Обнаружить-то он обнаружил, но от этого не легче. Ведь именно абсурдность, нелепость ситуации выводит Зеленского из-под удара. Скажите, какой суд поверит в то, что Тугрик собственными руками обеспечивал следствию прямые доказательства против себя? То-то и оно. Очень хитроумно придумано. Далее, почему и блондинка, и инвалид так демонстративно выставляются для всеобщего обозрения в то время, как другие члены банды тщательно скрывают свои лица? Поначалу это их поведение навело меня на мысль, что и блондинку, и инвалида играет один и тот же человек, то ли бывший актер, то ли действующий. Сейчас же, в свете показаний капитана Барсукова и официанта Северного, пришлось расстаться с этой красивой версией. Тогда почему режиссеры так себя ведут? И почему при каждом новом знакомстве блондинка каждый раз называет новое имя? То она Сирена Игоревна, то Людмила Борисовна, то Елена Николаевна, а сейчас вот - Ирина Петровна. Похоже, она стремится ещё больше все запутать. Кроме того, я все больше склоняюсь к тому, что сперма, обнаруженная у ребят, - ещё одна попытка повести нас по ложному следу. Эксперт считает, что никакого изнасилования не было. Правда, учитывая гнилостные изменения, с полной уверенностью он это сказать не может. Допустим, что снимались не порнографические фильмы. Это лишь очередной ложный ход наших противников, чтобы завести следствие в тупик. Да, но тогда вообще теряется всякий смысл в действиях наших оппонентов. Для чего столько трупов? Ради какой такой цели? Глухо, как в танке. И все же что-то во всем этом есть, но что, что?
Такое впечатление, что у меня до того раскалились мозги, что напрочь отказывают в помощи и поддержке. Надо хоть немного отдохнуть, отвлечься.
Позвонил Рокотов, спросил:
- Ты свободен?
- Относительно, Володя. В этом мире все относительно, мой друг.
- Ясно. Сейчас подъеду.
Через двадцать минут он появился в моем кабинете. Решительный. Целеустремленный. В отличном настроении. Протянул для приветствия руку.
- Здравствуй, Сережа!
Я демонстративно спрятал руки за спину.
- Привет, Вова! Извини, что не подаю руки. У тебя столь решительный вид, что подозреваю ты пришел заниматься членовредительством и сделать из меня инвалида.
- Все прикалываешься? - проворчал Рокотов, садясь. - Генерал, а ведешь себя, как какой-нибудь ефрейтор.
- Все зависит от амбиций, Володя. Порой, ефрейторы куда страшнее генералов. Вспомни, что сотворил с миром бесноватый ефрейтор.
- Это точно, - согласился Рокотов.
- У меня создалось впечатление, что тебе не терпиться мне поведать что-то совершенно замечательное. Угадал?
- Угадал.
И Рокотов рассказал о том, что удалось раздобыть Малышу на оптовой базе "Южная". После его рассказа я сказал:
- Молодцы твои парни. Это уже кое-что. И что собираешься делать?
- Вот, пришел посоветоваться.
- И правильино сделал. Сколько же стоит КамАЗ "паленой" водки?
- Сумасшедшие деньги. Но я думаю, что это не первый и не последний КамАЗ. У них это дело поставлено на широкую ногу.
- Считаешь, что за этим стоит Завьялов?
- Уверен.
- Но этот след может быть также далек от нашего дела, как Земля от созвездия Скорпиона. Что может связывать владельца какой-то оптовой базы со съемками фильма?
- В нашем положении выбирать не приходится.
- Тоже верно, - согласился я. - Однако трогать пока базу рано - можем все дело на корню загубить. Надо осторожно, но основательно пощупать за жабры этого коммерсанта, узнать о нем по возможности все от дней настоящих до тех, когда он ещё под стол пешком ходил. Хотя, честно признаюсь, надежды на то, что это как-то поможет нам в раскрытии наших убийств у меня нет.
