К ней подбежал судмедэксперт и принялся приводить её в чувство.
— А Валентина Михайлова? — спросил Калюжный Петра Васильевича.
— Задушена в спальне. Да, Эдуард Васильевич, чтобы не возращаться к этому. — Следователь раскрыл папку достал из неё бланк протокола допроса свидетеля, протянул Калюжному. — Напишите все, что сочтете нужным. Не мне вас учить.
— Прямо сейчас?
— Да.
— Хорошо, — ответил Эдуард Васильевич, возвращаясь в свою квартиру.
* * *
На работу Калюжный опоздал на полтора часа. Но когда вошел и увидел испуганное и заплаканное лицо секретарши Оли, понял, что и здесь произошло что-то из ряда вон.
— Что случилось? — спросил он.
— Ох, Эдуард Васильевич! — выдохнула Оля и заплакала.
— Да, что все-таки произошло?!
— Маргариту Львовну убили! — ответила секретарша сквозь слезы.
— Как?! Когда?! — Калюжный был поражен услышанным и напуган.
— Сегодня ночью. Представляете!
Какая-то неясная догадка промелькнула в сознании Эдуарда Васильевича. Ему, вдруг, показалось, что убийство его соседей Обнорских и Маргариты Львовны каким-то образом взаимосвязаны. Но почему? Что между ними может быть общего? То, что произошли в одну и ту же ночь? Только и всего. Случайное совпадение, не более. Очень даже случайное. И все же, эта, невесть каким образом появившаяся мысль, свербила в мозгу, не давала покоя. Черт знает что!
Калюжный даже не понял — жалко ли ему Татьяничеву? Он только смертельно испугался, так как был уверен, что следующим в длинной цепочке убийств должен стать именно он. Больше некому.
В это время дверь кабинета прокурора открылась и в приемной показался Грищук. Он долго смотрел на Калюжного с удивлением и ужасом, как на выходца с того света, С плохо скрываемым волнением спросил:
— Ты откуда?
— Извините, Павел Викторович, за опаздание, но у меня веская причина.
— Ты это о чем? — недоуменно спросил прокурор.
— Сегодня ночью убили моих соседей. Потому пришлось задержаться.
— Да? Надо же, — в замешательстве пробормотал прокурор. — А у нас тут слышал?
— Слышал.
— Вот такие вот дела. Н-да. И за что ее? Ума не приложу.
— А вы не догадываетесь?
— Я?! — Грищук неприязненно посмотрел на подчиненного. — При чем тут… Ты что имеешь в виду?
— Я имею в виду кассету, которую вам показывала Маргарита Львовна.
— Кукую кассету? При чем тут кассета?
— Я уверен, что Татьяничеву убили именно из-за кассеты. Все, кто имел к ней непосредственное отношение, уже погибли. Остались мы с вами.
Прокурор бросил испуганный взгляд на секретаршу, натянуто улыбнулся и пытаясь перевести все в шутку, сказал:
— Типун тебе на язык!
— А я в этом убежден, Павел Викторович.
— Хватит тут болтать что попало, — раздраженно проговорил Грищук. — Ты вот что… А впрочем, — он устало махнул рукой и скрылся в кабинете.
Калюжный был сбит с толку и раздосадован поведением шефа. Ведь не мальчик же, а опытный прокурорский работник с довольно большим стажем оперативной работы, чтобы не понимать что к чему. Странно и непонятно все это. Очень даже странно. Но собственная судьба Эдуарда Васильевича занимала сейчас его больше всего. Надо было что-то решать.
Он прошел к себе в кабинет, сел за стол и глубоко задумался. Сегодня убийцы Татьяничевой должны обязательно выйти на него. И тогда он им скажет о своих условиях. Главное — не показать, что он их боится. Хорошо бы самому связаться с ними. Но как? А «Мицубиси»? Если они по-прежнему за ним следят, то можно самому подойти к их машине и все им сказать. Это мысль! Можно попробовать.
И тут взгляд Калюжного упал на список сотрудников прокуратуры с адресами, служебными и домашними телефонами. Ему бросилось в глаза исправление номера его квартиры. Напечатанная шестерка была шариковой ручкой исправлена на восьмерку. Это исправление внес он сам. Помнит, что когда Оля раздавала эти списки, он обратил её внимание на допущенную неточность. Тогда она ответила: «Да? А мне кажется, что и у меня в журнале так же». От страшной догадки Эдуард Васильевич буквально похолодел. Так вот отчего его мучило предчувствие, что оба убийства взаимосвязаны. Интересно, внесла ли секретарь в журнал исправление?
Он вскочил из-за стола и опрометью бросился из кабинета.
— Оля, срочно дай мне журнал, — сказал Калюжный, врываясь в приемную.
— Какой журнал, Эдуард Васильевич?! — испуганно спросила секретарша. Ее испугал слишком возбужденный вид Калюжного и его совершенно безумные глаза.
«Что это с ним?! — подумала она в панике. — Уж не сошел ли он с ума?!» И ей захотелось громко закричать от охватившего её ужаса и убежать.
