Мудрак встревоженно вскочил:— Товарищ полковник!— Вольно, не рапортуй, — сказал Родионов. — У тебя все в порядке, я знаю.— Какой же это порядок, — огорченно откликнулся Мудрак, и от полковника не укрылось, что он заметно побледнел. — Мне даже не доложили о вашем приезде. Но я разберусь, кто виноват!— Не надо, — охладил его пыл Родионов. — Не разбирайся. Считай, во всем виноват только я. Это мое приказание тебя не беспокоить. Сейчас не то время, чтобы прибывающему начальству стелить ковровые дорожки.— Все равно обязаны были позвонить, пока вы ехали от пропускного пункта. Я имею право знать, что происходит на базе.— Не спорю, — умиротворяюще согласился Родионов. — Тем не менее, я обязан знать, что здесь происходит как и ты.. Верно? Вот за этим и приехал.— Не понял. — произнес Мудрак растерянно. — Звучит немного загадочно.В душе он испытывал страх. Неурочный приезд начальства и в дневное время не сулил ничего хорошего, а оно нагрянуло на ночь глядя, в преддверии долго готовившейся операции.— Испугался? — спросил полковник. — Причин волноваться нет. Мы побудем здесь до утра. Посмотрим, как несет службу караул. Время сейчас неспокойное, верно?— Смотрю, и вы запаниковали, товарищ полковник, — сказал Мудрак язвительно. — Что до меня, не вижу причин гнать волну...— Вот и отлично. Мы тут побудем, наберемся уверенности.— Что мне прикажете? Я только собирался поужинать.— Действуйте. Я здесь не в гостях, верно? Пришлите ко мне прапорщика Григорьева и свободны.— Есть! — сухо ответил Мудрак, небрежно козырнул и вышел.
К полуночи ветер сменил направление и подул с севера. Быстро похолодало. Наползли сумерки, мрачные, промозглые. В одиннадцать боевики — Самвел Егиян, Андроник Маркаров, Армен Антонян, Карен Акопян — натянули на плечи кожаные блестящие куртки — любимую форму крутых кавказских парней. Лишь двое — русские костоломы Тарас Паровоз и Никита Лобан, — не обращая внимания на прохладу, остались в рубашках. Железные мужики, каленные в зоне на сибирском морозе, приехали после срока погреться на юга, здесь же решили поразмяться с автоматами, зашибить хорошие бабки и — холода совсем не ощущали.Трое из армян — Егиян, Антонян и Акопян — подвалили к Акопу на подкрепление из Закавказья. Они вырвались из карабахского огня и теперь в тиши русского города мнили себя героями, которым под силу все. Они громко хохотали, неумолчно говорили, лихо пили. Акоп, с трудом подавляя раздражение, перед опасным делом позволял молодежи резвиться.Среди новичков выделялся Егиян, высокий, лобастый боевик со свежим красным шрамом на левой щеке. Неделю назад по пьянке он сковырнулся с ног и попал в тлевшие угли костра. Поскольку событие произошло в зоне боев с азерами, никто не мог сказать, что шрамы не украшают чело бойца.— Дураков хватает, — вещал Егиян, размахивая руками, и сам ржал, предваряя смех слушателей. — Взяли мы поселок, а там в старом доме полно раненых азеров. Я пошел достреливать. Не лечить же их, верно? Добил. Гляжу, у одного пасть раскрыта, там коронки золотые блестят. Говорю Антоняну: «Вырви!» А он отвечает: «Боюсь, вдруг заминировано».Крутые парни хохотали до стонов. Акоп взглянул на часы и сухо приказал:— Конец! Время ехать!Два грузовика ждали их на дороге.Егиян сел в кабину рядом с Барояном. Махнул рукой:— Поехали! — Тут же добавил: — Чем быстрей сладим, тем лучше. У меня на утро билет в Москву.— Дело? — спросил Бароян завистливо.— Ага, — пояснил Егиян и довольно засмеялся. — Баба.— Откуда? — усомнился Бароян.— Трофей, — качнул головой Егиян. — Одного Ивана в Арцахе шлепнул. Солдата. Взял документы. Там письмо оказалось. Из Москвы, от сестры. Адрес я сохранил. Был в Москве, зашел. Говорю, имелся у меня друг, Ваня. Его убили. На моих руках умер. Мы с ним вместе дрались против азеров. Сестра в слезы. Помянули вместе. Я у нее потом остался. Ничего баба, пухленькая...— Дружба народов! — оценил Бароян, и они громко заржали, смехом скрывая нервное напряжение. Как-никак впереди их ждало неведомое.