- Хорошо бы поставить его телефон на прослушивание.
- Это само-собой. Попробую взять у прокурора санкцию.
- А что сам не можешь? Ты же заместитель.
- Это, Володя, как в том анекдоте: "отец может, но бык лучше". Я пока выполняю функции следователя и не хочу их смешивать с прокурорскими, чтобы потом тот же козел Завьялов не обвинил меня в предвзятости. А что с Шиловым собираешься делать? По существу, он выполнил задание.
- Решили пока оставить, чтобы не вызвать не нужных подозрений.
- Как это - "решили"? Ты что, сам уже ничего не можешь, по каждому вопросу назначаешь плебисцит?
- Какой ты, Сережа, догадливый, - усмехнулся Рокотов.
- Давно записался в демократы?
- Я им родился.
- Что-то раньше я этого за тобой не замечал, а то давно бы сделал определенные оргвыводы. И что же вы ещё там "решили"?
- Беркутов предложил Шилову поближе познакомиться с Захарьяном и по возможности подружиться.
- Как вы намерены это сделать?
- Этот авантюрист предлагает для этого устроить "маленький мордобой".
- Ему, похоже, мало недавнего. Врочем, это ваши дела. Для меня важны результаты. В любом случае, Захарьян должен в конце-концов вывести нас на того, кто заказывал всю эту "музыку". Именно с ним я связываю надежды. Не знаю, сможет ли Малыш с ним подружиться, но только вы должны не спускать с него глаз.
- Его "ведут" опытные ребята.
Ночью, когда я уже лежал в постели и медленно погружался в сон, меня вдруг посетила свежая и весьма оригинальная мысль. Я даже вскочил от возбуждения.
- Что с тобой, Сережа? - спросила Светлана встревожено.
- Понимаешь, Света, мою бестолковку посетила счастливая мысль. А это для меня всегда праздник.
- Дурачок! - рассмеялась она. - И что же ты надумал, если не секрет?
- Я кажется близок к тому, чтобы ответить на все вопросы, мучившие меня последние дни.
- Я знала, что ты у меня самый умный.
Я снова лег и, убаюканный словами жены, тут же уснул.
Часть третья: Несостоявшийся гений.
Глава первая: Барков. Удар судьбы.
В зоопарке Наташа вела себя, как маленькая девочка, бегала от вольера к вольеру, от клетки к клетке, показывала на зверей пальцем, кричала: "Смотри! Смотри!", и громко смеялась. Немногочисленные посетители недоуменно оглядывались на красивую молодую женщину с огромным животом, пожимали плечами, удивляясь её странному поведению. Я, наблюдая за Наташей, от души посмеялся. Забылся страшный сон, ночные страхи. Мне было хорошо здесь. Впервые почувствовал необыкновенную легкость, покой, умиротворение. Верилось, что впереди будет все хорошо. Обязательно будет.
Но в машине, когда мы возвращались из зоопарка Наташе стало плохо, стала жаловаться на боли в животе, лицо побледнело, заострилось. Я предложил ехать в роддом, но она в страхе воскликнула:
- Нет, нет! Не надо! Это пройдет. У меня уже так было.
Дома она сразу же легла в кровать, укрылась с головой одеялом и на какое-то время затихла, как мне показалось, уснула. Но вскоре ей стало хуже. Она сбросила с себя одеяло, обхватила руками низ живота, принялась кататься по кровати и надсадно, жутко кричать:
- Ой, мамочка! Ой, не могу! Умираю!
Я страшно перепугался, позвонил в скорую.
- Алло, слушаю вас! - раздался бесстрастный женский голос.
И я поразился этой бесстрастности.
- Срочно приезжайте! Женщине плохо! - прокричал я.
- Что случилось?
- Не знаю. Возможно схватки. Но что-то ненормально. Такое впечатление, что она умирает.
- Ваш адрес? - Голос все также был бесстрастен, даже монотонен.
