Он принес, я приладил. И все. Ежу ясно — для чего. Когда мы ездили, майор часто включал трясучку.— Что это?— Трясучка? Так я называю музыку. Рок.— Вы, уходя, глушили двигатель?— Нет, уже жарко, а у нас кондиционер. Без него в машине не усидишь.— Значит, майор мог спокойно вести запись?— Думаю, так оно и было. — И сразу, без перехода, Костров спросил: — Чайку попьете?— Спасибо.Андрей встал. В тот же миг дверь приоткрылась. Пахнуло дорогими духами. В беседку заглянула Наташа:— Пап, я ухожу. У меня дела.— Позвольте вас проводить, — предложил Андрей.Она улыбнулась, сверкнув глазами.— Позволяю. Высокие офицеры — моя слабость. Верно, папа?Они дошли до остановки троллейбуса.— Вам куда? — спросила Наташа.— Разве мы не вместе? — Андрей сделал удивленное лицо. — Я же вас провожаю...— Вы всегда так напористы с женщинами?— Нет, только в этот раз. Вы мне очень нравитесь.— Это признание?— Конечно.— Хорошо. Мы едем в художественную галерею. У меня там встреча.— Он что, художник? — осененный внезапной догадкой, поинтересовался Андрей.— Да, но вам это ничем не грозит. Я ведь сказала — мне нравятся высокие офицеры. Кстати, вы слыхали о художнике Васильеве? Андрей напряг память. Удивляя самого себя, сказал:— О Федоре Александровиче? Наташа изумленно приподняла брови:— Браво, поручик! Я просто потрясена. Покажите мне еще офицера, который бы помнил о Федоре Александровиче!— Я его запомнил потому, что на многих его картинах есть лужи, — сказал Андрей так, будто оправдывался.— Теперь у вас будет возможность познакомиться с другим Васильевым. С Константином. Этого вы тоже никогда не забудете...— Ревную к такой рекламе, — признался Андрей.— Не надо. Его уже нет в живых.Андрей давно не бывал в городской художественной галерее, и потому в памяти оставалось то, что видел там еще в школьном возрасте: белые, блестящие двери со сверкающими бронзовыми ручками, старинный паркет, светящийся воском, высокие потолки, украшенные ажурной лепниной, — мир добрый, гостеприимный, торжественный. Сейчас, войдя под тихие своды, он даже усомнился: туда ли они пришли? Выщербленные, поцарапанные ступени парадной лестницы — должно быть, по ней волокли какой-то тяжелый предмет, и он своим весом безжалостно крошил старинный мрамор — без слов свидетельствовали о бесхозности и небрежении. Следы запустения и убогости с первых шагов бросались в глаза тем, кто приходил сюда прикоснуться к истории и культуре. Дверные бронзовые ручки тронула неумолимая зелень — спутник нужды и безвременья. Белая эмаль на филенках и подоконниках потрескалась и местами лупилась.У входа сидела сгорбленная женщина с наброшенной на плечи пуховой шалью. В одном лице она являла кассира, торговавшего билетами, и контролера, который пропускал посетителей в залы.— Здравствуйте, — сказал Андрей, и женщина, подняв голову, удивленно взглянула на него поверх очков. Сюда, должно быть, теперь входили не здороваясь. Дух перемен диктовал новые правила поведения, а по ним «господам» не обязательно замечать присутствие, суету и угодливость обслуги.Они вошли в первый зал, и прямо перед входом Андрей увидел картину. Остановился перед полотном ошеломленный.