— Нет, считаем, что вы были зутерами и красными, и полагаем, что вам достанет мозгов понять, что это все было дерьмо.
В разговор вступил Бенавидес, с недоверием поглядывая на Дадли:
— Комиссия Конгресса по расследованию антиамериканской деятельности поощряла доносительство, и тогда пострадали невинные люди. Теперь происходит то же самое, и вы хотите сделать нас стукачами!
Бывший малолетний насильник имеет наглость учить их порядочности! Мал почувствовал, что та же мысль промелькнула у Дадли; ирландец медленно закипал.
— Мне отлично это известно. Председатель комиссии сидит за взяточничество, сама комиссия действовала безответственно. И признаю, что наша полиция напортачила тогда в Сонной Лагуне. Но нельзя утверждать…
— Напортачила! — закричал Мондо Лопес.
— Pendejo! Тогда ваши люди устроили настоящий погром моего народа! Вы просто выгораживаете сволочей и их подлые дела, чтобы они продолжали трахать…
Дадли двинулся на троих, распахнув пиджак и обнажив под ним свой пистолет, дубинку и наручники. Своей могучей фигурой он навис сразу над тремя мексиканцами, его ирландский акцент зазвучал на несколько октав выше:
— Семнадцать твоих вшивых земляков хладнокровно убили Хосе Диаса. Они не отправились в газовую камеру только потому, что кучка предателей, извращенцев и одураченных слабаков сделала все, чтобы их спасти. И я не потерплю подобного тона в разговоре с братом-офицером в моем присутствии. Понял?
Стало тихо. Дадли глыбой навис над тремя профсоюзниками, готовый их раздавить. Работники студий наблюдают за сценой с дорожки. Мал, ростом повыше Дадли, но в половину его легче, решил продолжить сам. Он почувствовал страх. Pendejo. Он уже открыл было рот, но первым заговорил Мондо Лопес:
— Тех семнадцать попутала блядская полиция и блядский городской суд с его прокурором. И это 1а verdad , черт вас возьми!
Дадли шагнул вперед, так что Лопес оказался от него на расстоянии короткой дуги удара по печени. Бенавидес задрожал и попятился. Дуарте стал бормотать, что Комитет защиты Сонной Лагуны получал анонимное письмо, в котором в убийстве Хосе Диаса обвинялся белый парень, но никто этому не поверил. Бенавидес оттащил его от греха подальше. Мал схватил Дадли за руку, но тот легко отстранил товарища, хотя свой ирландский дискант снизил в тональность баритона:
— Как тебе это кривосудие над Комитетом Сонной Лагуны, Мондо? Как тебе благосклонность Клэр де Хейвен — этой паршивой капиталистки, близкой подружки членов муниципального совета? Настоящая находка для хера-маломерки засранца-испашки, а?
Бенавидес и Дуарте, спинами к стене, стали потихоньку отодвигаться. Мал стоит столбом; Лопес злобно смотрит на Дадли, а тот насмешливо продолжает:
— Может, я и не прав, сынок. Но мы же знаем, что Клэр дает всем подряд, только не думаю, чтобы она снизошла и до тебя. Теперь другая история: твой друг по Комитету Сонной лагуны Чаз Майнир — он ведь может оценить хорошую мексиканскую задницу?
Бенавидес двинулся на Дадли. Мал вышел из оцепенения, схватил его и прижал к стене. Воображение рисует лезвие бритвы у горла девочки. Бенавидес кричит:
— Этот пидор покупал мальчиков в гребаной службе сопровождений! Мы тут при чем?!
Мал вдавил Бенавидеса в стену, прижавшись намокшим от пота пиджаком к костюму из оленьей кожи; тренированные мышцы против худого тела сорокалетнего мужчины. Бенавидес сразу обмяк. Мал отнял руки, и тут его осенило: Сэмми поносил голубых из досье доктора Лезника, а на этой струнке можно было бы хорошо сыграть!
Сэмми Бенавидес соскользнул по стене на землю и оттуда наблюдал за молчаливой дуэлью Смита и Лопеса, стоящих лоб в лоб. Мал пытается подать условный сигнал, но руки его не слушаются. Хуан Дуарте стоит на дорожке и следит за происходящим с почтительного расстояния. Дадли завершил дуэль, резко повернувшись и мелодично протянув по-ирландски:
— Надеюсь, капитан, вы уяснили сегодняшний урок. С негодяями не приходится миндальничать. Вам бы следовало поработать со мной в убойном отделе. Там вы бы многому научились.
Первый раунд проиграл к черту.
Мал едет домой с мыслью, что не видать ему капитанских лычек — они зажаты в пудовых кулачищах Дадли Смита. Но он отчасти сам виноват в этом — взял слишком мягкий тон, когда мексиканцы стали хамить, ошибочно решив, что можно их уломать, заманив в логическую ловушку. Он собирался представить Эллису Лоу докладную записку с предложением не касаться темы Сонной Лагуны, поскольку она остается больным местом. Потом переосмыслил эту идею: нужно задеть мексиканцев за живое и урезонить Дадли Смита. Но Дадли заступился за него прежде, чем он сам сумел среагировать как хотел. Так что винить Дадли в горячности не приходится. А это значит, что на прямой контакт с УАЕС теперь им не выйти, и придется ограничиться только внедрением агента и допросами без огласки. А уж это по его части, что никак не умаляет смысла зубодробительных выпадов Дадли, но увеличивает необходимость привлечения в команду большого жюри Базза Микса.