Жилище, в котором обитают одни мужчины, неизбежно приобретает облик ночлежки или казармы, в зависимости от характеров проживающих. После того как Андрей отправил мать на Урал к родственникам, в квартире Бураковых восторжествовал дух холостяцкого запустения. Покрытые полотняными чехлами стулья, обеденный стол, накрытый газетами, немытая посуда в раковине на кухне... В прихожей входящего встречал стойкий запах гуталина. Что-что, а обувь братья чистили до блеска каждое утро. Сегодня ко всему здесь прибавился запах ружейного масла. Николка, разобрав новенькие чешские «Скорпионы», чистил их. Рядом, отодвинув ветошь на край стола, пили чай Андрей и Катрич. Пили и спорили.— Гляжу я на тебя, — сетовал Катрич, — мозги вам замполиты в полку закрутили круто. Невооруженным глазом видать: Горбачев державу пустил под откос, все начало обсыпаться, ползти. Думали Ельцин что-то сделает…— Должен сделать. Не может человек, ставший правителем, рушить свое государство. Вспомни маршала Франции Бернадота. Он сделал карьеру при Бонапарте. Был, как говорится, без лести предан. Сам Наполеон помог ему стагь королем Швеции. Небескорыстно, конечно. Надеялся, что с помощью верного человека направит шведов против России. Но едва Бернадот сел на престол, тут же заявил Бонапарту: интересы Швеции и Франции не совпадают. И воевать против России отказался. Зато в 1813-м сам выступил против французов.— Ха! — издевательски хмыкнул Катрич. — Сравнил гондон с дирижаблем! Бернадот — граф, офицер, человек чести, а кто такой Ельцин? Партийный мальчик, дорвавшийся до кормила. Знаешь, однажды мужика спросили, что он стал бы делать, став царем? «Нешто не ясно? — ответил мужик. — Хапну сто рублей из казны — и в лес». Погоди немного, Борис тоже свое хапанет — и ищи-свищи!— Ты уж совсем! — обиделся Андрей. — Хотим мы с тобой или нет, а его единодушно поддерживают...— Два «ха-ха»! Учти, наш народ единодушно поддерживает только день, когда ему предлагают встать в очередь к кассе и получить зарплату. Все остальное единодушие — только на газетной бумаге и в отчетах замполитов.— Чем же ты объясняешь, что многие симпатизируют Ельцину?— Откровенно?— Ну.— В любой овощной лавке, где долгое время заведующей была старая курва, приход курвы новой люди встречают с симпатией.— Ладно, кончим с политикой, — предложил Андрей. — Что ты мне еще собирался сказать?— Совсем немногое, но очень важное. Я не хотел бы, чтобы в этом вопросе между нами существовало непонимание.— Валяй, объясняй, пока время есть. Я понятливый.— Вот сделаем мы дело и разбежимся в разные стороны. Может, когда еще и встретимся. Так я не хочу, Андрей, чтобы при такой случайной встрече ты чувствовал во мне союзника.— Не понял. — В голосе Андрея звенело недоумение.— Ты все время веришь, что мы единомышленники, верно? Впрочем, можешь не отвечать. Это так. Хотя на деле ты ошибаешься. Мы просто временные союзники. По формуле: «Враг моего врага...»— Мой друг, — подсказал Николка, отложивший почищенный автомат.