.. Зачем он хочет встретиться? Хотя... наверное, хочет узнать подробнее про их поездку... Ладно, доживем до завтра - узнаем...
... Никогда в жизни Андрей не видел Аркадия Юрьевича, но узнал он его сразу. Внешность этого человека поразила его. Высокий, совершенно седой, с глубоким шрамом, пересекавшим правую половину лица, просто, но элегантно одетый, он выделялся среди серой толпы неким ярким пятном. Такой человек и так бы привлек к себе внимание. К тому же ощущалось некое неуловимое сходство с Катей, хотя Зорич знал, что Катя была копией покойной матери, он видел её фотографии. Он, наверное, видел фотографии и отца, но совершенно не запомнил его лицо. И вот он перед ним...
- Мы забыли сообщить друг другу приметы, - улыбнулся Корнилов. Улыбка была приятная, но Андрей заметил, что улыбался Аркадий Юрьевич одними губами, а глаза оставались совершенно серьезными.
- Я вас узнал. Вас нельзя не узнать.
- Да и вы парень хоть куда. Я вас таким себе и представлял. Пойдемте туда, на сквер, там можно посидеть и спокойно поговорить.
- Да, места хорошие, - нахмурился Зорич, вспомнив прогулки с Катей около Музыкального детского театра и цирка, их лучшее время...
- Как Катя? - спросил Андрей.
- Катя-то? Да так... Вы подождите, Андрей, весь разговор пойдет у нас именно об этом. О том, как Катя?
Они нашли пустую скамейку и сели на нее.
- Видите ли, Андрей, - произнес Корнилов, глядя ему в глаза пристальным немигающим взглядом. Андрею от этого взгляда стало как-то не по себе, он вспомнил взгляд Кати, поняв, что именно этим странным взглядом отец и напоминал ему её. - Видите ли, я долго не был в курсе ваших с Катей взаимоотношений, в частности, о вашей совместной поездке в Петербург. Недавно мне рассказали об этом в общих чертах. Мне бы хотелось узнать подробности от вас. Смело рассказывайте все, и не думайте, что я вас за что-то осуждаю. Напротив, я хочу найти в вашем лице друга, хочу найти поддержку. Мы много пережили с Катей, мы лишились самого дорогого для нас человека, и мне очень нужна правда о тех страшных днях. Рассказывайте, я слушаю.
Сбиваясь, заикаясь и путаясь, Андрей начал рассказывать обо всем, что произошло тогда, в ноябре 1992 года. Когда он дошел до самых щекотливых мест повествования, он несколько замялся. Но тут почувствовал, что Аркадий Юрьевич сильно сжал его руку повыше локтя.
- Я все понял, я все понял, дорогой мой Андрей. Я понял вас, вы любите её. Этого не скроешь, это не придумаешь.
Андрей поглядел собеседнику в глаза и поежился от его остекленевшего взгляда. В этом взгляде была и глубочайшая печаль, и в то же время, нечто страшное, сатанинское. А лицо было белое, как полотно.
- Это все так же, как когда-то было и у меня... Все так же... Почти так..., - бормотал Корнилов. А потом замолчал и глядел куда-то поверх головы Андрея. - Извините, задумался, - очнулся он от своего забытья. - Вы продолжайте, подробностей не надо. Одну только - если можно, вы извините меня, но это очень важно. У Кати был кто-то до вас?
- Нет, - покраснев до корней волос, ответил Зорич.
- Рассказывайте дальше, - вздохнул с облегчением Корнилов.
Когда Андрей дошел до момента похищения Кати, он почувствовал перемену в поведении собеседника. Было очевидно, что он очень взволнован. Кулаки его сжались, а лицо налилось кровью.
- А кто был этот рыжий? - перебил его он.
- Понимаете, Аркадий Юрьевич, с этим рыжим мы встретились позже, я ещё до этого не дошел? Сейчас я вам все расскажу...