На фоне зимнего русского леса художник изобразил могучего мужчину в полушубке. Он стоял на морозе с непокрытой головой, и темные, с проседью волосы ниспадали на лохматый воротник. Пронзительно голубые глаза, окруженные лучиками мудрых морщинок, смотрели на Андрея с испытующим вниманием. Человек — назвать его мужиком у Андрея не хватило духу, — рыцарь, смелый, умный, гордый, не способный подчиняться ни давлению обстоятельств, ни напору чуждой воли, был настоящим русичем. Кто он? Лесоруб с топором на правом плече, который пришел в лес заготовить дров для дома и баньки, или крестьянин-партизан, затаившийся в чаще, неподалеку от дороги, по которой вот-вот пройдут враги? Художник не хотел до конца прояснять свои замыслы, и название картины «Северный орел» одинаково красноречиво помогало представить зрителю облик лесоруба-богатыря и витязя-патриота.А рядом, до боли томя и волнуя душу, висело оправленное в раму из березовых плах, с сохранившейся по краям берестой, полотно «Ожидание». С него на Андрея сквозь заиндевелое, схваченное морозным узором оконце, из темноты горницы, освещенной трепетным пламенем восковой свечи, смотрели умные, печальные и ждущие глаза прекрасной женщины с толстой русой косой, которая живым золотом лилась и стекала по ее левому плечу.Чего ждала она, русская дева-красавица? Только ли скорого возвращения суженого? А может быть, то сама истерзанная страданиями Россия у морозного окна ожидала гонца с поля брани с вестью о том, что наконец-то отбито нашествие черной рати, решившей опутать сильные плечи народа-богатыря тенетами, опоить его зеленым зельем, скрутить и бросить к своим ногам? Где же он, этот гонец? Спешит ли или запаздывает? А может, уже лежит где-то вдалеке, проколотый дамасской сталью купленного на Востоке кинжала и спрятанного до поры до времени под полой?— Что молчите? — спросила Наташа.Андрей взглянул на нее с удивлением. Спросил:— Кто? Я?— Извините, нет. Я спросила вон того старичка, с которым мы пришли сюда вместе.Андрей тряхнул головой, будто отгонял наваждение.Они провели в музее два часа. Потом Андрей проводил Наташу домой. Довел до подъезда, посадил в лифт, дождался, пока кабина тронется.Когда он вышел из подъезда, к нему откуда ни возьмись навстречу шагнул кавказского облика парень, скорее всего армянин.— Послушай, ты, — сказал он, бесцеремонно хватая Андрея за рукав, — эту бабу оставь, пока тебе не сломали шею...Андрея сбило с толку слово «баба», которое он никак не мог связать с Наташей. Он переспросил:— Не понял, что за баба?Кавказец ощерил белые ровные зубы.— Ах, дорогой, «баба» не интеллигентно, верно? Так я имэл в виду дэвушку.— Если дэвушку, — теперь Андрей понял все и стал подражать акценту кавказца, — то давай вали отсюда по холодку. Мои дэвушки — нэ твое дэло.— Смотри. Тебя пэрдупэрдили. Чтобы потом бэз обыды.Андрей сгреб парня за грудки, рывком притянул к себе. Сказал, понизив голос до хрипловатого шепота:— Слушай, ты, дитя гор. Дуй сейчас же бегом. И больше мне на глаза не попадайся.Он увидел, как в безысходной ярости перекосилось чужое лицо, расширились и без того крупные зрачки. Андрей резко оттолкнул кавказца, и тот ткнулся спиной в стену дома.— Ты понял, абрек?Кавказец поправил курточку, сунул руки в карманы, отошел в сторону. Пройдя с десяток шагов, обернулся:— Мы эщэ встрэтимся. Запомни!— Запомню, — пообещал Андрей и засмеялся.Вечером, беседуя с Катричем по телефону, как бы между делом, он рассказал о своем приключении. К его удивлению, Катрич шутливого тона не принял и к рассказу отнесся крайне серьезно.— Ты сделал три ошибки, — выговорил он Андрею с досадой. — Во-первых, не придал значения этому случаю. Мы взялись за дело, в котором любую случайность надо рассматривать как действия противника. Во-вторых, тянуть кого-либо на себя за грудки — непростительное мальчишество даже для мастера спорта. В подобных случаях следует поворачивать человека спиной к себе. В-третьих, ты его даже не обыскал. Это вообще непростительно. Он мог отойти на два шага и всадить в тебя пулю. Да что — пулю, плеснул бы струю из газового баллончика, и чихал бы ты до сих пор...