— Со списками сотрудников. Давай, давай! — Эдуард Васильевич делал нетерпеливые движения рукой, будто пытался вырвать из её рук тот журнал.
— Ага, я сейчас! — Оля стала лихорадочно перебирать книги регистрации, журналы, папки, но тот злосчасчастный журнал куда-то запропостился.
— Ну, что же ты?! Что же ты, право?! — подгонял её Калюжный, будто от этого журнала зависела его жизнь.
— Сейчас, одну минтуку, Эдуард Васильевич! — бормотала девушка, чуть не плача от отчаяния. Наконец, журнал нашелся и она, облегченно вздохнув, протянула его Калюжному. — Вот, пожалуйста!
Тот выхватил у неё журнал и бормоча: «Ка… Калюжный», открыл его на нужной странице. Так и есть! Теперь отпали всякие сомнения. «26», — значился в журнале номер его квартиры. Недаром следователь Петр Васильевич сказал, что убийцы действовали по наводке. Так и есть! Они проникли в квартиру заранее уверенные, что это его, Калюжного, квартира, и пытали ни в чем неповинного Александра Игоревича, требуя выдать им видеокассету, считая, что перед ними Калюжный. Но бедный Обнорский понятия не имел ни о какой кассете. И, тем не менее, это не помешало преступникам его убить. Идея Эдуарда Васильевича с помощью кассеты сохранить себе жизнь летела прямиком псу под хвост. Для них важнее было избавиться от свидетелей разговора двух олигархов, чем сама кассета, Кассету потом можно выдать за плохо сработанную фальшивку, очередную провокацию оппозиции. Все в их руках. Главное — заткнуть рот людям. Он обречен!
В сознании Калюжного возник труп несчастного Александра Игоревича, обезображенный пытками. Неужто и ему придется пройти через такое?! От безысходности и отчаяния Эдуард Васильевич даже заскрипел зубами — так нехорошо, так муторно было у него на душе. Очень даже нехорошо и очень даже муторно.
С ужасом следившая за ним Оля попробовала закричать, позвать на помощь, но смогла издать лишь какой-то хриплый клекот. Но этот странный звук привел Калюжного в чувство. Видя состояние девушки, он невольно ей посочувствовал.
— Извините, Оленька! — проговорил он, возращая журнал. — Я кажется напугал вас своим видом. Извините!
Вернувшись в кабинет, Эдуард Васильевич стал лихорадочно думать, что же ему предпринять в его положении. Но, как на зло, ничего путнего на ум не приходило. Ситуация казалась ему безвыходной, тупиковой. В конце-концов решил, что надо бежать. Немедленно! Найдут его или не найдут — это другой вопрос. А сидеть сложа руки и ждать у моря погода явно не в его интересах. К нему могут заявиться уже через полчаса, через десять минут, и тогда будет трудно что-либо предпринять. Интересно, кто же его сдал? Оля? Ишь как она испугалась. Нет, она не в курсе кассеты и всего остального. И тут Калюжный окончательно понял, что это сделал прокурор Грищук. Точно! То-то он испугался, когда увидел его в приемной живого и невредимого. Сволочь! Потому-то Грищук никогда не нравился Калюжному и нагловатый взгляд его бледно-голубых, водянистых глаз, и надменная усмешка. Все, все не нравилось. Этот ради своей выгоды перешагнет через кого угодно и тут же забудет об этом. Только он зря надеется, что они его оставят в покое за его иудины заслуги. Он тоже свидетель разговора олигархов, а всех свидетелей ждет одна и та же участь. Ну, да хватит об этом. Пора действовать.
Калюжный написал заявление на очередной отпуск (он был ему положен по графику), оставил его на столе и вышел из кабинета. В приемной он сказал секретарю:
— Оля, я там оставил на столе. Отдашь потом прокурору.
— Хорошо, Эдуард Васильевич, — кивнула она.
Калюжный вышел из прокуратуры, сел в свою машину и поехал на дачу к Друганову. Через пять минут он обнаружил за собой «хвост» — все те же «Мицубиси». Но избавиться от «хвоста» для Эдуарда Васильевича не представляло особых проблем.
Глава девятая: Иванов. Допрос Зяблицкого.
Едва успел появиться на работе, как зазвонил телефон. Снял трубку.
— Алло, слушаю!
— Доброе утро, Сергей Иванович! — услышал голос Димы Беркутова. — Спешу доложить, что клеент подготовлен и жаждет встречи с вами.
— Какой клиент? — не понял я.
— Очень симпатичный. Маленький, плюгавенький Гена Зяблицкий со смешной кликухой Тушканчик. Его тут «киллеры» одолели и он очень надеется на нашу защиту.
— Какие «киллеры»? — вновь не врубился я.
— Послушайте, а я точно говорю с начальником следственного управления областной прокуратуры государственным советником юстиции 3 класса Ивановым Сергеем Ивановичем?
— Нет, это его внучатый племянник.
— Я так и думал. — Послышался тяжелый вздох. — Да, с родственниками Сергею Ивановичу явно не повезло. В таком случае треба объяснить. «Киллеров» отбирал я лично из оперсостава уголовного розыска Заельцовского РУВД.
— Теперь понятно. А где он?
