Возникла она в начале девяностых и объединяла почти всех воров Заельцовского района, была поначалу что-то вроде прежней воровской малины. Но вскоре, благодаря изворотливому уму и энергии Бублика группировка взяла под контроль почти весь преступный бизнес в районе. Ладил Степаненко и с главарями других группировок, был у них даже кем-то вроде идеолога. На совещаниях сидел по правую руку от самого Коли Яценко по кличке Хват, вора в законе и большого авторитета. В группировке Степаненко милиция имела своего человека Юрия Кузовкина по кличке Тузик, регулярно поставлвшего иформацию о готовящихся, либо уже состоявшихся преступлениях. Информация была так себе и часто не подтверждалась. Тузик был неавторитетным вором, шестеркой и ему мало доверяли. В милиции он значился как Туземец. Странная кличка агента. Тузик был таким же туземцем, как, к примеру, абориген острова Новой Гвинеи членом палаты лордов. Четыре года назад Кузовкина взяли на мелкой квартирной краженке, но, учитывая, что он уже имел две судимости за кражи, светило ему по меньшей мере года четыре, никак не меньше. Тузик же недавно переболел двухсторонним воспалением легких и понимал, что попасть в лагерь с его слабыми легкими, верная смерть. Потому очень охотно согласился работать на милицию.
Сейчас Вадим на конспиративной квартире ждал прихода Кузовкина. Прежде он с ним никогда не встречался. С Туземцем работали оперативники Заельцовского РУВД. Сидельников посмотрел на часы. Полчаса четвертого. Агент опаздывал на полчаса. Не случилось ли с ним чего. И в это время в дверь раздался условный стук.
Кузовкин оказался высоким худосочным мужиком с худым нервным лицом. Кличка Тузик ему удивительно шла. Неряшливый, лохматый, обросший недельной щетиной, он очень походил на бездомного беспородного дворнягу. Впрочем, кличка Туземец ему тоже шла.
— Привет, начальник! — пробасил он, ощерив темные, никогда не видевшие зубной щетки зубы. — Я тут того, этого… Проспал чуток. Извини. Вчера Бугай подмешал мне в пиво какой-то дряни. Ну я и того, этого… всю ночь почту гонял.
Вадим поздоровался, представился и попросил Туземца рассказать о причинах убийства Бублика, что говорят об этом в группировке.
— Что говорят? — Кузовкин энергично почесал затылок. И этим ещё больше стал походить на Тузика. Так дворняга пытается нескрести надоедливых блох. — Дак того, этого… Разное говорят, начальник.
— Мог его убить кто-то из своих?
— Исключено, начальник, — категорически ответил Кузовкин. — Папа был авторитетом, его все любили.
— Тогда может быть кто-то из других группировок?
— Нет, — замотал головой Тузик. — Он со всеми был в корешах. Братва говорит, что это дело рук залетных.
— А что за причина?
Кузовкин, прежде чем ответить, вновь долго чесал затылок.
— Точно не знаю, но говорят, что Бублик обещал навести большой шухер.
— В каком смысле?
— В смысле устроить кое-кому подлянку.
— Это касалось кого-то из местных?
— Вот чего не знаю, начальник, того не знаю, — развел руками Кузовкин. — У тебя бутылки пивка случайно нет?
— Случайно нет. А кто знает?
— Дак того, этого… Те, кто знает, мне не докладали, начальник, — вновь ощерился Кузовкин. — А чая у тебя нет? А то голова, что качан, ни хрена не соображает.
— Нет. А другие паханы могут знать?
— Наверное, — пожал плечами Тузик. — Говорят, что Бублик на сходняке авторитетов заявлял устроить кипеш.
— Когда это было?
— Недели две назад.
— Что тебе ещё известно об этом?
— Больше ничего, начальник.
— Хорошо. Можешь идти.
Кузовкин медленно встал и, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, просительно проговорил:
— Мне бы аванес, начальник. А то меня вчера Бугай всего обшмонал. Здоровый падла. Издевается.
— Сколько?
— Дак того, этого… Мне бы сотнягу.
Вадим достал сотенную купюру, протянул Кузовкину.
— Вот, возьми.
— Порядок, начальник! — сразу повеселел Кузовкин. Молниеносно выхватил сотенную и спрятал в карман. Острый кадык на его тонкой жилистой шее пару раз дернулся в предвкушении похмелья. — Покедова! — Он пулей вылетел из квартиры.
После ухода Кузовкина Сидельников долго размышлял над полученной от него информацией. Несмотря на её скудность, было ясно, что Степаненко обладал какой-то серьезной информацией и намеревался либо использовать её в своих целях, либо обнародовать. Знает ли кто, что это была за информация? Если кто и знает, то это может быть лишь Хват. Ведь недаром на сходках Бублик сидел по правую от него сторону.
Сидельников решил встретиться с Геной Яценко и обо всем перетолковать. Почему Гена, а не Геннадий? Вадим не знает, что у него там в метриках, а в паспорте собственными глазами видел, так и записано: «Гена Иванович Яценко». Кроме шуток. То ли родители Яценко были большими чудаками, то ли он сам к шестнадцати годам стал таким оригиналом, что пожелал до конца дней своих оставаться Геной, но факт есть факт.
