ка, Андрей Петрович, у тебя записать не на чем?Второй в растерянности захлопал себя по карманам:– Нет! Нету…– Ну и ладно! – майор решительно вытащил из подмышки фуражку, перевернув её и протянул Таликову. – Черканите прямо здесь!Игорь размашисто расписался на внутренней стороне фуражки и отдал ее обратно хозяину. Майор удовлетворенно посмотрел на широкий росчерк, – стилизованный скрипичный ключ, улыбнулся и довольно надел фуражку на голову. В этот момент к ним подошел небольшого роста человек с простым, курносым лицом и редкими русыми волосами на голове, – людей такого типа чаще всего увидишь где-нибудь с среднерусской глубинке, чем в столице, – и обратился к Игорю во множественном лице:– Молодые люди! Подполковник Потапов… А разрешите узнать… Разрешение на исполнение ваших песен, я полагаю, у вас имеется?Тот, что был в штатском страдальчески поморщился и посмотрел на назойливого подполковника, как на юродивого.– Да, ладно, Василич… Отстань от ребят… Ребята нормальные… – сказал он.– А ты не встревай, Андрей Петрович, – со строгостью в голосе ответил подполковник. – Это моё дело!И перевел требовательный взгляд на Таликова. Игорь плотно сжал губы, чувствуя, как внутри начинает подниматься готовый вот-вот лопнуть пузырь раздражения, но тут рядом с ним появился "капитан Степа".– Всё в порядке, товарищ подполковник! – заявил он и торопливо протянул дотошному подполковнику тексты песен с круглой печатью Минкульта. Подполковник недоверчиво взял проштампованные листки и внимательно принялся их разглядывать. Под всеми текстами стояла печать и подпись замминистра.– Всё, как положено, товарищ подполковник! – дурашливо вытянулся перед подполковником, стоящий с Таликовым Геннадий Бурков. – Песни рекомендованы к исполнению, как способствующие патриотическому воспитанию молодежи… Выступление согласовано лично с министром культуры!Подполковник, наконец, понял, что над ним издеваются, покраснел и, сунув листки обратно в руки "капитану Степе", быстро отошел. Майор и тот, что был в штатском, с сочувственно посмотрели ему в след.– Да, вы не обижайтесь, Игорь! Дураки они везде есть… – произнес майор, словно извиняясь за своего коллегу. – Всего вам доброго…– И вам тоже – всего доброго, – угрюмо кивнул Игорь. – Но лучше все же – прощайте…В сопровождении "капитана Степы" он и его музыканты направились за кулисы небольшого зала.
Майором в фуражке с высокой тульей оказался начальник охраны президента России Александр Кожухов.– Ну что, Андрей Петрович? Видишь, какие теперь у нас песни поют? – проводил он долгим взглядом удаляющихся музыкантов. – Кто б мне ещё два года назад сказал, что я буду слушать такие песни, да ещё в этих стенах – никогда б не поверил бы!– Я б, наверное, тоже! – усмехнулся второй.Собеседником Кожухова был командир знаменитого подразделения "Омега", полковник Кормухин. О нем и о его подчиненных в комитете ходили легенды. Негласным лозунгом его группы было: "тихо пришли, тихо взяли и тихо ушли"… С Кожуховым Кормухин был знаком давно, ещё со времен учебы на высших курсах КГБ, с так называемой "лесной школы", расположенной где-то за подмосковным Ясенево. Там они не раз встречались на полигоне девятого управления, где у обоих проходили тренировки по спецдисциплинам. У них было много общего: и рост, и стать. За плечами у обоих был прожженный удушливым солнцем, кровавый Афган… Их связывала та крепкая, проверенная временем мужская дружба, которая может быть только у двух сильных и уверенных в себе людей… Кормухин не прервал своих отношений с Кожуховым во время опалы Бельцина, когда капитан Кожухов был уволен из комитета под надуманным предлогом, и потом, когда он снова был в комитете восстановлен, хотя и отстал от друга на два звания. Они продолжались встречаться