— В дежурке дожидается. От общения с ним я уже малость шизанулся. Определенно. Он тут мне такого порассказал, что у меня до сих пор чубчик торчком.
— В таком случае, вези, бум разговаривать.
Едва оказавшись в моем кабинете, Беркутов воскликнул:
— Боже, как же вы похожи на своего знаменитого дядю! Ну прямо, как две капли воды! Бывает же такое сходство! Как его драгоценное здоровье? Все так же полон молодого задора, энергии и оптимизма, граничащего с детской непосредственностью? Все также с переменным успехом воюет с мафией? Передавайте ему и его молодой жене Светлане Анатольевне большущий привет! Скажите, что Дима Беркутов приказал кланяться!
Судя по его цветущему виду, Беркутов был очень доволен своей вступительной «речью», считал, что здорово меня ущучил. С этими парнями: Димой Беркутовым и Андрюшой Говоровым всегда надо держать ухо востро, иначе могут оконфузить при всем честном народе. Ага.
Я нарисовал на лице недоумение. С сомнением спросил:
— Это вы недавно звонили мне по телефону?
— Я, — кивнул Дима, самодовольно ухмыляясь. Молодо-зелено! Я бы на его месте не был столь самонадеян и на стал так торопиться с ответом. Своим опрометчивым «Я», он сам захлопнул капкан, мною поставленный, Я бы на его месте сказал примерно следующее: «Нет, то был мой троюродный брат». Вот тогда бы он усложнил мне задачу. А так.
— Странно, — пожал я плечами. — А по телефону вы произвели на меня самое благоприятное впечатление, показались мне достаточно толковым, я бы даже сказал, умным парнем. Воистину говорят, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Самодовольство на его лице приказало долго жить. Пропустив ответный удар он пребывал в легком нокдауне. Не найдя достояйного ответа, Беркутов рассмеялся и сказал:
— Разрешите, Сергей Иванович, вам представить Геннадия Ивановича Зяблицкого.
Из-за спины Беркутова показался маленький, плюгавенький, как точно тот охарактеризовал его, мужчина лет сорока с хвостиком. Круглая аккуратная головка и черные маленькие и любопытные глазки и впрямь делали его похожими на тушканчика.
— Здравствуйте! — поклонился он. — Зяблицкий Геннадий Иванович. Очень рад!
Я вышел из-за стола, пожал Зяблицокому руку.
— Здравствуйте, Геннадий Иванович! Я думаяю, мне представляться не нужно. Это уже сделал наш общий знакомый, юморист-затейник Дмитрий Константинович.
— Хи-хи-хи! — меленько, подхалимски захихикал Тушканчик.
— Очень смешно, — проворчал Беркутов с хмурым видом.
Заблицкий стрельнул на него глазками, оборвал смех, сконфузился.
— Извините!
— Геннадий Иванович, Дмитрий Константинович сказал по телефону, что вы хотели что-то мне сообщить. Это так?
— Сущая правда, Сергей Иванович! — с готовностью подтвердил Зяблицкий и закивал головкой «тушканчика». — Считаю, так сказать, своим долгом!
Да, видно, злорово, напугали его «киллеры» Беркутова, если он вспомнил о долге.
— Очень хорошо. Какие отношения были у вас со Степаненко Федором Степановичем?
— Самые дружеские, Сергей Иванович. Абсолютно. Федор Степанович поддерживал меня в трудные минуты жизни. За что я ему по сей день благодарен.
— Это он назначил вас на должность директора ночного клуба?
— Он. Как же иначе с моим, извиняюсь, прошлым я смог бы занять такую должность.
— Понятно. При каких обстоятельствах он показал вам видеокассету?
— Простите, не понял?
— Когда и как это произошло?
— Где-то около месяца назад Буб…, извините, Федор Степанович пришел в клуб сильно под этим самым, сильно под мухой. Да. Был чем-то очень раздосадован, матерился и все такое.
— Он что-то говорил?
— Много чего.
— Постарайтесь вспомнить — что именно? Это может быть очень важно.
— Да-да, я конечно, — вновь закивал Зяблицкий. На какое-то время задумался, вспоминая. затем, продолжил: — Говорил буквально следующее: «Эти суки…» Я извинясь. «Эти суки, там наверху, предали и продали Россию, считают, что с ней уже покончено. А вот этого не видели?!» Тут Степаненко сделал неприличный жест и страшно заматерился. Я пробовал его как-то успокоить, урезонить, но он ни в какую. «Эти козлы считают, что они уже скрутили нас всех в бараний рог, поставили на колени и мы будем на них безропотно ишачить. Как бы не так! Много таких шустрых было. Русский народ это не какая-нибудь шушера-мушера, какой-нибудь сброд, согнанный со всего света, вроде американцев, он ещё им покажет кузькину мать!» А потом взял меня под руку и сказал: «Пойдем». Пришли ко мне в кабинет. Он включил видеомагнитофон, вставил кассету и говорит: «Смотри, что с нашей бедной Матушкой-Россией хотят сделать!»
Тушканчик замолчал, боязливо посматривая по сторонам и ежась, будто от озноба.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40