Определенно. Ничего, как нибудь выкручусь. Русское «авось» не раз нас выручало, особенно в лихие годины. А сейчас именно такая.
Мне было разрешено гулять на свежем воздухе, не покидая ограды. А воздух здесь был путевым. Правда, не то что у нас в Сибири, но все равно, терпимым. В прогулках меня неизменно сопровождал мастодонт Саша. И было совершенно непонятно, где же он служит — в ФСБ или у Сосновского? Или «ласковый теленок двух маток сосет»? Возможно, что так. Все мои попытки его разговорить, закончились полным провалом. На мои вопросы он отвечал односложно: «да», «нет», а чаще всего — «ну». С этим «ну» он, похоже, родился, а дальше его развитие застопорилось. Раньше офицеры конрразведки были несколько иными. Но, как говориться, каждое время выбирает своих «героев». Вот именно.
Итак, заканчивались вторые сутки моего пребывания на базе отдыха боевиков. Мы с Сашей совершали послеобеденный моцион, обозревая красоты местного ландшафта, когда к особняку подкатил шестисотый «мерседесс» и из него вышли двое невысоких спортивного вида парней, одетых в черные с иголочки костюмы. Не иначе стибрили у дядюшки Кордена.
Я понял, что приехали за мной. Но на всякий случай решил уточнить.
— Чья это машина? — спросил я Сашу. Но он лишь хлопал ресницами, заинтересованно рассматривая «мерседес». Для его «компьютера» было слишком мало вводных данных, чтобы ответить своим неизменным.
— Сосновского?
— Ну, — кивнул Саша.
Все ясно. Прибыли за мной. Скоро я буду лицезреть одного из самых могущественный промышленных магнатов России, тасазать, лично.
Один из приехавших направился прямиком к нам. Это был довольно симпатичный брюнет примерно моего возраста с широкоскулым волевым лицом. Он придирчиво с ног до головы меня осмотрел, с сомнением спросил:
— Вы подполковник Кольцов Павел Иванович?
— Нет. Я подполковник Беркутов Дмитрий Константинович, — ответил я с простодушной улыбкой. — Но это неважно. я все равно тот, кто вам нужен, юноша.
Слово «юноша» его несколько позабавило. Он усмехнулся. Но тут же вновь став деловым и серьезным, сказал:
— Но нам сказали доставить Кольцова?
— Правильно. Кольцовым я был летом прошлого года. А теперь я Беркутов. Понятно?
Но, похоже, теперь ему стало совсем ничего непонятно.
— А кто вы на самом деле? — озадаченно спросил брюнет.
— Какой вы, юноша, любопытный, — вздохнул я. — Вам непременно надо знать все и сразу. Кто я на самом деле не знает даже моя мама. Она считает меня добрым и отзвычивым. Но ваш босс с этим категорически несогласен. Он убежден, что я вредный и опасный тип, портящий настроение олигархам.
Кажется, я заплел брюнету последние извилины. Он беспомощно оглянулся на своего приятеля, стоящего у машины, будто надеялся, что тот ему поможет выйти из запутанной ситуации.
— А где же Кольцов? — спросил он, теряя последние остатки мужества.
— Легендарный подполковник ФСБ Кольцов Павел Иванович давно почил в бозе, — сказал я печально-торжественно. — И не надо реанимировать его из небытия. Он этого не одобрит.
На брюнета уже было жалко смотреть. И если бы к нему на помощь не пришел мастодонт Саша, он бы точняком дал деру. Определенно.
— Да он это, — сказал Саша.
— Кольцов?
— Ну?
— А он говорит, что он Беркутов?
— Ну. И Беркутов. Он же говорит, что тот и другой. Это так, — проговорил Саша немыслимую для себя фразу.
Брюнет облегченно вздохнул. Но тут же вновь опечалился.
— А что это у вас с лицом? — спросил он меня.
