Он оделся и направился к покоям княгини. Там он потребовал у слуг, чтобы те известили свою госпожу. Слуги ни слова не говорили по-французски, но догадались, что чужестранец обращается к ним с каким-то требованием. Они позвали фрейлину, та поняла и попросила графа подождать. Через несколько минут его провели в гостиную. Княгиня приняла его в желтом платье с вышивкой и белом шелковом халате. На ее ногах красовались белые шлепанцы с перламутровыми блестками.
– Здравствуйте, граф. Хорошо ли вам спалось? – спросила она, оглядев его цепким взглядом.
– Очень хорошо, княгиня.
– Тайны потустороннего мира вас не смутили?
– Фокусы с «волшебным фонарем» годятся для детей, мадам, – бросил Готлиб довольно колким тоном.
В комнате воцарилось молчание. Княгиня Полиболос смотрела на посетителя пристальным недовольным взглядом.
– Скептицизм северян, – пробормотала она наконец.
Выходит, несмотря на его опасения, она все-таки поверила в ливонское происхождение Готлиба фон Ренненкампфа и этим дала ему еще один козырь.
– Я пришел попрощаться с вами, княгиня, но, прежде чем поблагодарить за гостеприимство, хотел бы узнать, чего, собственно, вы с пашой ожидали от меня.
Она была явно озадачена.
Готлиб многозначительно глядел на нее целых несколько минут, чтобы дать ей как следует прочувствовать серьезность своих намерений.
– Хорошо, – сказала наконец княгиня, опомнившись.
Она набросила на ноги полу своего халата и продолжила:
– Вы смелы. Это хорошо. Еще одна причина, чтобы вам ответить. Присядьте, пожалуйста.
Он огляделся, но, увидев лишь неизменные низкие табуреты и подушки, остался стоять, с вызовом, явно желая показать этим, что не собирается садиться у ног женщины, которая злоупотребила его доверием. Она поняла; ее губы дрогнули, словно с них уже готовы были сорваться нетерпеливые слова, но потом позвала свою фрейлину и отдала ей какой-то приказ. Через несколько мгновений двое слуг принесли такое же кресло, в каком он сидел накануне. Он соблаговолил сесть и выжидающе посмотрел на княгиню. Та, казалось, подыскивала слова.
– Ваши разговоры об эликсире молодости и философском камне позволили паше думать, что вы наивный простачок, ищущий себе какую-нибудь роль в жизни. Он придумал ее для вас. И поручил мне предложить ее вам…
– Стать агентом Высокой Порты в Европе, – оборвал он ее.
– Вы не так наивны, как ему показалось, – с улыбкой признала княгиня. – Оттоманская держава необорима, граф. Она досягнула до самых врат Вены. Завтра она туда войдет. Германия – ворох разрозненных княжеств. Пруссия не сможет удержать их вместе. У нас только два врага: Австрия и Россия. Но единственное, чего они смогут добиться, – задержать нас на какое-то время. Или пролить лишнюю кровь. С помощью нескольких человек, способных внушить доверие властителям Запада, можно было бы избежать этого досадного расточительства.
– И по-вашему, я мог бы стать одним из них?
Она кивнула.
– Вы молоды, но привлекаете к себе и взгляды, и интерес. Вы балтийский немец, стало быть, русские вам отнюдь не друзья. С малой толикой опыта и советов вы стали бы одним из самых влиятельных наших адвокатов. Похоже, вы не стеснены в деньгах, но Высокая Порта не поскупилась бы, чтобы с лихвой покрыть издержки вашей миссии.
Он задумался над этими словами.
– Столь возвышенным целям, как мне кажется, не слишком соответствуют ловушки, которые вы мне расставили.
– Какие ловушки? – удивилась княгиня.
– Попытки обольщения.
Она рассмеялась.
– Вы говорите о Данае? Это не ловушка, граф. Она искренне в вас влюбилась. Со всем пылом юности. К тому же ей не терпится покинуть Констанцу. Если кто и загнал вас в ловушку, так это ваша собственная подозрительность, поскольку вы напрасно отвергли ее любовь. У бедной девушки теперь разбито сердце.
– А Алексис?
– Вы и его приняли за приманку? Едва увидев вас в окно, когда вы прибыли сюда, он сразу же загорелся желанием стать вашим другом. И сам напросился поужинать с вами. Видите ли, не так уж много чужестранцев бывает в Констанце, особенно таких, как вы. Отсюда и брожение в сердцах и умах. Он по-прежнему прячется в ваших покоях? Я его сегодня еще не видела.
Значит, он и тут ошибся.
– Алексис спал в прихожей. Похоже, ему вчера изрядно досталось. Но какой был смысл устраивать этот зловещий спектакль? – спросил Готлиб, немного смягчившись.
– Бабадагская прорицательница в самом деле ясновидящая, – ответила княгиня задумчиво. – Она мне столько раз убедительно это доказывала, что я и вас смело могу в этом уверить. Фокус, секрет которого вы разгадали, был предназначен лишь для того, чтобы подстегнуть ее талант, а заодно и ваше воображение. Но неужели и в самом деле не было никакого человека, заплатившего жизнью за ваши сокровища?