Андрей засмеялся. Страхи Катрича казались ему преувеличенными. 26 апреля. Пятница. г. Придонск В восьмом часу утра задребезжал дверной звонок. Натянув брюки и сунув босые ноги в тапочки, Андрей вышел в прихожую. Звонок повторился — настойчивый, требовательный.Сбросив цепочку, Андрей щелкнул замком, распахнул дверь и отступил к простенку. В квартиру вошел мужчина среднего роста с рыжей кудлатой шевелюрой. Остановился растерянно, не замечая хозяина. Андрей, оказавшийся за его спиной, закрыл дверь.— Вам кого?Вошедший обернулся. Теперь Андрей мог хорошо разглядеть его. Это был толстяк лет сорока, обремененный брюхом, которое перевисало через брючный ремень. Он чем-то напоминал пластилиновую фигурку, вылепленную мультипликатором для фильма о гномах. Крупная круглая голова, вялые, вислые, как у бульдога, губы, над ними нос, похожий на нежинский огурец — такой же неровный и пупырчатый. Красная борода, каленые щеки, уши, исковерканные неведомой силой... Все утрированно, карикатурно.— Вы Бураков? Андрей? — спросил пузан, выставив указательный палец пистолетом. — Я Золотцев. Адвокат. У меня к вам поручение от одного из моих клиентов.— Нельзя было прийти пораньше? — спросил Андрей язвительно. — Что там за поручение?— Думаю, вас оно заинтересует, — пообещал адвокат и достал из кармана плотный пакет, обернутый в черную фотографическую бумагу. Положил на ладонь, как на чашу весов. — Мой клиент выражает вам свое соболезнование по случаю гибели отца. Он считает, что печальное происшествие произошло вследствие роковой ошибки. Руководствуясь гуманной идеей и исходя из дружеских чувств, мой клиент поручил передать вам двести тысяч рублей. Наличными. — Последнее слово из уст адвоката прозвучало торжественно, как сообщение о государственной награде. — Он же советует вам прекратить всякий розыск по известному делу. Результата это не даст, а вот опасности для вас здесь таятся большие... Теперь возьмите. Можете пересчитать.Золотцев протянул пакет Андрею. Тот демонстративно заложил руки за спину. Спросил, не скрывая злости:— Вы думаете, у меня не хватит решимости сейчас же позвонить в милицию и придержать вас здесь, пока не приедут?Золотцев иронически улыбнулся:— Хватит, конечно, но будет это не очень умно. И если точнее, то очень неумно. Что вы скажете, когда здесь появится милиция?— Скажу, что вы предлагали мне взятку...— Боже, и это говорит офицер несокрушимой и легендарной! О какой взятке может идти речь, если вы не должностное лицо?— Я найду, что сказать, будьте уверены!— Не надо, Бураков. Даже не пытайтесь состязаться со мной в делах, в которых я съел собаку. Вы, например, уверены, что знаете обо всех, кому был должен деньги ваш отец и кто должен ему? Вот видите — вы уже пас. Между тем деньги, которые я предлагаю вам, возвращает семье погибшего полковника честный должник. Он сам выехал за границу на постоянное жительство и поручил мне вручить деньги кредитору.— Кто этот таинственный должник? — спросил Андрей горячо. — Вы можете назвать его фамилию?— Не будьте чрезмерно любопытны. Многознайство не в ваших интересах. Если вы будете копать слишком глубоко, на свет выглянут факты, которые бросят тень на честное имя вашего отца. Вы именно этого добиваетесь? Учтите, большие деньги не любят, когда ими шуршат у всех на виду.