— Сам не пойму, — пожал я плечами. — Шел по улице. Поскользнулся. Упал. Потерял сознание. Очнулся уже вот таким. Ничего не понимаю! И физиономию у меня вроде сугубо славянская. Может быть меня длинный нос подвел? Как вы считаете?
Но кажется я его уже достал окончательно и ему было совершенно наплевать и на мою внешность, и на меня самого.
— Пойдемте, — проговорил он и направился к машине. Я потопал следом. Мы сели в машину и поехали, судя по солнцу, куда-то на север. Через сорок минут мы остановились перед огромным фешенебельным «замком». Несмотря на внушительные размеры и импозантный вид, «замок», сложенный из красного отделочного кирпича, выглядел несколько мрачновато, «Замок Дракулы» — тут же окрестил я его.
Затем меня провели в роскошный холл, посадили в кресло и сказали: «Ждите». И я стал ждать, когда ясновельможный пан соизволят меня принять.
Ждать пришлось долго, больше часа. Но вот появился мой старый знакомый брюнет и торжественно провозгласил:
— Идемте!
При близком рассмотрении олигарх показался мне ещё комичнее и нелепее, чем выглядел на экране телевизора. А великолепие и красота кабинета лишь подчеркивали его убожество. И глядя прямо и открыто в его маленькие бегающие и насквозь лживые глазки, я подивился: «Неужели же люди, имеющие с ним дело, не видят, что этому прохендею нельзя ни в чем доверять?!» Я бы такому даже личной кошки не доверил — испортит. Определенно.
Но это он для других могущественный олигарх, а для меня — пустое место. Детей мне с ним не крестить, денег мне его не надо, пусть ими подавится, ублюдок, должностей — тоже. И вообще, пошел бы от к такой матери! Чтобы Дима Беркутов стоял перед ним, как бедный родственник? Ну уж нет!
Вальяжной походкой я продефилировал через весь кабинет, сел в кресло за приставным столом и, глядя нагло и открыто на сатрапа, сказал:
— Ну, что скажешь, дядя?
Сосновский конечно же был шокирован моим беспардонным поведением, но вида не подал. Дьявол он на то и дьявол, что умеет скрывать свои чувства.
— Как вас того?… Зовут, ага?… Из головы… Все забываю. — Сухой и неприятный голос олигарха чем-то напоминал стрекот сороки.
— Дмитрием Константиновичем меня, ага.
Но он вновь сделал вид, что не обратил внимания на мою очередную выходку.
— Это конечно… Здравствуйте!
— Здравствуйте!
— И зачем к нам в эту… в столицу?… Пожаловали?… Зачем, Дмитрий э-э-э Константинович?
Это он надо мной, стало быть, издевается. Хочет показать, что я в полной его зависимости, что он хозяин положения, а я так себе, недоразумение какое-то? Дохлый номер, дядя! Не на того напал. Я таких убогих олигархов одной левой.
— Да вот, решил на тебя посмотреть. А то люди говорят: «Демон, демон». Дай, думаю, взгляну, никогда прежде демонов не видел. Любопытно. А теперь вот вижу — никакой ты не демон, а Богом обиженный человек. Даже сочувствие к тебе имею. Как только тебя, такого образину, жена терпит? Моя бы давно сбежала. Факт!
Лицо олигарха пошло красными пятнами, а черные глазки выразили растерянность и недоумение. Он явно не был готов к подобному повороту событий. Это продолжалось около минуты. Но вот его лицо вновь стало умильно-благостным, глазки заблестели веселостью и жизнелюбием. Глядя на меня он сокрушенно покачал головой и укоризненно, но ласково, как разговаривают с непослушным ребенком, проговорил:
— Зачем вы так, Дмитрий э-э-э… Не надо так… Со мной так… Не надо. Я ведь все про вас. — Он похлопал рукой по папке. — Вот тут все… Про вас. Все.