— Пионерская логика, — усмехнулся Катрич. — Враг твоего врага всего лишь союзник. Особенно в наше время, когда красивые слова коммунистической морали вроде «человек человеку друг, товарищ и брат» отброшены за ненадобностью. Новое время — новые истины. Нынче каждый каждому если не волк, то крокодил. И выиграет партию тот, кто поймет это раньше других. А кто не поймет, того вчерашний друг, товарищ и брат заложит, продаст и съест.— Интересная логика, — сказал Андрей, прищуриваясь и пристально поглядывая на Катрича. — Только чем я тебе дал основания сомневаться во мне?— Может, не будем?— Нет уж, начал — бей до конца.— Хорошо. Я привык сомневаться в тех, кого не понимаю. В том числе и тебя. Что нас свело в одном деле? Если честно, стремление справить кровную месть. По-кавказски. Мне — за друга, тебе — за отца. Я этой истины не скрываю, а ты все время создаешь вид, будто собрался вершить правосудие.— Да ты!.. — взорвался Андрей. — Ты!..— Вот именно, — сказал Николка спокойно и встал, держа автомат в руках. — Катрич прав, братан. Давайте не будем изображать защитников закона. Это нам ни к чему. В стране, где власть мало заботится о порядке, каждый волен встать за себя. В том числе и мы с тобой. Зачем же напускать тумана? А за тобой это водится...Он передернул затвор. Металл громко лязгнул.Катрич протянул Николке руку:— Ты молоток, курсант!Николка двумя пальцами хлопнул по открытой ладони Катрича, словно скрепляя союз.В прихожей зазвонил телефон. Андрей нехотя поднялся с места. Катрич жестом остановил его:— Мне звонят.Прошел в прихожую, взял трубку.— Слушаю.— Это ты, офицер? Да? — Голос в трубке звучал глухо.— Точно, — ответил Катрич. — Что тебе, душа любезный?— Нэ минэ, тэбэ, — сказал невидимый собеседник и усмехнулся. — Твой баба здэс, понял?— Нет, не понял.— Дурной, да? — удивленно спросил голос. — Твой баба Наташа, вэрно?— Может быть. Так в чем дело?— Лубишь ее? Тогда приезжай. Будэм ждат два часа. Не приедешь — мы ей ног раздвигать начнем. Вай, какой ног!— Ты что, любезный, решил наколоть лоха? — спросил Катрич брезгливо.— Э, — возразил собеседник. — Говори по-русски. Я таких слов не понимаю.— Ищешь дурака, я спросил?— Зачэм? Просто дэнги делаю. Я человек простой. Твоя баба попала в мои руки. Ай, какой ног! Ай, какой! Нужно тэбэ — могу вэрнуть. Плати дэсять кусков — бэри!— Возьму, — сказал Катрич. —Но, если ты хоть пальцем... Понял?— Нэ боись, командир. Сохраним, как в аптеке.— Где будем менять?— Нэ торопысь, какой быстрый. Бэри деньги, приезжай в поселок Житный. Знаэшь такой?—Да.— Около сэлпо тэбя мальчик встретит. Не боись. Эсли честно будэшь играть — бабу получишь. Привэдешь милицию — этот хороший ног мы употрэбим. Понял?— Забито. Еду.Катрич бросил трубку.— Собирайтесь, мужики, — сказал он так буднично, словно речь шла о поездке на рыбалку. — Отчаливаем.— Кто звонил? — поинтересовался Андрей. И хотя Катрич перехватил разговор, который должен был вести совсем не он, ставитьАндрея в известность о полученном сообщении не счел нужным. Ответил коротко:— Говорят, овощ созрел. Пора убирать.Андрей вывел машину на шоссе и поддал газу.— Куда нам?— Пока до развилки на Житное. Только особо не гони.Андрей сбросил скорость, и стрелка спидометра закачалась у цифры шестьдесят.— Отлично, пилот, — похвалил брата Николка. — Так держать. По пустынной дороге они проехали километров пятнадцать, когда у пришоссейного сельпо в круге желтого неровного света заметили ми|лиционера. В свою очередь он увидел машину и подал знак остановиться.