— Убирайтесь! — яростно бросил Андрей. — И чтоб ноги вашей здесь больше не было! Вон!— Ухожу, ухожу. — Золотцев направился к выходу. У самой двери он положил пакет на тумбочку. — Все же пересчитайте.Андрей схватил пачку и швырнул ее на лестничную клетку вслед за вышедшим из квартиры адвокатом. Тяжелый сверток глухо ударился о бетон. Золотцев шумно вздохнул, нагнулся, поднял деньги.— А вот это вы уже зря, Бураков. Зря и глупо. Я был уверен, что вы умнее... Деньгами так не швыряются. Особенно такими. Андрей рванул дверь и захлопнул ее со стуком. Последние слова адвоката он уже не слыхал.В десять позвонил Катрич. Спросил озабоченно:— Как там у тебя?Андрей понял — капитан говорит из неудобного места и распространяться не может. Ответил столь же коротко:— Есть новости. Загляни.— Буду минут через двадцать, — пообещал Катрич. Однако в назначенный срок не появился и вместо этого еще раз позвонил:— Я из автомата. Можешь рассказать, что там у тебя?Андрей изложил события, происшедшие утром. Катрич слушал, не перебивая. Андрею несколько раз даже казалось, что линия умолкала, и он спрашивал: «Ты где?» «Говори, говори», — подбадривал его Катрич и снова умолкал. Обоюдный разговор возник, когда Андрей назвал фамилию адвоката.— Золотцев? — переспросил Катрич. — Фигура известная. На нем пробы негде ставить.— Что ж его тогда не возьмут за мокрое место? — спросил Андрей.— А оттого и не возьмут, что место мокрое, — рука соскальзывает. Точно известно: он консультирует уголовников, а попробуй докажи.— Значит, я тебе о нем зря рассказал?— Вовсе нет. Теперь мне кое-что стало понятней. Скажу больше:ты подачку не взял и теперь тебе хотят нацепить «хвост».— Что ты имеешь в виду?— А то, что когда я двинул с автобуса прямиком к твоему дому, то засек типа в кепочке. Пригляделся — старый знакомый. Колян Компот. Исполнитель мелких паскудных акций. Кому шило в бок воткнуть. Кому затылок кастетом погладить. Короче, глушит не до конца, но жестоко. Сейчас он явно отслеживает твой подъезд. Ты готов выйти? Готов? Тогда давай, выходи. Шагай спокойно, не торопись. Глазей по сторонам. Короче, ты беспечно гуляешь. Одно условие — не оборачивайся. Привольный переулок знаешь?— Что за вопрос.— Отлично. Свернешь туда. Иди посередине мостовой. Там машины не ходят. Затем налево, на Торговую. Не доходя пожарки, перейди на правую сторону, сбавь шаг до самого малого. Мне надо, чтобы ты от угла Матросской до десятого дома шел не меньше трех минут. Перед десятым домом на стене укреплено табло «Берегись автомобиля». Заходи под арку. Понял?Быстро собравшись, Андрей вышел из дому и сразу засек, как от квасного ларька к калитке лениво двинулся высокий парень в джинсах и красной майке с рукавами. Голову его прикрывала черная кепочка спортивного покроя. Он держал руки в карманах, смотрел в стороны, но во всей его фигуре ощущалась напряженность.Андрей не пошел к калитке, а сразу свернул за угол дома, чтобы выйти в Аксаковский переулок через ворота у бойлерной. Его маневр привел парня в джинсах в замешательство. Он мгновенно утратил показную неторопливость, быстрым шагом вошел во двор и двинулся за Андреем. Сомнений не оставалось: это «хвост».Андрей шел медленно, не торопясь, не оглядываясь. Знал: Катрич держит «хвост» и не выпустит его из виду.Впервые со дня возвращения в родной город Андрей шел по центральной улице, имея возможность вглядеться в облик нового времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17