А дух… Ничем не смыть духа того!Она передернулась с отвращением и замолчала.Вскоре после трапезы часть гостей разошлась по домам. Остались Ртищев с женой, Ордын-Нащокин, хорват и Толстой.Крижанича увели в угловой терем-башню.— Можно ли? — шёпотом спросил Юрий, когда Гамильтон, убедившись, что никого в сенях нет, заперла на засов дверь и присела на диван.— Начинай, — с такой же таинственностью шепнул Нащокин и приготовился слушать.Бледный, с нахмуренным лицом, стоял посредине терема Юрий, устремив куда-то ввысь горящий взгляд. Точно зачарованная, любовалась им Марфа; она не знала еще, о чем будет говорить этот странный, так непохожий на русских, чужеземец, но твердо верила, что пойдет за ним на какой угодно его призыв.Ртищев, нахохлившись, исподтишка следил за женой. Охваченный беспокойством, он не выдержал и потянулся губами к ее уху.— Марфенька…Марфа вздрогнула и с ненавистью откинула голову.— Ну?По глазам мужа она поняла, что тот хочет сказать, и через силу выдавила на лице улыбку.— Диву даюсь я, как будто и пригож сербин, а все нету в нем закваски твердой, как у российских людей, как у тебя, мой соколик.Федор гулко вздохнул. «Экой я, право! И как мог я усумниться в чистой голубице своей!» — подумал он с укором самому себе и блаженно уставился на Крижанича.— Чти, что ли, грамоту, — заторопил Юрия Толстой.Юрий мялся и продолжал молчать.— Аль боязно? — строго насупился Ордин и встал. — И то, дело такое, что без крестного целования начинати не можно.Он первый подошел к образу. Выслушав данную всеми присутствовавшими в терему клятву, Крижанич уже безбоязненно достал из подкладки кафтана сложенный вчетверо лист бумаги.— Починать?— Починай, — кивнула Гамильтон.Склонив голову и подавшись туловищем вперед, Юрий вполголоса начал: Какая должна быть власть в государстве Российском? Всем людям на потребу поущение от честной коллегии народолюбцев, во имя Отца и Сына и Святого Духа: 1) Просвещение, наука, книга — мертвые, но мудрые и правдивые советники. 2) В Христианском государстве несть места жестокости в управлении, обременения народа непосильными поборами и мшелом…
Толстой недовольно крякнул и с ненавистью поглядел. на Крижанича, но тотчас же опомнился, весь обратился в слух. Хорват продолжал: А посему надобны слободины, права народу и сословное самоуправство. Торговые люди да выбирают себе старост с сословным судом, ремесленников гоже соединить в цеха, а всем промышленным людям надобно волю дать, бить челом государю и начальным людям о своих нуждах, а и оборонять их от областных управителей. Крестьянам же дозволить вольно трудиться и от крепости к земле свободить…
— Эгей, постой-ко! — приподнял брови Нащокин. — Такого уговору у нас с тобой не было про крестьян.— А и про мшел зря помянул, — вставил Матвеев. — Токмо умам брожение!Подбодренный взглядом жены, Ртищев покрыл все голоса резким своим верещанием:— А по-божьи коли, не можно в крепости держать людишек! Чай, крест на них тож православный, как и у господарей.Крижанич виновато шаркнул ногой.— Коль не любо коллегии, я попримолкну.— Чти! — раздраженно махнула рукой Матвеева. — А кончишь, там порядим.Юрий снова поднес к глазам лист: и от крепости к земле свободить, поколику противно то заповедям господа Исуса Христа. И еще по всем градам поставить школы, в коих бы умельствам разным народ обучать: золотарному, рудознатному и иному заводскому. И еще для женского полу учинить рукодельные школы, где бы и хозяйственной премудрости навыкали. А женихам наказать строго у невест грамоты испрашивать, чему обучалась. И еще дать волю холопям, обучившимся мастерству. И еще неустанно переводить на российский язык немецкие книги о ремеслах и торговлях. И еще призвать из-за рубежа иноземных немецких мастеров и богатых людей, которые обучали бы московитян мастерству и торговле.