– Какие сокровища? – спросил Готлиб. – Если вы о сапфире, который я надел на ужин с пашой, то вы из мухи делаете слона.
Она испытующе впилась в него взглядом черных глаз. Готлиб стойко его выдержал. Княгиня вздохнула.
– В любом случае, – продолжила она через какое-то время, – подлинный секрет этого мира, граф, это власть. Я не знаю, верите ли вы по-настоящему в истории об эликсире вечной молодости и философском камне, но позвольте мне в этом усомниться. Вы мне кажетесь слишком рассудительным. Единственное, в чем мы можем быть уверены, – это в том, что наш мир существует. О потустороннем же мы не знаем ничего и не имеем над ним никакой власти. Паша предлагает вам действовать в реальном мире. Если вы присоединитесь к нашему делу, то станете одним из его творцов и разделите нашу победу.
Готлиб невозмутимо слушал. Быть может, княгиня не ошибается. Но она защищает некое дело, и поэтому ее стоит остерегаться. Он прикоснулся пальцем к губам.
– Вы ведь гречанка, княгиня. Как получилось, что вы служите тем, кто поработил вашу страну? И Констанца не ваш родной город. Неужели вы тут лишь для того, чтобы подстерегать проезжих прибалтийских немцев и вербовать их на службу Высокой Порте?
Вопрос был дерзким, но Готлиб решил прояснить ситуацию.
– Полиболосы живут в Константинополе испокон веку, – ответила она. – Как и Ипсиланти, Маврокордато, Кантакузены, Комнины и многие другие. Обязательно ли накладывать на себя руки, если побежден? Тогда бы не слишком много народу осталось на земле. Римляне-победители научились говорить по-гречески, на языке побежденных. Османы тоже оценили наш опыт и наше терпение. Они доверяют нам управление землями Восточной Европы, которые мы знаем лучше, чем они. Мой супруг был наместником Бессарабии. Год назад его унесла лихорадка. Я жду его преемника. И пока выполняю его обязанности.
Фрейлина сделала знак слуге, и тот подал поднос с кувшином из голубого хрусталя, украшенного золотом, два таких же кубка и блюдо засахаренных абрикосов. Напиток напоминал оршад. Готлиб попробовал его и поднял брови.
– Миндальное молоко, – пояснила княгиня.
– А если я отклоню ваше предложение? – спросил он.
– Я буду огорчена. Из-за сожалений, которые будут мучить вас всю оставшуюся жизнь, – ответила она, поднося к губам засахаренный абрикос.
Из приличия он удержался от смеха.
– И кто же будет руководить моими дальнейшими действиями?
– Вы сами. Ситуация ведь проста: надо изолировать Австрию и Россию, помешав им заключить союзы, которые вовлекли бы Францию, Англию или Пруссию в вероятный конфликт с Высокой Портой.
– Но как я этого добьюсь?
– Приобретя доверие французов, англичан и пруссаков. Для этого и нужен ваш талант. Чем выше будет ваш престиж, тем большего успеха вы достигнете. Не сомневайтесь: женщины будут на вашей стороне. Однако никогда не позволяйте им властвовать над вами. Впрочем, мой совет кажется излишним, – добавила княгиня, усмехнувшись.
Готлиб чуть улыбнулся в ответ.
– Не похоже, что вы женаты, – сказала княгиня. – Есть у вас любовница?
– Это было бы то же самое, но не так удобно.
– Неужели женщины вам безразличны?
– Если не хотят покоряться мне.
Услышав такой ответ, княгиня задумчиво, если не скептично, посмотрела на него.
– Женщинам надо что-нибудь обещать.
– Дарить удовольствие и вдобавок связывать себя обещаниями?
– Это что, новые представления балтийских немцев о чувстве? – усмехнулась княгиня.
– Я бы хотел быть уверен, что чувство, о котором вы говорите, княгиня, не окажется блюдом, которое готовят горячим, а подают холодным.
Она обдумала ответ, явно неожиданный для нее, потом улыбнулась.
– Сколько же вам лет?
– Девятнадцать и несколько месяцев.
– Как вы, такой молодой, стали таким черствым?
– Неужели я черств? Или вы хотите сказать, что у меня холодная голова?
– Неужели вы не мечтаете? Неужели ни одна любовница не вызвала у вас желания увидеть ее вновь?..
Мог ли он признаться, что у него никогда не было ни любовницы, ни даже плотской связи после тех гнусных вечеров в Лиме и Мехико? Нет, это была его тайна.
– Если бы я и испытал подобное желание, то, скорее всего, к образу, который, быть может, не существует. Вы ведь гречанка и наверняка знаете изречение одного из ваших древних философов, Гераклита: нельзя дважды войти в одну и ту же реку.
Княгиня посмотрела на него, чуть приоткрыв рот:
– Вы пугаете. Известно вам это?
– Я был бы огорчен, если бы испугал вас, княгиня, – ответил Готлиб, улыбаясь. – Вы бы решили, чего доброго, что я беру реванш за тот ужас, который вы пытались мне внушить вчера вечером.