семьями и сейчас. Сейчас правда, гораздо реже, чем раньше – за последнее время работы у обоих прибавилось. У Кормухина, потому что резко возросло количество террактов в стране, а у Кожухова из-за того, что теперь он постоянно сопровождал Бельцина в его ближних и дальних поездках…– Да! Мир, кажется, переменился, – сказал Кожухов задумчиво. – Хотя у нас такого дерьма, как этот Потапов ещё тоже полно. А знаешь, что я сейчас подумал? Ведь кому-то очень захочется тебя и твоих ребят использовать… Кстати… В Литве не они поработали? Уж больно там грамотно телецентр брали… Ладно, ладно, можешь не отвечать! – Кожухов заметил, как у товарища недовольно дернулся упрямый узкий рот. – Только ты подумай – сегодня Литва, завтра Душанбе… А дальше что?Спецназовец безучастно пожал пудовыми плечами.– Знаешь, Александр… Я ведь офицер… И, как ты, присягу давал… Приказ есть приказ – его не обсуждают…Кожухов нахмурился, – то ли обидчиво, то ли скептически, и произнес:– Андрей Петрович, только мне-то не надо! Для меня офицерская честь тоже ведь не дырка от бублика… Другое дело, что ею пользуются всякие подлецы или мудаки, типа этого Потапова… Вспомни-ка, как ты двенадцать лет назад со своими ребятами дворец афганского шаха брал… Ты там своих парней положил, да и тебя самого оттуда еле живого вытащили, а ведь кто-то после тебя оттуда драгоценности вывозил… Тебе орден на грудь, а какая-та мразь себе карманы набила… Что? Разве не так?Лицо у Кормухина почерствело, пошло суровыми складками, но голос остался прежним – ровным. Может только веса в нем немного прибавилось:– Саш, мы вроде с тобой не пацаны давно… Зачем ты мне всё это говоришь?– Да просто, Андрей, не хочу, чтобы нас с тобой развели по разные стороны баррикад… Вот и все…– ответил Кожухов.Полковник Кормухин перевел свинцовый взгляд на товарища, – посмотрел на него пристально, оценивающе. После короткой паузы произнес:– Чего-то, майор, тебя куда-то не туда занесло… Давай-ка мы лучше с тобой пойдем пивка попьем…– Ладно… Давай! – согласился Кожухов. – Закрыли тему! Пойдем-ка… У меня ещё пара бутылок из нашего буфета осталось… Только ты, Андрей попомни мои слова… На всякий случай…
Аркадий оказался прав, говоря о том, как важно засветиться на телевидении…После выступления в программе Качалова предложения на гастроли хлынули на Таликова неудержимым потоком. Для Игоря словно открылась дверь, в которую он долго и безрезультатно стучался… Теперь его вместе с его группой буквально стали разрывать на части – писали и звонили со всего Союза, приглашения шли со всех концов, от Прибалтики до Камчатки. Гастроли, интервью, съемки – всё это теперь съедало всё его время без остатка.Конечно, во многом, что он делал ему помогал Аркадий – он взвалил на себя всю организационную работу, и находясь все время в тени, вне сцены, казалось, оставался таким же бодрым и беспечным. Со стороны создавалась видимость, что он устраивает все эти поездки, встречи, интервью легко, шутя, словно жонглируя своими связями и знакомствами… Кроме того, несмотря на то, что их мнения с Игорем иногда не совпадали и на этой почве возникали редкие конфликты, Аркадий обладал удивительной способностью как-то легко найти компромисс и сглаживать острые углы… Игорь чувствовал необходимую ему поддержку и ценил её, потому что, видел, что обрел в Аркадии не только человека, который поддерживает все его начинания, но и друга, а настоящих друзей у него по большому счету, из-за его неуживчивого, бескомпромиссного характера, было немного.И наконец самой большой неожиданностью для Игоря стало его приглашение на передачу "Песня года", которое было своего рода заключительным аккордом в его официальном признании в качестве фаворита сцены. После этого выступления Игоря стали узнавать на улице и иногда подходили, чтобы попросить автограф. Приятное, слегка дурманящее чувство признания, осознание собственной нужности и востребованности слегка пьянило Игоря, давая ему ощущение легкости и наполняя внутренней энергией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