— А что там «все про вас» может быть? Дмитрий Беркутов чист перед законом и людьми, чего бы не сказал о некоторых других субъектах Российской Федерации. По ним, по этим субъектам, давно веревка плачет.
И снова Сосновского на какое-то время заклинило. Но он вновь очень быстро преодолел стопор. Печально улыбнулся и как прежде покачал своей «милой» головкой одноглавого дракона.
— Ну, зачем же. Дмитрий э-э-э… так?… О моих людях так?… Неуважительно? Зачем?… Они тут много чего… Зря вы. Очень того… Любопытно, ага. — Он раскрыл папку и рассматривая её содержимое, меленько захихикал. — Экий вы тут… Герой какой!… Вот бы ваша жена… Посмеялась бы, ага.
Или этот лысый черт блефует, или действительно подготовил мне какую-то подлянку? Но я-то точно знал, что последнее время был чист не только перед законом, но и перед собственной женой.
— Разрешите полюбопытствовать? — Я протянул руку, будто просил у олигарха подачку.
— Это конечно… Это, пожалуйста, ага. — Он передал мне пачку фотографий.
Стоило лишь на них взглянуть, как мне стало так муторно на душе, что захотелось унестись далеко-далеко от всего этого безобразия, от этого хренова олигарха — пародию на человека, от его мерзостей и гнустостей. Но фотографии жгли мне руки и не позволяли сбежать от жуткой действительности.
— Туфта это, начальник! — ошарашено выдавил я из себя, от растерянности употребляя лагерный жаргон.
— Фу, как! — скорчил брезгливую мину Сосновский. — Некрасиво как… Почему же, я извиняюсь… Когда вот они… Фотографии — вот? Это ведь того… Документ, ага. Фиксация, можно сказать… Событий, можно сказать. Зря вы, Дмитрий э-э-э… так-то. Зря.
Я уже и сам понимал, что зря. Крыть мне было нечем. Это называется — приехали! Ни фига, блин, заявочки! Это что же получается?! Если ты даже кристально чист и изнутри и снаружи, так чист, что даже поскрипываешь, как накрахмаленная скатерть, то это ровным счетом ничего не значит. Эти шакалы так тебя вываляют в дерьме, так обольют помоями, что потом век не отмоешься. Определенно. Так вот отчего у меня башка раскалывалась? Они напичкали меня какой-то дрянью и заставили «танцевать» стриптиз. Фотографии были яркими, красочными, впечатляли. На двух из них я в салоне самолета напропалую целовался с хорошенькой стюардессой. На восьми остальных я весь голенький, аки Адам до рождения Евы, в разных позах и положениях был заснят в компании двух пышнотелых девиц. Но больше убеждали даже не эти девицы, а многочисленные синяки и ссадины на моем теле. Все ясно — герой не выдержал пыток, сломался, а теперь утешается в объятиях сладострастных путан. Да-а, дела-а! Дела, как сажа бела. Уверен, что у них и видеокассета есть со всем этим безобразием. Специалисты!
— Очень впечатляет! — вынужден был я согласиться. — Этот тип, — я указал на фотографии, — до того на меня похож, что даже я стал сомневаться — я это или не я?
— Вы это, Дмитрий э-э-э… Вы, ага.
— Нет, смею утверждать, что это не я. У меня на два сантиметра длинней. Я свои размеры знаю. Показать? — Шутка получилась грубой, пошлой и плоской, как коровья лепеха. Я стремительно деградировал прямо на глазах.
— Ну, зачем же того… — брезгливо поморщился олигарх. — Некрасиво это, ага… Нехорошо.
Я молча вернул ему фотографии. Мне стыдно было за себя и за того парня, который на фотографиях. Что они, гады, с ним сделали?! Он так любил свою жену, так ей был предан! Боже, если ты есть, то покарай нечестивцев!
Но как оказалось, это была лишь прелюдия к спекталю под названием: «Маленький капут» или «Бедный мент в пасти у дракона».