Он продолжал рассказ. Когда он дошел до телефонного звонка, Корнилов вдруг вскочил с места. Вытащил из кармана пачку сигарет, но закуривать не стал, а лишь сжал эту пачку так, что все сигареты в ней, видимо, переломались. И улыбнулся. От этой улыбки мурашки пробежали по спине Зорича.
- Мне, понимаете, Катя курить не разрешает. У меня год назад был инфаркт. Выжил вот... А курить хочется, страсть. Вы курите? - продолжал улыбаться он.
- Да, - подивился его поведению Зорич.
- Какие у вас?
- "Кэмел".
- Дайте, дайте сигарету. У меня вот "Мальборо", не люблю. Все суррогат, все ненатуральное. Вот раньше у меня были только американские сигареты. А от этих кашляю сильно.
Зорич протянул ему сигареты. Корнилов вытащил одну и закурил.
- Суррогат, разумеется, - с видом знатока произнес он. - Но однако, как же приятно курить, а, Андрюша?
- Да как вам сказать? - удивлялся Зорич внезапной перемене разговора. Но Корнилов начал долго и нудно рассказывать ему о разных сортах сигарет, и какие ощущения он испытывает от каждого из них.
- А вот к французским я так и не привык. Но, как же, однако, хорош американский "Кэмел" без фильтра! И очень по душе мне были "Теннисон" и "Тру"... А, впрочем, достаточно о куреве, рассказывайте дальше, а о пользе табака в следующую встречу. - И расхохотался. Но глаза продолжали оставаться печальными. "Да он не в себе", - испуганно подумал Зорич.
- Я абсолютно нормален, - ответил вслух его подозрениям Корнилов. Абсолютно. Это так, разрядка...
Зорич продолжал. Новое упоминание о Рыжем снова очень заинтересовало его. "Кто же такой этот Рыжий?" - прошептал он вслух. "Что ему дался этот Рыжий?" - подивился опять Андрей.
- Вот и все, Аркадий Юрьевич, - закончил свое повествование Зорич. Так как же Катя?
- Катя-то? Плохо ей, Андрюша. Она очень одинока, она живет какой-то непонятной жизнью. А она очень молода, ей только девятнадцать. Вернее, ей будет девятнадцать. Вы знаете, когда у неё день рождения?
- Разумеется. Тридцатого апреля.
- Так вот, Андрей. Вот что я вам скажу. Я приглашаю вас тридцатого апреля на день рождения моей дочери Кати. В девятнадцать ноль ноль. Имеете неделю на сборы.
Андрей был ошарашен необычной манерой разговаривать своего собеседника, который мигом переходил от ерничества к такой философской серьезности, от которой становилось даже как-то страшновато. Зорича бросало то в жар, то в холод.
- Придете? - улыбался Корнилов.
- Да... Но... Как она отреагирует? А вдруг она меня пошлет куда-нибудь? Я же говорил вам, как она переменилась ко мне после своего чудесного возвращения. Я не понимаю, что могло произойти.
- С каждым из нас в любую минуту может произойти всякое... Приходите, если найдет время. И сделайте Кате подарок, я вас очень прошу.
- Я, разумеется, без подарка не приду.
- Нет, вы меня не поняли, Андрей. В подарок на день рождения Кати я прошу сделать ей предложение.
- Как это?!!!
- Очень просто. Предложите ей выйти за вас замуж. Если вы сами не против, конечно.
- Да я... Я люблю её, я люблю её и уже делал ей предложение. Но я почти два года не видел ее... И она даже если и примет мои поздравления и перетерпит пару часов мое общество, на такой подарок может отреагировать, как говорится, неадекватно.
- А вам помогу. И потом... Я общаюсь с ней каждый день и знаю, что она не может так отреагировать на ваше предложение, несмотря на то, что с ней там произошло. Несмотря на то... что у неё в душе. Она больна, Андрюша, побледнел он снова. - Больна и одинока. И только мы с вами можем её вылечить от этой странной болезни. Вылечить её может только любовь. Она нуждается в вас, поверьте мне.