Я назвал адрес.
- Хорошо. Ждите. - И я услышал короткие гудки.
Пока ждал скорой помощи Наташе становилось все хуже и хуже. Она уже не кричала, а как-то совершенно жутко выла, будто раненый умирающий зверь, на лбу выступил крупный бисер пота.
- Господи! Как больно! Сделай что-нибудь! - обратилась она ко мне.
Я метался по комнате и не знал, что предпринять, чтобы хоть как-то облегчить её страдания. Сбегал на кухню принес стакан воды. Она с жадностью её выпила. Сказала чуть слышно, но твердо:
- Я умру.
- Ну что ты такое говоришь, Наташа! Все будет хорошо. Обязательно будет хорошо!
- Нет, я умру, - с непонятной убежденности, как давно для себя решенное, проговорила она. - Ты сообщи моим родителям и попроси у них за меня прощение.
- Прекрати! Сейчас же прекрати! - закричал я. Но она уже меня не слышала. Боль вновь набросилась на неё и принялась терзать, заглушая сознание. Наташа стала кричать и кататься по кровати. И тут я увидел на простыне кровь. И мне стало по настоящему страшно.
Наконец приехала скорая помощь. Наташу положили на носилки и унесли. Я вышел за врачами, сел в "Вольво" и поехал за машиной скорой помощи.
Я в полном оцепенении сидел в старом обшарпанном кресле в холле роддома, уставившись в одну точку. Я не знал, сколько прошло времени с того момента, как доставили Наташу. Во мне будто все омертвело. Оставалось лишь осознание того, что вот-вот произойдет что-то страшное, жуткое и это что-то напрочь перечеркнет все мои надежды, желания, всю мою жизнь. Это рок, удар судьбы. И я не могу и, главное, не хочу этому сопротивляться. Как холодно! Почему в больницах всегда такой сумасшедший холод? Наверное потому, что здесь слишком много отрицательной энергии. Наверное. Господи! о чем я думаю?! А о чем ещё думать? Глупо все устроено на этом свете. Невероятно глупо и совершенно бессмысленно. Сейчас бы выпить что-нибудь, согреться. Каким-то шестым чувством понял, что страшная минута стремительно приближается.
Открылась дверь напротив и из неё вышел высокий молодой мужчина в белом халате. Он направился ко мне. По его лицу я все понял. Нет!!! Это не может, не должно быть!!
- Весьма сожалею, - печальным голосом проговорил врач, разведя руками. - Мы были бессильны.
- Нет!! - прокричал я, вскакивая. - Кто?! Ребенок?!
- Ребенок уже был мертв. К сожалению, нам не удалось спасти и мать. У неё отрицательный резус фактор. К тому же вторая беременность.
- Как вторая? - опешил я.
- А вы этого не знали?! - удивился врач. - Первая также была неудачной, закончилась выкидышем на седьмом месяце. Ей ни в коем случае нельзя было иметь ребенка. Примите мое искреннее соболезнование.
Было такое ощущение, будто меня всего вытряхнули. Внутри остался лишь жуткий, колючий холод. Как же жить после этого?! И чем жить?! Я медленно опустился в кресло и заплакал.
Врач пошарил в кармане халата, достал какую-то маленькую таблетку, протянул мне.
- Возьмите. Это вам поможет.
- Не нужно. - Я отвел его руку.
- Извините! - проговорил врач и скрылся за дверью.