Сосновский пошелестел бумагами в папке, вытащил на свет одну из них и стал читать. Читать он научился лучше, чем говорить.
— «Начальнику следственного управления прокуратуры Новосибирской области государственному советнику юстиции 3 класса Иванову С.И. от гражданина Варданяна Алика Ивановича»…
— Не надо, — попросил я, так как боялся, что мое бедное сердце не выдержит такого позора и взорвется.
— Ну, отчего же… Очень того… Любопытно, ага… Как в этом… Как его? Кино… Как в кино. Замечательно!
И чтобы дать выход скопившейся во мне отрицательной энергии, я заорал благим матом:
— Не надо больше кина, начальник! Я это кино уже видел. Ты потом дома бабе своей будешь кино крутить.
Сосновский прекрасно понимал, что я сейчас испытываю и буквально наслаждался минутой торжества.
— Ну, если не хотите… Кино не хотите. Можно того… Послушать можно. — Олигарх нажал на одну из кнопок телефона. — Алик Иванович, ты нам того… То место, ага… Организуй, ага.
И тут я услышал собственный бодрый и самонадеянный голос:
«А как же, Алик Иванович, наша фирма веников не вяжет и, в отличии от вашей, проколов не допускает. За такие проколы нас бы давно выгнали с работы»,
Это был глубочайший нокаут по всем правилам профессионального бокса. Такого со мной ещё не было. Определенно. Я даже не мог придумать себе определения, — все они казались слишком безобидными для меня.
В Центр ушла телеграмма: «Олигарх — Юстасу. Алексу капут. Оказался полным болваном. Присылайте следующего». И это уже никакая не шутка. Болван и есть. Причем, не просто болван, а самонадеянный болван! А такой опасен вдвойне. Его к оперативной работе на пушечный выстрел не надо подпускать. Крутой уокер, крутой уокер! Ха-ха! Крутой кретин! Как же они меня красиво сделали! Молодцы! Раньше мне такого бы и в кошмарном сне не приснилось. А я-то считал, что поймал Варданяна на голый крючок. Дурачина я простофиля! Это он меня на голый крючок поймал. А он-то как раз молодец, разыграл все как по нотам. Они внимательно изучили все мои «подвиги» и поняли, что мужик я нахрапистый и привык все решать кавалерийским наскоком, покажи противник слабину, и я тут же начну его вербовать. На этом они меня и поймали. По существу, я действовал по тому же сценарию, что и на Кавказе. Хитрый лис Сосновский это учел и построил мне большущую фигуру из трех пальцев. Это называется — довыступался! Что же теперь будет? То, что ничего хорошего, это определенно.
— Чего того?… Дмитрий э-э-э… Молчите чего?
— А что того… Говорить, ага… Сделали вы меня. По всем статьям сделали, мать вашу!
Сосновский неожиданно вскочил, засучил перед собой кулачками, даже топнул ножкой. Закричал гневливо:
— Не сметь!… Мою мать!… Не сметь!
— Хорошо, не буду, — тут же согласился я.
Олигарх выскочил из-за стола и меленькими шажками пробежался взад-вперед по кабинету. Боже, до чего же он ужасен! Этакий страшилка из детских комиксов. Сотворила же природа подобное «чудо», будто специально для того, чтобы отравлять людям жизнь. В нем буквально все, начиная от нелепой фигуры и кончаю мозгом работающим в системе синхрофазотрона, подчинено именно этой цели. Осознает ли он сам это? Вряд ли. И никакой управы нет на этого черта. Прошлый раз, расследуя дело Кудрявцева, Сергей Иванович начал было к нему подбираться, но Генеральная прокуратура тут же дала по рукам — не лезь не в свое дело. Точно, у него везде все схвачено, за все заплачено. Как же быть? Может быть взять вон ту массивную хрустальную пепельницу да шарахунуть его по лысой башке — освободить Россию от этого демона?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40