Она шевельнулась, подогнула ногу, отпила глоток миндального молока, потом посмотрела на своего собеседника.
– Интуиция не обманула пашу. Вы незаурядное создание.
Готлиб удивился перемене, произошедшей в этой женщине, еще накануне казавшейся такой непререкаемо властной благодаря своему опыту и высокому положению, обеспеченному вдовством. Она вдруг почувствовала себя безоружной, cтолкнувшись с характером, который представляла себе совсем иным.
Наступило долгое, напряженное молчание.
– Так что вы думаете о моем предложении? – наконец спросила княгиня.
– Оно лестно.
– Оно вас соблазняет?
– Я бы проявил легкомыслие, ответив сразу. Дайте мне время подумать.
– Завтра, – объявила княгиня, вдруг снова став властной, – от паши прибудет посланец, чтобы узнать о вашем решении.
Готлиб не торопился с ответом.
– А потом?
– Потом вас внесут в списки оттоманского правительства как доверенного человека и во все посольства империи будут разосланы письма, чтобы там это знали и оказывали вам всяческое содействие, где бы вы ни оказались.
– Какое содействие?
– Вам придется встречаться с людьми, о которых вы ничего не знаете; чтобы лучше их использовать, нужны сведения о них. Вам также понадобятся деньги для некоторых прочих нужд. Неплохо, если вы будете знать, что о вас говорят. Наши агенты это устроят.
Перед ним вдруг промелькнули события последних месяцев. Бегство из Мехико. Прибытие в Саутгемптон. Соломон Бриджмен. Симпатия, которую он внушил компаньону, заменив потерянного сына. И теперь вот перспектива сыграть некую политическую роль.
Он встал.
– Я отвечу вам за ужином, княгиня.
Она кивнула.
Готлиб решил прогуляться в садах на берегу моря. Политика. Он никогда об этом не помышлял. Все, кто олицетворял собой власть, казались ему гнусными чудовищами. Но, поднявшись на их высоту, он смог бы взять реванш. От такой перспективы кружилась голова.
Власть. Неужели это возможно? Не безумна ли эта женщина? Но тогда, выходит, и паша тоже?
Может, все из-за морского воздуха? Это внезапное осознание того, кем бы он мог стать? Он чувствовал себя полным жизни, почти ликования, это он-то, ни разу не испытывавший радости с тех пор как… С каких же пор?
Он засмеялся. Потом заскрежетал зубами. Однажды он найдет вице-короля Перу. Влепит ему пощечину. Велит его высечь. А потом предать смерти, чтобы тот сполна заплатил за гнусности, которые покрывал, пользуясь своей властью.
Возбуждение улеглось. Готлиб медленным шагом вернулся к вилле, глядя на паруса рыбачьих лодок, похожие на чаек, клюющих море.
Он обнаружил Альбрехта перед своей дверью, за игрой в шахматы с турецким слугой, и, используя язык жестов, попросил у турка что-нибудь поесть. Готлибу принесли половину цыпленка и бутылку светлого вина. Подкрепившись, он лег, чтобы поразмыслить. И через мгновение заснул. Проснулся незадолго до бани, и внезапная перемена в собственном настроении и планах на будущее заставила его заподозрить, уж не галлюцинация ли все это.
За ужином он вновь увидел княгиню. Они были наедине. Алексис куда-то подевался.
– Княгиня, – сказал Готлиб, – ваше предложение мне подходит.
Она кивнула и пригубила чашу вина.
– Тогда возвращайтесь в Вену.
Достав из кармана платья запечатанный конверт, протянула ему.
– Вручите эту записку графу Банати. Он вам скажет, что делать. Это мудрый человек.
Княгиня сопроводила свои слова долгим взглядом, от которого Готлибу стало не по себе. Потом он не раз вспоминал о нем.
– Граф, – заявила княгиня, прежде чем удалиться в свою опочивальню, – я хочу, чтобы вы подумали вот о чем: подлинная сила тайн лишь в том, что они завладевают нашими умами.
– А как же сами тайны?..
Она покачала головой.
– Сами по себе они невинны. Кошки, например, недоумевают, как это людям удается говорить.
Готлиб рассмеялся.
Вернувшись в свою комнату, он заметил по тяжелой поступи и неловким движениям Альбрехта, что тот злоупотребил токаем, и незамедлительно отправил его проспаться, поскольку они уезжали рано утром. С другой стороны, дневной сон притупил его собственную потребность в отдыхе. К чтению он не был расположен и потому вышел на террасу в одной сорочке и штанах, чтобы насладиться тишиной и ночным ветерком. В голове по-прежнему бурлили мысли, которые ему не удавалось ни успокоить, ни расставить по местам.
Вдруг Готлиб уловил какой-то шорох в кустах под балюстрадой и наклонился, чтобы обнаружить источник звука. Наверняка одна из кошек, недоумевавших, как это людям удается говорить. Но кошечка оказалась довольно крупной, со слишком человеческим личиком, – Даная.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53