— На дыбу его! В железа!Ратник отпрянул от удара и взялся за пищаль:— За мшел Мшел — взятка.

непомерный да за все издевы — держи! — воскликнул он, но тотчас же по-приятельски улыбнулся. — Не егози, господарь. Оставлю я тебя псковичам на потеху.— Псковичам? — точно во сне, повторил воевода. Весь пыл его мгновенно улегся, рука бессильно упала, плеть выскользнула из кулака и легла под ноги ратникова коня.— А за гостинец спаси тебя Бог, — прибавил ратник и, ловко изогнувшись, подхватил плеть с земли. — Ишь ты, корысть мне ныне какая!… Набалдашник-то из чистого злата.В дальнем краю кто-то протяжно крикнул и призывно ударил в накры Накры — литавры.

.— Мир псковичам! — пронеслось по улице.Толпа по собственному почину, не дожидаясь приказа, расступилась, образовав узкий проход. Воевода припал к шее коня и во весь дух помчался назад к митрополичьим покоям.Добравшись до рынка, псковичи остановились.— Тебе обсказывать! — подхватили послы какого-то парня и поставили его на опрокинутую вверх дном бочку.Парень сорвал с головы шапку.— Так что хлебушка нету! — свирепо вытаращил он налитые кровью глаза. — Так что хлебушка нету!…Он примолк, чтобы побороть в себе звериную злобу, мешавшую ему говорить и, прищелкнув пальцами, снова надрывно крикнул:— Так что хлебушка нету!Его сменил другой посол. Степенно перекрестившись, он разгладил бороду, прищурился и зябко запахнул епанчу.— Хлебушка нету, а денег черные людишки и отродясь не зрели. Все, братья-новгородцы, дьякам, боярам да прочим царевым людям в нутро идет… Так ли я сказываю, братья-новгородцы?— Так! — как один человек, рявкнула толпа. — Все дьякам да иным царевым людям!Посол, ободренный поддержкой, разгорячился.— А сильные люди за тех еретиков-басурман, что из шведской земли к нам во Псков перебегли, королю тьму тем хлеба отдали да еще силу великую денег прикинули. Гоже ли нам головами помереть, а хлебушек стравить басурманам?Бурная людская лавина прокатилась по улицам, сметая все, что попадалось на пути. С веселым потрескиванием заплясали на крышах домов багровые огненные змейки. По земле поползли мохнатые лапы дыма. * * * Никон согнал на свой двор всех новгородских монахов. Подгоняемые келарем, послушники подкатили к стенам пушки.— Да благословит вас Бог на правый бой за дело царево! — напутствовал монахов митрополит.Черным вихрем пронеслись монахи по улицам. Впереди, держа в одной руке высоко над головой кипарисовое распятье, а в другой сжимая черенок турецкой сабли, грозно скакал на своем рыжем коне воевода.— Погибель смутьянам!… Анафема ворогам государевым! — вопил келарь, не отставая от воеводы и потрясая булатным мечом. — Анафема восставшим противу государя — царя Алексея.В первое мгновение бунтари, потрясенные необычайным зрелищем, смутились и расстроили ряды, но, узнав воеводу, тотчас же пришли в себя.— А и раз помирать!…До поздней ночи длился жестокий бой.Наконец монахи не выдержали и, дрогнув, отступили к митрополичьим покоям… Никон, зорко следивший со звонницы за бранью, торопливо сбежал вниз к послушникам, дозорившим у пушек.— Готово, владыко, — поклонились монахи.Никон снова взобрался на звонницу.Толпа выплыла из-за переулка. Митрополичьи воины гикнули на коней и ускакали за стены. Уловив знак владыки, пономарь с силой рванул намотанные на руки веревки. Набатный рев колоколов захлебнулся в пушечном залпе.Толпа смятенно шарахнулась назад. Из-за стены на отступающих снова ринулась монастырская конница.— Разумейте языцы и покоряйтеся! — победно залился келарь.— И покоряйтеся!… И покоряйтеся, яко с нами Бог, — поддержали остальные, выхватывая из ножен сабли.На стене, пророчески простирая руки, озаренный трепещущим заревом факелов, стоял митрополит.Вдруг из— за угла показалась толпа чернецов, отбившихся, по-видимому, от главных сил.— Спасите! — молили они, стремясь пробиться к своим.Никон не успел понять, в чем дело, как часть чернецов взобралась на стену.— Благослови, владыко!Митрополит готовно поднял руку, но кто-то с неожиданной силой сбросил его со стены под ноги смутьянам. Остальные чернецы окружили келаря и воеводу.Из ворот, рискуя жизнью, выскочил игумен.— То ряженые… Ни имайте им веры…Но было уже поздно.— Секи их, изменников! — вопили псковичи, наступая на митрополита.Никон вскочил на ноги и злобно отшвырнул от себя саблю.— Секите! Приемлю сором и смерть с великою радостью во имя Христово и во спасение царя моего.Парень, первым говоривший на рынке, деловито поплевал на руку и с наслаждением ударил митрополита кулаком по лицу. Народ ахнул.— Не гоже! Не гоже нам над пастырями глумиться… Не басурманы мы, — донеслось возмущенно с разных концов.К митрополиту подошел примкнувший к бунтарям стрелецкий полуголова.— Бьем тебе челом, владыко, и молим благословить Новгород на новое житие со выборные люди в начальниках.Связанный по рукам и ногам, воевода завопил:— Не внемли гаду сему! То он всей смуте начальник.Митрополит, не удостоив взглядом бившегося у ног его воеводу, повернулся к церкви.