- Раз вы в этом уверены, я так и поступлю.
- Вы не беспокойтесь о житейских проблемах. Мы поможем вам, вы ни в чем не будете знать проблем. У вас будет одна проблема - это ваша жизнь, ваша любовь. И это решайте вы, я на вас надеюсь. Все. До встречи. Я пошел...
Он повернулся и зашагал в сторону Ломоносовского проспекта. Ошеломленный Андрей остался сидеть на скамейке.
Двадцать девятого вечером Корнилов позвонил ему снова.
- Андрей, ваши планы не переменились?
- Да нет, конечно. В семь я у вас.
- Жду.
Тридцатого апреля в семь часов вечера с букетом роз и флаконом "Кристиан Диор" Андрей Зорич стоял перед дверью Корниловых и не решался позвонить. Он ожидал всего, чего угодно - неприязненного лица Кати, резких слов, ждал даже, что она попросит его уйти. Да будь, что будет. Он нажал кнопку звонка.
Дверь открыла Катя. Зорич даже удивился, до чего она повзрослела за это время. Лицо осунулось, другая прическа, другое выражение глаз. Она стояла перед ним, бледная, худая, и вдруг он внезапно понял, как она похорошела за эти неполные два года. Тогда, в школе она была очаровательной девушкой, теперь перед ним стояла красивая взрослая женщина. Он стоял и не мог произнести ни слова.
- Андрюша? Ты? - нежно спросила Катя.
- Катя... Катя... Я... тебя поздравляю с днем рождения. Это вот... тебе. Я желаю тебе самого... ну, всего самого наилучшего.
- Проходи, Андрюша, я очень тебе рада, - грустно улыбнулась Катя, принимая его подарки. - Мы, вообще-то ничего праздновать не собирались. Гостей не ждали. Но... раз ты пришел, сумеем угостить тебя...
Сильно постаревшая Полина Ивановна стала накрывать на стол, а Андрей остался наедине с Катей. Они сели рядом на диван, и Зорич, глядя на нее, почувствовал, что сходит с ума от любви к ней, он поражался, как это он мог столько времени жить без нее. Катя была одета очень скромно, в сером коротком платье и черных туфлях, совершенно без всякого макияжа, но от этого она казалась ещё более красивой.
- Я, правда, очень рада, Андрюша, что ты пришел, - произнесла она.
- Да? - густо покраснел Андрей.
- Конечно. Я всегда вспоминаю нашу школу, наше с тобой путешествие в Ленинград. Как было здорово! Это, наверное, будет лучшим воспоминанием в моей жизни.
В этот момент в комнату вошел Аркадий Юрьевич в белой водолазке и джинсах, тщательно выбритый, пахнущий каким-то французским одеколоном.
- Папа, познакомься, вот это и есть Андрей Зорич, - представила его Катя.
- Очень приятно.
- Я пойду помогу бабушке, - сказала Катя.
- А мы пойдем ко мне в кабинет покурим, - предложил Корнилов, и Зорич к своему стыду почувствовал, что на его губах появляется идиотская неуместная улыбка. Он вспомнил поведение Корнилова неделю назад и его разговоры о сортах сигарет. Аркадий Юрьевич поддержал его улыбку и улыбнулся в ответ.
... Уютный кабинет со стеллажами книг по стенам. И повсюду фотографии Катиной матери. Вот она улыбается, вот стоит около Нотр-Дам де Пари, вот около Эйфелевой башни, вот в купальнике около моря, а вот они втроем крупным планом - Кате здесь лет четырнадцать. При виде этих фотографий улыбка мигом сошла с лица Андрея - он понял, какую жуткую тоску испытывает этот седой человек, потерявший любимую женщину. "Я должен сделать Катю счастливой", - подумал Зорич.