Люди, далекие от юриспруденции вообще и от работы милиции в частности, считают, что арестовать главаря преступной группировки проще паренной репы. Еще и возмущаются: «Продались менты авторитетам! Как есть продались, Ведь знают же всех главарей наперечет. Тогда почему медлят, почему не арестовывают? А потому, что продались!» Сидельников же по собственному опыту знает — насколько это трудно сделать. Знать — одно, а доказать вину — совсем даже другое. Во-первых, братва ни при каком раскладе не сдаст своего пахана, не даст против него показаний. Во-вторых, если оперативникам и удастся собрать на него достаточные доказательства, то его «сынки» выставят целую армию подставных свидетелей, которые с пеной у рта будут утверждать, что обвиняемый не мог находится на месте преступления, так как в это время был на годовщине свадьбы троюродного племянника. Недавно Верхъовный суд Италии оправдал всех главарей «Коза Ностра». По мнению нашего воинствующего обывателя — члены суда поголовно куплены мафией. Но причина более чем тривиальна — у суда не хватило доказательств, а те, что были, уничтожены полчищами лжесвидетелей. Вадим с ребятами пробовал прищучить того же Яценко, но эта попытка кончилась полным провалом. Хват имеет в городе пятикомнатную квартиру в двух уровнях, за городом — «пятизвездочный» коттедж со всеми удобствами, разъезжает на шестисотом «мерседессе». Все это, как он утверждает, куплено им на доходы вполне легальной фирмы «Ксения», занимающейся поставкой бижутерии. Яценко и налоги платит исправно в установленный срок. Нет, такого голыми руками не возьмешь.
Зная, что Хват днем обычно находится в офисе фирмы, откуда и руководит своим преступным сообществом, Сидельников позвонил его референту, назвал свою фамилию и попросил к телефону Яценко.
— Гена Иванович в курсе вашего звонка? — спросила референт довольно мелодичным голосом.
— В каком смысле? — не понял Вадим.
— Он знает, что вы должны ему позвонить?
— Нет, но… — начал в замешательстве Сидельников, но референт его перебила:
— В таком случае, очень сожалею, но Гена Иванович занят. Вы оставьте свои данные, я вам обязательно позвоню, как только он освободится.
Подобного развитя события Сидельников явно не ожидал. Вот так вот, скоро к воровскому авторитету надо будет записываться за неделю на прием. Разозлися.
— Вот что, дамочка, — раздраженно проговорил, — Если вы считаете, что у меня много свободного времени, то очень ошибаетесь! Скажите своему боссу, что с ним хочет переговорить майор милиции Сидельников из управления уголовного розыска. Как поняли?
— Извините! Одну минутку, — пробормотала референт, а ещё через несколько минут Вадим услышал недовольный голос её шефа:
— Яценко слушает.
— Здравствуйте, Гена Иванович! Вас беспокоит Сидельников.
— Юрка! Корефан! Когда приехал! — радостно взревел Яценко, да так, что Вадим был вынужден отстранить трубку от уха. — А что у тебя с голосом?
— Никакой я вам не корефан, Гена Иванович, а майор милиции Сидельников.
— Ах, это вы, — сконфузился авторитет. — Извините! Вадим Андреевич, кажется?
— Он самый.
— Здравствуйте, Вадим Андреевич! Неужто вы опять по мою душу? Хотите взять меня за эти… за жабры? Но только заранее предупреждаю — не получится. Теперь тем более не получится.
— Нет, я совсем по другому вопросу. Мне необходимо с вами переговорить.
— А о чем будет разговор? Или это секрет?
— Да нет, никакого секрета нет. Я по поводу убийства Степаненко.
— Что ж, в таком случае, приезжайте. Жду, — сухо и лаконично прогворил Хват и положил трубку.
Сидельников не виделся с Яценко пять лет, и, надо сказать, они не прошли для того даром. Как же он за эти годы раздобрел, стал гладким и ухолженным. Одет с иголочки в добротный твидовый пиджак, белоснежную сорочку с ярким модным галстуком. На безымянном пальце правой руки массивная золотая печатка, а на лице столько самодовольства, что его с лихвой бы хватило всем операм страны. Кроме шуток. А ведь этому Хвату уже ничего в жизни не надо, он достиг всего, чего желал. И Вадим почувствал, как в груди возбуждается черная энергия, закипает такая лютая злоба на всех этих Хватов, Сватов, Белых, Серых, Слонов и Носорогов, ставших вдруг хозивами жизни. Как же такое могло случиться, что эти козлы жируют, а учительница падает на уроке в голодный обморок? Кто довел страну и людей до такого состояния? Может быть и его хандра и апатия вовсе не из-за Светланы, а от бессилия что-либо изменить, как-то повлиять на ситуацию. Действительно, все их усилия напоминают мартышкин труд — они трудятся в поте лица, а этих паразитов становится все больше и больше.
Вадим с трудом взял себя в руки, нарисовал на лице добродушие, прошел к столу, протянул руку авторитету.