А я продолжал плакать. Даже не помню, когда плакал в последний раз. Такое впечатление, что такого со мной никогда прежде не было. Но слезы не приносили облегчения, нет. Они лишь усиливали гнетущую боль внутри и увеличивали холодную пустоту. Во мне была не просто пустота, а Торричеллиева пустота, вакуум. Я понимал, что должен встать и как можно быстрее покинуть этот холодный склеп, но был не в состоянии даже пошевелиться. Жалко ли мне было Наташу, ребенка? Нет, жалости не было. Наоборот, я испытывал к ней ненависть. Именно с ней я связывал все свои надежды. Мне нужна была красивая здоровая самка, способная родить красивого и здорового звереныша. А она меня обманула, скрыла то, что я только-что узнал от врача. С её смертью рухнули все надежды. Значит я не закончу свой фильм и никогда не избавлюсь от болезни. Ко мне до конца моих дней каждую ночь будет приходить ненавистный Туманов, смеяться надо мной и называть бездарем. Нет, я этого не вынесу! Почему?! За что мне такое испытание?! Это все Зверь! Это он мстит мне за то, что хотел рассказать о нем правду. Будь ты трижды проклят Зверь и все твое звериное племя! Впрочем, что это я. Ведь своим фильмом я как раз служил Зверю, хотел рассказать людям о бессмысленности ему сопротивляться. Но если это не Зверь, то кто меня так жестоко наказывает? Бог?! Ха-ха-ха! Не смешите меня! Его давно свиньи слопали, хрюкая и повизгивая от удовольствия. Есть один лишь Зверь, алчный, свирепый, ненасытный. Он устанавливает миропорядок и ревностно следит за его исполнением. Так за что же ты меня наказываешь, Зверь? Где, когда и в чем я допустил ошибку?
Я кажется начал говорить вслух. Ко мне подошла обеспокоенная медсестра, спросила с сочувствием:
- Вам нужна помощь?
- Нет-нет, спасибо! - ответил я, вставая. Ноги от долгого сидения настолько онемели, что едва не упал.
- Осторожно! - Медсестра подхватила меня под руку.
- Спасибо! Я сам, - ответил я, отстранив её, и направился к выходу.
На улице уже были сиреневые сумерки. По улицам бежали длинные вереницы машин. На тротуарах бестолково толкались многочисленные прохожие. Все выглядело нелепо, пошло, смешно. Я закурил, сел в "Вольво" и отправился домой.
Ночью меня вновь мучил страшный сон. Будто медленно брел по серой, унылой и безликой земле. Надо мной висело тяжелое серое небо. А перед глазами нескончаемым потоком тянулись серые, серые, серые лица. Это даже скорее были не лица, а какая-от серая однородная масса, тянувшаяся до бесконечности. И тут прозвучал ненавистный насмешливый голос:
- Унылая картина! Бездарность, бездарность, бездарность! Все с неё начинается и ею заканчивается. Бездари - их тьмы, и тьмы, и тьмы. Они проклятье небес, посланное за грехи наши. Они пожирают будущее, создавая мнимые ценности и придумывая ложные символы. Но нет ничего страшнее воинствующего бездаря, возомнившего себя мастером. И имя этому бездарю Барков!
- Нет!! - вскричал я в бешенстве. - Ты врешь, негодяй! Это ты бездарь, ничтожнейший режиссеришко! И я это тебе докажу! Обязательно докажу!
- Ха-ха-ха! - во всю потешался надо мной Туманов. - Хвастун! Ты только и можешь что хвастаться. Слова, слова, слова. Ха-ха-ха! Докажет он, видите ли! Ты даже фильм не можешь закончить. Сирый, убогий, жалкий бездарь!
"Господи! Когда же кончаться эти издевательства?!", - подумал я во сне и проснулся.
В окно уже заглядывал рассвет. Было удивительно тихо. Такое впечатление, будто в мире разом вымерли все звуки. И только в углу спальни ощущалось какое-то движение, либо дыхание. Там кто-то был. Я осторожно скосил глаза и увидел кого-то черного, безликого, сидящим в кресле.
- Ты кто? - шопотом спросил я и почувствовал как по спине пробежали мурашки страха.
- Я тот, кто тебе нужен, - ровным голосом ответил ночной гость.
- Зверь?
- Пусть будет так. Называй меня Зверем.
- Зачем ты пришел?
- Чтобы тебе помочь.
- В чем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38