- Мы с Машей хотели второго ребенка. Сына, - мечтательно произнес Корнилов. - Да как-то все так и не решились... А могли бы ещё - ей было всего тридцать шесть, когда она погибла. Царство ей небесное. - Он налил себе и Андрею по рюмке коньяка и залпом выпил свою. Андрей последовал его примеру.
Затем был ужин. Обстановка за столом была непринужденная благодаря Аркадию Юрьевичу, который постоянно поддерживал разговор, шутил, хохмил. Катя была очень удивлена поведением отца, так переменившегося, особенно за последний месяц. Андрей же только таким его и знал, не имея понятия, каким он был раньше.
В конце вечера, когда они остались в комнате одни и медленно танцевали под тихую музыку в полутьме, Андрей отважился и сделал ей предложение.
- Ты правда хочешь этого? - остановилась Катя. - Правда? После всего того? Я ведь незаслуженно оскорбляла тебя. Я не хотела, но делала это.
- Конечно. Забудь обо всем. Помни только нашу поездку, наше счастье. Неужели нам плохо вместе.
- И ты ни о чем не спрашиваешь меня? О причине моей перемены к тебе?
- Ни о чем. Захочешь - сама расскажешь. А не захочешь, не надо.
- А не пожалеешь потом, Андрюша?
- Никогда. Что бы у тебя там не было. Я люблю тебя.
- И все же ты подумай. Давай подумаем ну хотя бы с месяц. Тогда и поговорим...
...И вот , наконец, этот месяц прошел.
Они сидели рядом на диване. И кроме них дома никого не было.
- Ну так что, Катюша? - спросил Андрей, глядя ей прямо в лицо немигающим взглядом. - Ты сегодня обещала дать мне ответ. Я жду твоего ответа.
Катя положила руку ему на колено, улыбнулась и встряхнула распущенными черными волосами.
- Какой ответ, Андрюша? Разумеется, я согласна. Разве ты сам этого не понимаешь?
Андрей вскочил с места, стал ходить туда и обратно по комнате. Вот оно, счастье! Вот он - лучший момент его жизни! Она согласна!
Он бросился к ней и взял её на руки. Стал бегать с ней по комнате, постоянно целуя то в шею, то в щеку, то в душистые чудесные волосы.
И они стали снова близки. При открытых занавесках, при дневном майском свете. Зорич испытывал такое бешеное ощущение счастья, что громко кричал и стонал.
О н а была с ним, о н а снова была с ним, о н а снова принадлежала ему. Вот она! Нежная, любимая, снова доступная, снова своя! Впереди такое счастье! Впереди подготовка к свадьбе! Впереди сама свадьба! Медовый месяц! И жизнь, долгая, бесконечная счастливая жизнь!
... Не хочется нам думать в минуты счастья, что за такие минуты надо платить, платить неизвестно кому, кому-то могущественному и злому, и только опыт учит нас этому, не давая никогда расслабляться, не давая быть до конца счастливыми на этой злой и несправедливой Земле...
3.
Никогда в жизни Хряк не был в таком идиотском положении. Убийцу догнать он так и не смог, а дома у него лежал труп Помидора. Он понятия не имел, что надо делать в подобной ситуации. Вчера он видел труп Николаши, а сегодня буквально при нем, хоть и не на его глазах, был застрелен Помидор. Эти трупы словно преследовали его, все это стало кошмаром наяву. Он отдавал себе отчет в том, что его собственная жизнь теперь не стоит ни ломаного гроша, если Ворон взялся убивать всех подряд, то дело обязательно дойдет и до него. Одного он не мог понять - почему этот человек, убив Помидора, не прикончил и его? Это было бы вполне логично. Разумеется, это не был сам Ворон, тот бы пристрелил и его с огромным удовольствием. Видимо, убийца не знал в лицо ни Хряка, ни Помидора, убил Помидора вместо Хряка, а второе убийство заказано ему не было, только так можно объяснить странное поведение убийцы. Однако, теперь бояться надо было не только Ворона. В его доме лежит труп, от него надо избавляться. Но ведь он-то не убивал, это его пришли убивать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55