— Коль противу сего мздоимца-воеводы восстали людишки — благослови их, Господи сил, на победу. * * * Новгородцы ожили. Стрелецкий полуголова, избранный всенародно воеводою, с утра до ночи трудился, щедро награждая людишек зерном, которым завалены были господарские и монастырские закрома. Рекою лились вино, пиво и мед. Холопи, в одеждах бояр и торговых гостей, неустанно чинили суд и расправу над не успевшими скрыться господарями.Расправившись с врагами своими, начальными людьми, выборные решили, что сделали все для своего освобождения, и предались непробудному пьянству. Разбойники, бежавшие из темниц, почуяв безнаказанность, принялись за грабежи и убийства. В городе не прекращались пожары.Торговые люди, истосковавшиеся по своим ларям, не выдержали пренебрегая опасностью, собрали раду.— Ты на воеводстве сидишь, — обступили они полуголову, — а не зришь, что рушится град наш сиротствующий.Хмельной воевода не внял их словам — разразился площадной бранью и, приказав схватить зачинщиков, ушел заканчивать прерванный пир.Никон, обряженный в поношенный подрясничек, ежедневно после обедни уходил в город. Его сопровождали толпы монахов и простолюдинов. На площади, перед церковью, митрополит опускался на колени и зычным голосом молился за «сиротствующий град».— Покайтесь перед государем, — со слезами в голосе увещевал он толпу, вставая с колен после молитвы, — внемлите молению моему и гласу всевышнего. Как сгинет без солнца земля, так да погибнет народ без Богом помазанного царя-государя!Наконец как-то ночью в митрополичью опочивальню ворвался сияющий келарь.— Владыко, владыко, — затормошил он спящего, — добрые вести, владыко!Никон очумело вскочил и нащупал в изголовье секиру.— То я, владыко! — испуганно отступил келарь, и тут же весело хлопнул в ладони: — Конец пришел вольнице! Конец беззаконию богопротивному. Нащокин расправился с Псковом и грядет во славе к Новгороду. * * * Слух об усмирении псковичей быстро докатился до новгородцев. Всполошенные толпы высыпали на торговую площадь держать совет. Оставшиеся в живых господари и приказные выползли из своих убежищ.Полуголова не рискнул идти на площадь. Пораздумав, он направился к митрополичьим покоям.Никон не вышел к воеводе, выслав к нему келаря.— Недужится владыке, — печально вздохнул монах. — Мне же наказал бить тебе челом, не покажешь ли нам милость, не отстоишь ли обедню в моленной.Польщенный воевода отпустил сопровождавших его друзей и доверчиво пошел за келарем.— Пожалуй, — услужливо распахнул перед ним дверь монах.Гость переступил через высокий порог и тут же половица с грохотом провалилась под его ногами.— Поостынь маненько, воеводушко смердов, — хихикнул келарь и захлопнул дверь.На площади бушевала толпа. Одни с кулаками наступали на выборных, требуя немедленного создания дружины, другие призывали к бегству в леса, третьи настаивали на бескровной сдаче города Нащокинской рати. Монахи сновали в толпе и, непрестанно крестясь, взывали к небу.— Ты, Господи, зришь туту нашу горькую. Вразуми рабов Твоих смириться перед Тобой и преславным помазанником Твоим.После жестоких споров противники Никона махнули на все рукою и сдались.В тот же день выборные отправились на Москву — бить челом государю на бояр и приказных, доведших людишек до бунта, и принести повинную от лица всего Новгорода. * * * После двухдневного заточения стрелецкого полуголову повели на конюшню.— Новгородскому воеводе поклон и многая лета! — встретил его с усмешкою митрополит, но, едва узник сделал движение, чтобы подойти под благословение, келарь повалил его на землю и мигнул катам.— Секите!Два послушника, исполнявшие обязанности катов, набросились на воеводу и сорвали с него одежду.Чем больше кричал истязаемый, тем беспощаднее его секли. Когда спина узника обратилась в сплошную рану, Никон перекрестился, деловито снял с гвоздя саблю и собственноручно рассек ему пятки.— Выбросить псам!Заблаговестили к обедне. Келарь засуетился, принес ведерко с водой и, смыв кровь с рук владыки, подал ему посох.Домовая церковь при митрополичьих покоях была битком набита молящимися. Все именитые люди Новгорода, уцелевшие от расправы, пришли поклониться Никону и отслушать торжественное молебствование.После службы митрополит вышел на паперть; приказав всем стать на колени, обличающе бросил:— Вы!… Вы град сей богоспасаемый довели до погибели!Молящиеся покорно склонили головы и молчали.С каждым словом Никон распалялся все более.— Ибо мало потчевали батогами холопей своих, распустили потворством своим!… Аль позабыли, что на то и даны Богом черные людишки, чтобы господари наущали их смирению и тем уготовали им путь к блаженству в будущей жизни?Один из торговых людей клятвенно поднял руку.— Обетование даем творить отселе по глаголу твоему, владыко! * * * Новгородские послы прибыли на Москву. Окольничий проводил их в Кремль и выстроил на площади у Большой Палаты Большая Палата — Грановитая.