Все это ему в минус, и один плюс от разглагольствований Дадли — тот не коснулся специфической информации досье Лезника, и это оставляет поле для маневра. Беспокоит одно: такой хитрый коп, как ирландец, так бурно отреагировал на слова мексиканца и заодно нанес «брату офицеру» удар ниже пояса.
Pendejo!
Дал слабину.
И Дадли Смит это понял.
Дома никого не было. Мал скинул пропотевшую одежду, принял душ, надел свежую майку и военные брюки, засел писать пространную записку Лоу, в которой настаивал на прекращении прямых допросов УАЕС, пока туда не будет внедрен свой человек, что становится острой необходимостью. Уже составляя справку, он понял, что отчет нужно приукрасить: точное воспроизведение произошедшего в «Вэрайэти интернэшнл» невозможно без того, чтобы не выставить его слабаком или дураком. Мал так и сделал, а затем исписал еще одну страницу, где предостерегал Лоу против кандидатуры Базза Микса на роль специалиста на все руки: он завоевал себе репутацию самого продажного копа за всю историю полиции Лос-Анджелеса — вор, занимавшийся махинациями с героином, ловкий шантажист, вымогатель, а теперь еще и умелый сутенер на службе у Говарда Хьюза. Закончив этот пассаж, Мал понял, что его старания напрасны: если Микс пожелает участвовать в этом деле, помешать ему будет невозможно. Хьюз — главный жертвователь в фонд большого жюри и босс Микса — значит, как скажет, так и будет. Мал сообразил, что на последнем пункте настаивать не стоит: лучшего человека, чем Микс, для этой работы не найти в целом мире. К тому же Базз побаивается его — как сам он побаивается Дадли Смита. Хотя причин для этого вроде как нет.
Мал выбросил страницу с предупреждениями насчет Микса в корзину и стал обдумывать операцию внедрения агента. Полицейская академия Лос-Анджелеса исключалась: добропорядочных юношей на агентурную работу не привлечешь — тут нужна особая складка. На шерифскую академию рассчитывать тоже не приходилось: из-за скандала с Брендой Аллен и покрывательство Микки Коэна управлением шерифа, толкового курсанта городу там тоже не дадут. Остается присмотреть смышленого, с приятной внешностью, гибкого и амбициозного полицейского в возрасте 25-28 лет. Это должен быть покладистый молодой человека без печати полицейской работы на лбу.
Где его взять?
Голливудский участок не годился: половина состава замешана в деле Бренды Аллен. Их пропечатали в газетах, они напуганы, разозлены. Тормоза у них отказывают. Ходили слухи, что трое из голливудского сыскного отдела причастны к августовской перестрелке у ресторана «Шерри» — топорно сработанному покушению на Микки Коэна. Тогда ранили троих и убили телохранителя Коэна. Исключено.
Центральный участок состоит из плохо подготовленных новичков, зачисленных на службу как ветераны войны. Семьдесят седьмой, Ньютон и Юнивер-сити — все сплошь громилы, нанятые держать в узде негров. Можно было бы поискать в Холленбеке, но на востоке Лос-Анджелеса преобладает мексиканское население. У Бенавидеса, Дуарте и Лопеса там свои связи, и агент может сразу провалиться. Можно поискать среди сыскных отделов, если там есть хоть один человек, которого не заездили до полусмерти.
Мал вытащил телефонный справочник полиции Лос-Анджелеса и стал его листать, поглядывая на часы, стрелка которых приближалась к 3:30. Скоро Стефан должен вернуться из школы. Он уже хотел было начать обзванивать начальников участков для предварительного разговора, но тут в холле послышались шаги; он повернулся в кресле и развел руки в стороны. Сейчас мальчик бросится к нему, и они начнут шутливо тузить друг друга…
Но это оказалась Селеста. Она смотрела на его разведенные руки, пока он их не опустил, и сказала:
— Я велела Стефану задержаться после школы. Нам нужно поговорить.
— Да?
— Судя по выражению лица, этот разговор не будет простым.
— Ну говори, черт тебя побери.
Селеста сжала в руках обшитую бисером театральную сумочку, дорогую ей память о Праге 1935-го.
— Я хочу развестись с тобой. Я встретила хорошего мужчину, человека культурного. Для меня и Стефана жить с ним будет лучше.
Спокойно, спокойно, думал Мал. Не дай ей разозлить себя.
— Я не дам тебе развода, — сказал он. — Не причиняй боли моему мальчику, или я сделаю тебе больно.
— Не сможешь. Сын принадлежит матери.
Надо ее искалечить, чтобы знала: закон здесь — он.