Страстно, до самой полуночи, обсуждал кружок каждую строку хорватской грамоты. Под конец, внеся в нее кое-какие изменения и поправки, все присутствующие единодушно решили переписать грамоту и распространить тайно по Руси.Толстой и Крижанич с большой охотой взяли на себя труд выполнить волю кружка. Первый принял на себя Москву, а второй — Поволжье и остальную часть государства.— Баба та, что дадена нам в холопы со двора тюремного, Татиана, гораздо охоча будет нам подсобить.Дома Юрий, позабыв про сон, полный новых сил и надежд, уселся за переписку «воровского письма» и очнулся лишь утром, когда постучалась к нему Таня.Испуганно оторвавшись от бумаги, он шагнул к двери.— Кой человек?— Не разбудила ли я тебя, господарь?Узнав голос Тани, Крижанич сразу успокоился и открыл дверь. ГЛАВА XII В тот же день, на дворе, в присутствии холопей, Таня бросилась Крижаничу в ноги и попросила отпустить ее на побывку в деревню к умирающей тетке.Юрий долго упирался, ссылаясь на то, что все дороги кишат разбойными людишками, которые могут убить ее.— А ты бы, господарь, испросил для меня двух стрельцов. Авось, уберегут меня те стрельцы от напасти.Хорват оскорбительно засмеялся.— Да эдак, ежели каждую блудную бабу со двора тюремного свитой жаловать, и стрельцов не наберешься.Холоп схватил Таню за волосы, готовый по первому знаку господаря избить ее. Но Юрий резким окриком остановил холопа и задумчиво уставился на небо.— Нешто по пути володимирскому воеводе цидулу отдать, — произнес он, будто рассуждая с самим собой и испытующе поглядел на женщину.Таня встрепенулась.— Живота решусь, а цидулу доставлю.— А коли так, — уже твердо объявил Крижанич, — собирайся со Господом в путь.Покончив с домашними делами, Юрий отправился к Толстому с сообщением, что все готово для отъезда Тани.Толстой обещал исхлопотать двух стрельцов и по-братски облобызался с хорватом.— Дал бы Бог бабе вдобре до Савинки того добраться, ужо усердно тогда московских людишек я образую! От века до века памятовать будут наставника и благодетеля своего, сербина Юрия!Крижанич, по уши обласканный хозяином, ушел домой. Едва гость скрылся за переулочком, Толстой вскочил на коня и помчался на Арбат в усадьбу Стрешнева, где в тот день гостил государь.Узнав о приезде дворянина, Алексей немедленно принял его.Толстой на коленях подполз к царю, приложился к краю кафтана и опасливо повернулся к Стрешневу.— Нету ль подслуха тут?Стрешнев успокоил гостя.Толстой не решался выдать всех членов кружка, так как знал их силу и влияние на царя, а потому, чтобы не подвергать себя их гневу, все валил на Крижанича. Сжав кулаки, царь весь обратился в слух и не спускал глаз с дворянина.— А откель тебе все ведомо стало? — спросил он вдруг. — А и пошто до сего дни молчал?Толстой встал с колен и гордо выпрямился.— С первого часу сдавалось мне, будто не с добрыми думками пришел тот сербин на Русь. А посему в холопи ему пожаловал я трех языков да одну бабу, которая якшается с разбойным человечишкой. А до сего дни не сказывал, чтобы на деле прознать, правду ли рекут все языки, про то, что снюхался сербин с ворогами твоими, смутьянами.Алексей ткнул свою руку в губы Толстого.— Иди и памятуй: за Богом молитва, а за царем служба не пропадает. * * * Поутру, в колымаге, нагруженной двумя тяжелыми сундуками, Таня выехала из Москвы. Ее сопровождали два стрельца, приставленные для «охраны цидулы от знатного иноземного гостя сербина Юрия ко володимирскому воеводе».Едва лошадь свернула в лес, из-за дерева выскочили какие-то оборванцы.— Стой! — повелительно крикнули они и бросились к колымаге.Один из стрельцов стремительно юркнул в кусты и исчез. Разбойники навалились на второго стрельца:— Вяжи остатного ушкана!Дозорившие у лесной рогатки стрельцы, заслышав крики, подняли тревогу и обступили лес.После недолгой борьбы нападавшие сдались. Стрельцы подошли к Тане, окруженной стражей, и недоуменно разинули рты.— Откель такое великое множество цидул у холопки?Старший взял из вороха одну из листовок и, прочитав первую строчку, изо всех сил ударил женщину кулаком по лицу.— Да то воровское письмо!… Да то измена нашему государю!Связанную и избитую Таню увезли в Разбойный приказ.План Толстого удался на славу. Все вышло так, как он задумал. Языки, изображавшие в лесу разбойных людишек, по всем улицам трезвонили о том, что случайно наткнулись на колымагу и, заподозрив недоброе, вскрыли сундуки, в которых оказались воровские письма. Никому и в голову не приходило, что Таню предали; так все, что произошло, было просто и правдоподобно.Испробовав все пытки и ничего не добившись, дьяк, допрашивавший Таню, с отрядом рейтаров отправился в Андреевский монастырь, где ничего еще не подозревавшие Юрий и Ртищев мирно вели с монахами ученые беседы. Ворвавшись в покои, стрельцы набросились на хорвата и связали его.— Все баба про тебя обсказала! — ошарашил дьяк иноземца.Однако Крижанич не поддался обману и прямо поглядел в глаза дьяку.— Не пожаловал бы ты и меня, дьяк, не обсказал бы, что баба та лаяла про меня?