.Вдоль Средней Палаты, что ютилась между Большой и Благовещенским собором, в ожидании государева выхода, разгуливали думные бояре и стрельцы.Царь нетерпеливо поглядывал в окно и то и дело стремился выйти к послам, но каждый раз его сдерживали Милославский и Стрешнев.— Не срок, государь, — в один голос увещевали они. — Погоди гонцов от Новгородского митрополита. Сейчас должны прискакать.Небо заволакивало тучами. Кремль темнел, супился. Под окном о чем-то чуть слышно шепталась с сумерками зябко нахохлившаяся трава; плакучая ива, прилепившаяся к воротам, ведущим из внутреннего двора на площадь, теряла свои обычные очертания и, казалось, отделяется от земли, уходит куда-то расплывчатым туманным пятном. Точно голодные мыши, надоедливо скреблись о стены занесенные ветром осенние листья.Выборные с тревогою поглядывали на царевы покои.— Нейдет государь, — сиротливо жаловались они и, точно в предчувствии беды, тесней прижимались друг к другу.Наконец на крыльце показалась сутулая фигура Ильи Даниловича.— А что я сказывал, — радостно шепнул соседу один из послов, — как пить дать, пожалует сейчас и сам царь-государь! Не зря слух идет, будто царь усердно внемлет ныне печалованиям холопьим, а сильных людей из царства выводит.Милославский что-то шепнул думному дворянину и скрылся в хоромах. Дворянин стремглав бросился на Красную площадь, навстречу скакавшему во весь опор всаднику.— Откель?Всадник сдержал коня.— От митрополита Новгородского, да от Афанасия Лаврентьевича Ордын-Нащокина с благою вестью!Спрыгнув с коня, гонец направился к воротам, ведущим в Передние Переходы, но дворянин приказал ему идти во дворец обходным путем.Узнав от вестника об окончательном усмирении псковичей, Алексей сразу преобразился.— Не выйду к смутьянам! — объявил он, важно развалясь в кресле. — Всех их вон из Кремля!— И то, по всему двору ихним духом смердит, — поддакнул Стрешнев и заковылял к двери.Илья Данилович остановил его:— Гоже ли так?— И всегда-то ты, Ильюшка, нашей воле противоборствуешь, — недовольно произнес Алексей.Милославский припал к руке государя.— Не противоборствую, а о благоденствии твоем печалуюсь. Гнать всегда время найдется, а ныне вместно по-родительски на их кручины попечаловаться да посулы добрые посулить. То ли дело — вернутся в Новгород, о государе всем с великой любовью людишкам сказывать будут.Царь задумчиво почесал поясницу и воззрился на тестя.— И то, Данилович! Пускай о государе своем с великой любовью сказывают людишкам.Стрешнев с презрением оглядел Милославского.— Не внемли ему, государь! Не тем славны были великие князья российской земли, что с холопями слезы точили. Помяни деда своего, Филарета, да еще Грозного царя помяни! Не ухмылкою, но величием покоряли они противоборствующих!Алексей встал и гордо запрокинул голову.— И то!… Не ухмылкою, а величием покоряли они противоборствующих!И, посовещавшись с ближними, выслал тестя к послам.— Внемлите, — буркнул себе под нос Илья Данилович, представ пред выборными. — Царь-государь показал мне милость замест него слово вам молвить.Послы опустились на колени.— А сказывает царь-государь, что холопы-де государевы и сироты великим государям николи не указывали. Псковичам и новгородцам надобно было челом бить до нынешнего смятения, а не самим управляться. А того николи не бывало, чтоб мужики со бояре, окольничие и воеводы у расправных дел были, и впредь не будет того!Промокшие до костей, подгоняемые окриками стрельцов, послы молча покинули Кремль. ГЛАВА VIII С тех пор, как Ртищев добился наконец своего и Янина уже не противилась его ласкам, все изменилось в усадьбе. Полонная женка стала полновластной господарыней над челядью.Счастливый постельничий ничего не замечал. Не задумываясь, по первому слову Янины, он сбросил с себя старинные русские одежды и облачился в польский жупан. По утрам сама полонянка обряжала его в широчайший расшитый золотом и позументами, иноземный халат.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100