— Здравствуйте, Гена Иванович! И вы здорово изменились с момента нашей последней встречи.
— Здравствуйте, Вадим Андреевич! — Яценко привстал, пожал Сидельникову руку. Снова сел, откинулся на спинку кресла и, ослепительно улыбаясь, заранее приготовившись на комплимент, спросил: — Ну и как я вам?
— Сильно потолстели, — ответил Вадим, улыбаясь в ответ.
Лицо Хвата разом как-то потускнело.
— Да-да, вы правы. Расчебучило меня малость, — проговорил он обиженно. — Так что же вас интересует, Вадим Андреевич?
— Что вам известно об убийстве Бублика?
— Это не ко мне. Это к нему. — Хват воздел указательный палец, указав на потолок. — К Нему обращайтесь. Ему все известно. А мы… Мы сами теряемся в догадках. Кому это не угодил Юра Бублик? Он был таким душкой, со всеми умел ладить.
— Говорят, что он обладал какой-то очень ценной информацией?
— Кто говорит? — настороженно зыркнул на Сидельникова Яценко. Полное лицо его напряглось, стало злым, отстраненным.
— Многие. Я потом вам представлю развернутый список, Гена Иванович.
Яценко громко рассмеялся. Шутка Сидельникова ему понравилась. Лицо его смягчилось, подобрело, столо доверительным.
— Список это хорошо. — Просмеявшись, серьезно сказал: — Он, Бублик, был шибко большим патриотом. Помню, как он однажды сказал: «Ну и что, что я вор в законе. Это вовсе не мешает мне любить свою Родину. Я за неё кому угодно пасть порву».
— А при чем тут его патриотизм? — недоуменно спросил Сидельников.
— В нем-то как раз все и дело. Осенью прошлого года человек Бублика, специалист по гостиничным номерам, обшмонал в «Сибири» номер какого-то крутого и вместе с вещами забрал видеокассету — думал парнуха. А дома включил, а там тягомотина какая-то. Так у него эта кассета и валялась дома. А месяца полтора к нему в гости пришел Бублик. Выпили. Парень решил показать ему новый американский супербоевик, да перепутал кассеты и включил ту самую. Хотел заменить, а Бублик, как заорет: «Не трожь!» и к экрану будто прилип. Не досмотрев, забрал кассету и ушел. А после этого в него будто бес вселился, стал кричать, что в Москве все козлы, суки пархатые, что они давно предали Россию и распродают с молотка, что надо всем патриотам объединяться и спасать страну. Ну вот и, похоже, довыступался. — Хват печально вздохнул.
— А вы сами выдели эту кассету?
— Нет, Юра никому её не показывал. То ли боялся, то ли ещё чего.
— А о её содержании говорил?
— Нет. Лишь общие слова о предательстве и прочем.
— А что там и кто был снят?
— Тоже не говорил.
— А кто тот парень?
— Какой парень? — не понял Яценко.
— Тот, кто украл кассету?
— Ах, этот… Как же его? Мне Бублик называл его кликуху, но я запамятовал. Помню, что смешная какая-то… Постойте, кажется Бумбараш. Точно. Бумбараш.
Сидельников распрощался и покинул кабинет авторитета, намереваясь сегодня встретиться и поговорить в этим самым Бумбарашем. Тот наверняка видел хоть часть кассеты и сможет сказать, кто на ней изображен.
По милицейской картотеке он узнал, что вором по кличке «Бумбараш» был двадцатипятилетний Сергей Дежнев. Установив его адрес, Вадим отправился к нему домой. Проживал он вместе с матерью в так называемой Ельцовке, некогда рассаднике преступности. С трудом отыскал полуразвалившуюся деревянную лачугу Денжневых, по всему, доживавшую свою жалкую жизнь. На небольшой островок убогих домишек мощным фронтом наступали двух и трехэтажные особоняки новых русских. В доме он застал лишь мать Дежнева Марию Ивановну, пожилую женщину, со скорбным, давно увядшим лицом. Седая голова её была повязана черным платком. Узнав о причине визита Сидельникова, она горько расплакалась.
— Схоронили мы Сереженьку-то, гражданин хороший, — проговорила она, всхлипывая. — Вот уже неделю, как схоронили.
— А что случилось?
— Погиб в автомобильной аварии. Гонял, как оглашенный. Я ему все говорила: «Сереженька, не гоняй. Так ведь и до беды недалеко». Только разве ж они нас слушаются. Вот и накаркала я, старая дура, беду. О-хо-хо! Как теперь жить, ума не приложу. Один он у меня был. Больше никого нету.
— Где это произошло?
— Чего говоришь?
— Где случилась авария?
— Да тут недалеко, на проспекте Дзержинского, наспротив техникума.
Утром следующего дня Сидельников был в Дзержинском РУВД, где из материалов уголовного дела узнал, что полторы недели назад, Дежнев остановил свои «Жигули» напротив здания Электротехнического техника и открыл уже дверцу, чтобы выйти из машины, как в машину на полной скорости врезался КамАЗ, угнанный преступниками утром того же дня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40