Когда через полчаса Игорь снова вышел на эту сцену перед ним был полностью заполненный зал. В форме сидели всего несколько человек, большинство же было в гражданской одежде. Сзади, в последних рядах Игорь заметил даже несколько человек в летних куртках. Конечно, он был не настолько наивен, чтобы ожидать здесь увидеть эдаких монстров в человеческом обличье, – пресловутых властителей человеческих судеб, с угрюмо сжатыми ртами и фанатичным огоньком в глазах, но все же был несколько удивлен, увидев, что сегодняшняя его публика мало чем отличается от обычных слушателей, скажем, где-нибудь в Загорске или Воронеже. Обведя взглядом зал, он сказал в черный набалдашник микрофона:– Я пришел спеть вам те песни, за которые меня вами пугают… – и как обычно начал своё выступление с "России"…После того, как песня закончилась, в зале повисла тонкая тишина. Та напряженная и пронзительная тишина, которая бывает в минуты, когда решается судьба человека. В эти застывшие несколько мгновений Игорю показалось даже, что он слышит, как продолжает дрожать уже умолкнувшая струна гитары. Позади Игоря в немом ожидании замерли музыканты. И вдруг, с шумом низвергающегося водопада зал наполнился аплодисментами – привычным знаком благодарности и признания… А дальше пошло легче – стена отчуждения распалась. Игорь, несколько урезав свой политический репертуар, убрав те песни, которые аудитория несомненно восприняла бы как оскорбление, смог достичь главного – на протяжении всего выступления он не только сохранил незримый контакт с залом, но и заставил этот зал сопереживать! Необычная публика реагировала на песни точно так же, как и любая другая и это открытие поразило его своей неожиданностью и непредсказуемостью. Но больше всего удивило то, что произошло после концерта… После его окончания около сцены столпились недавние слушатели и стали просить у Игоря автографы! Как будто это был не концерт в КГБ, а выступление в каком-нибудь заштатном заводском Дворце культуры. Сначала Игорю подумалось, что это какая-то провокация, – просто кому-то понадобилась его подпись, но потом увидев, что к нему тянуться сразу несколько рук, он стал понимать, что здесь что-то совсем другое… Неуверенно, недоверчиво, боясь испугаться собственного открытия, к нему стало приходить осознание, что это атрибуты его собственной популярности! И как только это мысль окончательно сформировалась, он тут же отбросил её, как будто обжегшись… Нет! Не может быть! Его мозг отказывался верить, что после стольких лет унизительного полунищенского существования, постоянно пробивая лбом стены подлости и бюрократизма, он вдруг, в одночасье стал знаменитым… Так не бывает! Но сердце уже учащенно забилось, словно подтверждая, что все обстоит именно так …Одними из последних после концерта к нему подошли двое. Один из них был в форме майора КГБ и держал у себя подмышкой фуражку с высокой тульей, а второй был одет в обычный штатский костюм, но по хорошо заметной спортивной выправке было ясно, что и в форме он будет чувствовать себя вполне уверенно. Тот, что был с майорскими погонами, сказал:– Игорь, автограф не дадите? – и пошарив по карманам, повернулся к тому, что был в штатском:– Слушай-ка, Андрей Петрович, у тебя записать не на чем?Второй в растерянности захлопал себя по карманам:– Нет! Нету…– Ну и ладно! – майор решительно вытащил из подмышки фуражку, перевернув её и протянул Таликову. – Черканите прямо здесь!