Постельничий, едва живой от испуга, прижался к стене и стоял так, не смея ни вздохнуть, ни пошевелиться. Его бил озноб. Он попытался было взять себя в руки и заговорить с дьяком, но прикусил до крови высунутый язык и только беспомощно затряс головой.Обыскав хорвата, стрельцы выволокли его на двор и бросили в колымагу.Кое— как оправившийся Ртищев вышел, пошатываясь, за дьяком, глядя куда-то в сторону, погрозил пальцем.— А и не соромно тебе, Юрко, за хлеб за соль за царские черною изменою воздавать?!Но, почувствовав, как лицо заливает жгучий румянец стыда, съежился и жалко бочком двинулся к воротам. «Схватят ведь псы и меня! — думал он, исподлобья поглядывая на ратников. — Прощай, Марфенька со чадами моими малыми! Како жительствовать будете без меня?» Однако рейтары почтительно раступились и пропустили постельничего на улицу.Очутившись на воле, Ртищев почувствовал такой приступ радости, что позабыл обо всем и, как мальчишка, помчался в поле…Вечером усталый и разбитый, вновь полный тревоги, Федор пришел к Толстому.— Слыхивал?— Слыхивал, Федор Михайлович.— И каково?— Каково Бог положит, — вздохнул Толстой.Неожиданно озлобившись, он больно сдавил руку постельничего.— А не скулить ныне вместно, но думку думати, как бы нас не выдал сербин. Сам утопнет и наши головушки сиротские за собой в омут потянет.Посовещавшись, они решили безотлагательно собрать всех членов кружка, чтобы сообща придумать, как спасти хорвата от неминуемой смерти. * * * Прямо из церкви, после всенощной, государь отправился в застенок. Он не узнал Юрия, до того обезображено было пыткой его лицо. Но слишком кипело еще негодование царя, «страшные» слова воровского письма еще прыгали огненными кругами перед глазами и чрезмерна была еще обида на хорвата, чтобы в груди нашелся хоть крохотный уголок для жалости и снисхождения.— Вор! — исступленно выкрикнул Алексей, впиваясь ногтями в горло полубесчувственного узника. — Язык европейский!… Христопродавец!Дьяки подхватили его и, усадив на лавку, подали ковш студеного кваса.— Не трудись, государь! Дозволь нам, сиротинам, чинить допрос.Алексей опорожнил ковш, обсосал усы и шумно задышал.Рядом с Крижаничем повисла привязанная к столбу Таня. Тело ее представляло собой сплошной кровоподтек. На боках и бедрах висели окровавленные лоскуты кожи и мяса. Из черных провалов жутко впились в пространство невидящие, отравленные безумием, болью и ненавистью, глаза.Государь ткнул Таню посохом.— Спокаялась ли?Она не ответила.— Не дразни! — снова рассвирипел государь. — Добром обскажи, кому письма воровские везла!Сморщив лоб и сжав кулаки, Таня из всех угасающих сил своих пыталась побороть тяжелый мрак, окутавший ее мозг.— Руси… Туда везла… Руси… Казни!… Всю Русь казни! — выкрикнула она и потеряла сознание. * * * Крижанича и Таню приговорили к казни Крижанич Юрий был отправлен в Тобольск 8 января 1661 года. Вернуться из ссылки он смог только после смерти царя Алексея Михайловича в 1676 году.

.Царь долго даже и слушать не хотел о помиловании, но в конце концов сдался на слезные моления Матвеевой и заменил хорвату смертную казнь ссылкой в студеные земли, а Таню повелел заточить до конца живота в подземелье.На Ртищева так подействовали события последних дней, что он слег в постель и прохворал до осени. Марфа не отходила ни на шаг от больного, с жертвенным терпением выполняла все капризы его. Чтобы сделать приятное постельничему, кружок перенес свои сидения в его усадьбу.Федор, несмотря на слабость, принимал участие во всех спорах, касающихся «приобщения России к еуропейской учености». Но больше всего его интересовало преуспевание заводского дела.Поправившись, он прежде всего отправился на железоплавильный завод.Работа кипела вовсю. Десятки заросших дымом, грязью и копотью людей, не передыхая ни на одно мгновение, метались по двору, подобно развороченному муравейнику.Была суббота. Вместе с церковным благовестом раздался наконец долгожданный свисток, возвещающий конец трудовому дню. Работные торопливо вышли на двор и построились долгою чередою по трое в ряд.У ворот, за столиком, сидела Марфа и двое приказных. На земле, охраняемый стрельцом, стоял сундучок с медными деньгами.Ртищев довольно улыбнулся и поиграл медяками.— А добро, Марфенька, Милославский надумал медью серебро подменить.Работные исподлобья оглядели постельничего и о чем-то горячо зашептались между собой. Один из приказных, прислушавшись, схватил со столика плеть и хлестнул по голове стоящего в первом ряду человека.— Цыц!Федор вырвал из рук приказного плеть.— Не моги забижать!… То на роби иное дело, а после шабаша — не моги!Ободренные заступничеством, работные придвинулись к столику.— Покажи милость, господарь, не вели им медью нас потчевать.Федор, не ожидавший такой просьбы, смущенно отошел за спину стрельца.— Нешто не те же деньги ходячие медь?— Те же, аль не те, не нам разбирать. То дело ваше, начальных людей… А ты выдь-ко на рынок, поглазей, в какой чести на рынке том медь!— Выдь!… — пронеслось по рядам, смешавшимся в одну бурливую толпу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100