— Этого еще не хватало! — чертыхнулся Андрей. — Никогда раньше здесь гаишники не гужевались.— Нэ боись, командыр, — машинально повторил Катрич застрявшую в памяти фразу и тут же, ощутив неловкость, добавил: — Держите хвост трубой. Разберемся.Помахивая жезлом, коренастый, мешковатый милиционер приблизился к машине. Голосом безразличным, начальственным приказал:— Документы.Андрей вынул из нагрудного кармана удостоверение, протянул наружу. Открыв корочки, милиционер бросил взгляд на фотографию. Вяло спросил:— Торопимся, гражданин Бураков?Андрей не успел ответить, когда из распахнувшейся дверцы наружу выскочил Катрич. Он сразу оказался за спиной милиционера и так резко ткнул в затылок стволом пистолета, что у того с головы слетела фуражка.— Руки на капот, Сивухин! Быстро!Милиционер строптиво дернулся, но тут же получил сильный толчок в спину и оказался лежащим животом на капоте.— Обыщи его, Николка! — приказал Катрич.— Артем, ты что? — не скрыв тревоги и удивления, спросил Андрей.— Я в порядке, — отозвался Катрич, — а вот что здесь делает этот гусь, мы сейчас выясним.— Дежурит, — неуверенно предположил Николка, шуруя руками по бокам милиционера.— Э, нет! Он участковый из второго Советского микрорайона. Савелий Исаич Сивухин. Верно я говорю, Сивухин?Милиционер лишь тяжело сопел, не произнося ни звука.— Что участковому здесь надо? — удивился Николка. Он уже успел изъять у Сивухина пистолет и рацию.— Вот мы и постараемся выяснить.— Калымит! — в очередной раз попытался угадать Николка. — Штрафы по нахалке сшибает.— Не то, — возразил Катрич. — Здесь похуже. Он именно нас пас. Верно, Сивухин? И разбираться мне с ним некогда. Сейчас отведу его в сторону, а утром его найдут в кустах. С жезлом и рацией. Поймут, что паскудный мент осознал гнусность своего поведения и свел счеты с неправедной жизнью. Чтобы не позорить наш славный отряд Краснознаменной милиции.— Ты этого не сделаешь! — дерзко и в то же время испуганно выкрикнул Сивухин. Он знал славу Катрича и верил — тот может все.— Не ори, — ткнул его в бок пистолетом Катрич. — Сделаю, если пообещал. Ты для кого здесь торчать подрядился? Ну!— Пойми, капитан, — хватаясь за спасительную подсказку Николки, заюлил участковый. — Трое детей. Денег-то пусто... Бес попутал...— Фамилия беса? Быстро!— Деньги! — прохрипел Сивухин. — Ты же сам знаешь, сколько нам платят.— Кто?— Правительство.— Пошли! — зло крикнул Катрич. — Жить тебе ни к чему.Сивухин грузно осел на асфальт, привалился спиной к машине.Замычал, как пьяный, качая головой и стукаясь затылком о кузов.Вдруг остановился и гугняво спросил:— А если скажу?— Не надо, обойдусь.— Скажу — отпустишь?— Гденас ждут?Андрей насторожился. Еще минуту назад он считал, что Катрич зря теряет время на мошенника в милицейском наряде. Ну подумаешь, захотел участковый покалымить на трассе. Да мало ли таких? Не он первый, не он последний.— Недалеко. Через два километра отсюда выемка...— Засада справа, слева?— Справа. Возле трансформаторной будки.— Сколько человек?— Один.— Кто?— Не знаю. Какой-то черный.— Оружие?— Ручной гранатомет. РПГ.— Транспорт?— Нет. После дела я его должен сам забрать.— Связь?— Рация.— На милицейской волне?— Нет, волна своя.— В машину! — приказал Катрич отрывисто. — Куда полез? Ложись на пол! Поехали!Боевика Катрич взял без большого труда. Щупленький, похожий на цыпленка мужичок с жиденькими усами и растопыренными огромными ушами сидел над откосом выемки, держа на коленях трубу заряженного гранатомета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17