Игорь размашисто расписался на внутренней стороне фуражки и отдал ее обратно хозяину. Майор удовлетворенно посмотрел на широкий росчерк, – стилизованный скрипичный ключ, улыбнулся и довольно надел фуражку на голову. В этот момент к ним подошел небольшого роста человек с простым, курносым лицом и редкими русыми волосами на голове, – людей такого типа чаще всего увидишь где-нибудь с среднерусской глубинке, чем в столице, – и обратился к Игорю во множественном лице:– Молодые люди! Подполковник Потапов… А разрешите узнать… Разрешение на исполнение ваших песен, я полагаю, у вас имеется?Тот, что был в штатском страдальчески поморщился и посмотрел на назойливого подполковника, как на юродивого.– Да, ладно, Василич… Отстань от ребят… Ребята нормальные… – сказал он.– А ты не встревай, Андрей Петрович, – со строгостью в голосе ответил подполковник. – Это моё дело!И перевел требовательный взгляд на Таликова. Игорь плотно сжал губы, чувствуя, как внутри начинает подниматься готовый вот-вот лопнуть пузырь раздражения, но тут рядом с ним появился "капитан Степа".– Всё в порядке, товарищ подполковник! – заявил он и торопливо протянул дотошному подполковнику тексты песен с круглой печатью Минкульта. Подполковник недоверчиво взял проштампованные листки и внимательно принялся их разглядывать. Под всеми текстами стояла печать и подпись замминистра.– Всё, как положено, товарищ подполковник! – дурашливо вытянулся перед подполковником, стоящий с Таликовым Геннадий Бурков. – Песни рекомендованы к исполнению, как способствующие патриотическому воспитанию молодежи… Выступление согласовано лично с министром культуры!Подполковник, наконец, понял, что над ним издеваются, покраснел и, сунув листки обратно в руки "капитану Степе", быстро отошел. Майор и тот, что был в штатском, с сочувственно посмотрели ему в след.– Да, вы не обижайтесь, Игорь! Дураки они везде есть… – произнес майор, словно извиняясь за своего коллегу. – Всего вам доброго…– И вам тоже – всего доброго, – угрюмо кивнул Игорь. – Но лучше все же – прощайте…В сопровождении "капитана Степы" он и его музыканты направились за кулисы небольшого зала.
Майором в фуражке с высокой тульей оказался начальник охраны президента России Александр Кожухов.– Ну что, Андрей Петрович? Видишь, какие теперь у нас песни поют? – проводил он долгим взглядом удаляющихся музыкантов. – Кто б мне ещё два года назад сказал, что я буду слушать такие песни, да ещё в этих стенах – никогда б не поверил бы!– Я б, наверное, тоже! – усмехнулся второй.Собеседником Кожухова был командир знаменитого подразделения "Омега", полковник Кормухин. О нем и о его подчиненных в комитете ходили легенды. Негласным лозунгом его группы было: "тихо пришли, тихо взяли и тихо ушли"… С Кожуховым Кормухин был знаком давно, ещё со времен учебы на высших курсах КГБ, с так называемой "лесной школы", расположенной где-то за подмосковным Ясенево. Там они не раз встречались на полигоне девятого управления, где у обоих проходили тренировки по спецдисциплинам. У них было много общего: и рост, и стать. За плечами у обоих был прожженный удушливым солнцем, кровавый Афган… Их связывала та крепкая, проверенная временем мужская дружба, которая может быть только у двух сильных и уверенных в себе людей… Кормухин не прервал своих отношений с Кожуховым во время опалы Бельцина, когда капитан Кожухов был уволен из комитета под надуманным предлогом, и потом, когда он снова был в комитете восстановлен, хотя и отстал от друга на два звания. Они продолжались встречаться семьями и сейчас. Сейчас правда, гораздо реже, чем раньше – за последнее время работы у обоих прибавилось. У Кормухина, потому что резко возросло количество террактов в стране, а у Кожухова из-за того, что теперь он постоянно сопровождал Бельцина в его ближних и дальних поездках…– Да! Мир, кажется, переменился, – сказал Кожухов задумчиво. – Хотя у нас такого дерьма, как этот Потапов ещё тоже полно. А знаешь, что я сейчас подумал? Ведь кому-то очень захочется тебя и твоих ребят использовать… Кстати… В Литве не они поработали? Уж больно там грамотно телецентр брали… Ладно, ладно, можешь не отвечать! – Кожухов заметил, как у товарища недовольно дернулся упрямый узкий рот. – Только ты подумай – сегодня Литва, завтра Душанбе… А дальше что?