— Он богат? Если ты трахаешься, чтобы выжить, нужно это делать с богатыми мужчинами. Так, фройляйн? Или очень могущественными, как Кемпфлер.
— Ты всегда возвращаешься к этому, потому что это так отвратительно и это так тебя возбуждает.
Решающий удар: Мал чувствует, что выигрыш нечестными приемами ему не дается:
— Я вытащил тебя из дерьма. Я убил того, кто сделал тебя шлюхой. Дал тебе дом.
Селеста улыбнулась своей стандартной улыбкой: чуть раздвинула тонкие губы, обнажив ровный ряд зубов:
— Ты убил Кемпфлера, чтобы доказать, что ты не трус. Ты хотел выглядеть настоящим полицейским и готов был пойти на все ради этого. Только слепая удача спасла тебя. И ты так плохо хранишь свои секреты.
Мал поднялся, ноги его плохо слушались.
— Я убил того, кто заслужил смерть.
Селеста гладила свою сумочку, перебирая пальцами бисерную вышивку. Просто спектакль, последний акт и сейчас последует кульминация:
— Нечем крыть?
Селеста изобразила холодную как айсберг улыбку:
— Герр Кемпфлер был очень добр ко мне, а про извращенный секс я все придумала, чтобы возбудить тебя. Он был нежным любовником, и, когда война почти кончилась, он сделал так, что печи перестали работать, и спас тысячи жизней. Тебе повезло, что ты понравился военному губернатору, Малкольм. Кемпфлер хотел помочь Америке искать других нацистов. А за тебя я вышла, потому что мне было стыдно за ту ложь, которой я тебя соблазнила.
Мал попытался возразить, но губы не слушались. Селеста улыбнулась еще шире. На Мала это подействовало как красная тряпка на быка, и он бросился на нее. Схватил Селесту ее за шею, прижал к двери и правым кулаком ударил в губы; разбил ей рот. При ударе ее зубы рассекли ему кожу на костяшках кулака. А он бил, бил, бил и бил ее, но крик «Мут-ти!» и маленькие кулачки, замолотившие его по ноге, заставили его остановиться и выскочить из дома, испугавшись маленького мальчика — своего сына.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Телефон звонил беспрестанно.
Первым был Леотис Дайнин, сообщавший, что Арт Арагон нокаутировал Лупе Пиментеля во втором раунде, что увеличивало его долг до двух тысяч ста ровно. Расчет по процентам завтра. Следующий звонок был от агента по недвижимости из округа Вентура. На сей раз — хорошие новости: четырнадцать долларов за акр — наилучшее предложение за сухой, без растительности и тени, каменистый, безводный, неудачно расположенный и вообще никуда не годный клочок земли Базза. Эту цену предлагает пастор церкви Первой Святой пятидесятницы, возжелавший устроить там кладбище освященных четвероногих любимцев членов свое конгрегации.
— Минимум — двадцать за акр, — сказал Базз. Через десять минут снова звонок. Никакого «здравствуй», а просто:
— Микки я не рассказала, потому что даже газовой камеры на тебя жалко.
Базз предложил встретиться, устоить романтический вечер вдвоем, пропустить по рюмочке. Одри Андерс ответила:
— Да пошел ты!
Жизнь скользила в самом дурацком направлении, но Базз держал хвост морковкой, даже несмотря на скрытую угрозу Дайнина: или мои деньги, или станешь калекой. Базз подумал: не заняться ли ему шантажом. Торговцев краденым и гостиничных мазуриков он хорошо знает по своей полицейской службе; приходилось их прижимать. Потом отбросил эту идею: он стареет и силенок поубавилось, а те стали злее и лучше вооружены. Значит, пятьдесят на пятьдесят, он против Мала Консидайна, который по-прежнему смотрит на него как мышь на крупу, но в целом выглядит довольно чахло. Базз снял трубку и набрал прямой номер свего босса в отеле «Бель-Эр».
— Да? Кто это?
— Это я, Говард. Мне нужна та синекура с большим жюри. Вакансия еще открыта?
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Дэнни мчится в Голливуд, юрисдикцию городской полиции, с трудом удерживаясь на пределе допустимой скорости. Стрелка спидометра подергивается возле отметки 40. Несколько минут назад в участок позвонил администратор лечебницы Лексингтон. Там получили письмо от Мартина Гойнза, судя по штампу, отправленное четыре дня назад. Адресовано оно одному тамошнему пациенту и не содержит ничего, кроме безобидных джазовых новостей и информации о том, что Гойнз переселился в клоповник над гаражом по адресу 2307, Норт-Тамаринд. Зацепка сверхважная: будь этот адрес на территории округа, Дэнни схватил бы полицейскую машину и мчался бы туда с красной мигалкой и включенной сиреной.
Дом 2307 находился в полумиле севернее Бульвара, в средине длинного квартала домов в тюдоровском стиле. Дэнни припарковался на обочине. День был холодный, и все сидели по домам — на улице не было ни души. Он взял свой чемоданчик, поднялся на переднее крыльцо дома и позвонил.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65