Спецназовец безучастно пожал пудовыми плечами.– Знаешь, Александр… Я ведь офицер… И, как ты, присягу давал… Приказ есть приказ – его не обсуждают…Кожухов нахмурился, – то ли обидчиво, то ли скептически, и произнес:– Андрей Петрович, только мне-то не надо! Для меня офицерская честь тоже ведь не дырка от бублика… Другое дело, что ею пользуются всякие подлецы или мудаки, типа этого Потапова… Вспомни-ка, как ты двенадцать лет назад со своими ребятами дворец афганского шаха брал… Ты там своих парней положил, да и тебя самого оттуда еле живого вытащили, а ведь кто-то после тебя оттуда драгоценности вывозил… Тебе орден на грудь, а какая-та мразь себе карманы набила… Что? Разве не так?Лицо у Кормухина почерствело, пошло суровыми складками, но голос остался прежним – ровным. Может только веса в нем немного прибавилось:– Саш, мы вроде с тобой не пацаны давно… Зачем ты мне всё это говоришь?– Да просто, Андрей, не хочу, чтобы нас с тобой развели по разные стороны баррикад… Вот и все…– ответил Кожухов.Полковник Кормухин перевел свинцовый взгляд на товарища, – посмотрел на него пристально, оценивающе. После короткой паузы произнес:– Чего-то, майор, тебя куда-то не туда занесло… Давай-ка мы лучше с тобой пойдем пивка попьем…– Ладно… Давай! – согласился Кожухов. – Закрыли тему! Пойдем-ка… У меня ещё пара бутылок из нашего буфета осталось… Только ты, Андрей попомни мои слова… На всякий случай…
Аркадий оказался прав, говоря о том, как важно засветиться на телевидении…После выступления в программе Качалова предложения на гастроли хлынули на Таликова неудержимым потоком. Для Игоря словно открылась дверь, в которую он долго и безрезультатно стучался… Теперь его вместе с его группой буквально стали разрывать на части – писали и звонили со всего Союза, приглашения шли со всех концов, от Прибалтики до Камчатки. Гастроли, интервью, съемки – всё это теперь съедало всё его время без остатка.Конечно, во многом, что он делал ему помогал Аркадий – он взвалил на себя всю организационную работу, и находясь все время в тени, вне сцены, казалось, оставался таким же бодрым и беспечным. Со стороны создавалась видимость, что он устраивает все эти поездки, встречи, интервью легко, шутя, словно жонглируя своими связями и знакомствами… Кроме того, несмотря на то, что их мнения с Игорем иногда не совпадали и на этой почве возникали редкие конфликты, Аркадий обладал удивительной способностью как-то легко найти компромисс и сглаживать острые углы… Игорь чувствовал необходимую ему поддержку и ценил её, потому что, видел, что обрел в Аркадии не только человека, который поддерживает все его начинания, но и друга, а настоящих друзей у него по большому счету, из-за его неуживчивого, бескомпромиссного характера, было немного.И наконец самой большой неожиданностью для Игоря стало его приглашение на передачу "Песня года", которое было своего рода заключительным аккордом в его официальном признании в качестве фаворита сцены. После этого выступления Игоря стали узнавать на улице и иногда подходили, чтобы попросить автограф. Приятное, слегка дурманящее чувство признания, осознание собственной нужности и востребованности слегка пьянило Игоря, давая ему ощущение легкости и наполняя внутренней энергией.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74