Храм воспроизведён нами по древним рисункам, но, как вы понимаете, никакой Книги Пути в нём нет, поскольку она существовала у народа Гананского в единственном экземпляре и пропала, когда в результате операции «Гром в небе» в Седьмом Сайте Второй Эквивалентной войны всё население древнего Ганана исчезло в Чёрной Дыре ПВ-Перехода… А сейчас мы откроем барьер, вы сможете пройти по улицам смоделированного нашими веб-дизайнерами города, познакомиться с гостеприимными гананцами, роли которых исполняют профессиональные актёры нашего театра Иллюзий. А я продолжу свои пояснения по ходу экскурсии… Советую не отставать, потому что актёры полностью вошли в свои роли и могут вести себя адекватно нравам того периода. Напоминаем, что аттракцион «Древний гананский город» относится к седьмому уровню сложности.
В детстве Чернов употреблял выражение: «Фигец котёнку Машке», которое могло означать многое. В данном конкретном случае подошли бы три значения. Первое: ситуация зашла в тупик, выхода из коего не видать. Второе: опасность для действующих лиц столь велика, что требуются немалые усилия для выруливания. И третье: маразм крепчал-крепчал и окреп окончательно, глыба, а не маразм. Следовало мухой мотать отсюда и мчаться по… а по чему, кстати, мчаться?.. ну, скажем, по имеющемуся скоплению зданий и людей, чтобы искать Зрячего…
Подумал так и тут же с ужасом осознал: где искать-то? Судя по количеству огней (на которые распался Небесный Огонь), город (или что это?) огромен, жителей – туча, туристов – море. Кого и о чём спрашивать? Нет ли среди вас странного человека?.. Как же, как же, любой второй – бери и тащи в Кащенко…
Но тут разом погасли нити лазеров, японцы-инопланетяне ломанулись в проём, кто-то в башке – эквивалентом недавнему утюгу! – горячо прошептал: «Беги!» – и Чернов рванул вперёд, распихивая мелких туристов. Лишь успел крикнуть на древнееврейском Кармелю, всё ещё стоящему у входа в аттракцион «Древний гананский город»:
– Жди! Ни на что не реагируй! Я побежал!
И дал жару.
Он успел до закрытия периметра. Прикинул на бегу: от кого забор-то? От внешнего нашествия или от внутренних побегов? Артистов от туристов берегут или наоборот?.. Не стал искать ответа. Просто нырнул в проход между своим «аттракционом» и мощной каруселью, увидел с неким всё же восхищением, что карусель крутилась стандартно – кони, кареты, авто, космические корабли, только крутились они сами по себе. Ни тебе привычных сварных конструкций, ни тебе будки с механиком. Просто летают по кругу милые сверкающие ёмкости, в которых сидят детишки, летают неясно как, причём бесшумно. Не иначе – антигравитация. И подальше – гигантское колесо обозрения, всё из себя пылающее огнями, гремящее музыкой, но где же колесо? Опять непонятка: кабинка за кабинкой, в каждой – любители посмотреть на мир с высоты, да только кабинки движутся сами собой вопреки закону всемирного тяготения, который неизвестно для кого в этом ПВ открыл Исаак Ньютон. Или в этом ПВ не было никакого Исаака, почему и тяготение отсутствует?..
Но как бы там ни было, Чернов бежал по местному Диснейленду, замечательно ощущая притяжение родной планеты, равное одному «g», что и положено наукой физикой. А что до кабинок с колясками – так нехай крутятся, как хотят. Чернову до них дела нет. Чернову Зрячего найти бы…
Система сбоила на глазах. Первый Сдвиг из Сокольников – мощнейший «сладкий взрыв», как и в добрые беговые времена. Второй Сдвиг из мира Панкарбо – «взрыв» был, кто спорит, но не похожий на обычный, куда слабее. Третий Сдвиг из так и не опознанного места встречи с монголами-немонголами – да просто раскалённым утюгом по башке, причём – изнутри! Плюс – безо всякого Зрячего. Или среди испанских монголов Зрячий спрятался и молчал, как в танке? Иначе с какой стати всё-таки они скопом бухнулись ниц, услышав имя Бегуна?..
Чернову хотелось логики.
Но, судя по всему, логики в действиях Великого Передвижника не наблюдалось. Или напротив: вся логика заключалась в её категорическом отсутствии. Последнее тем более убедительно, что Сдвиг из монгольской Испании – ко всему вышеперечисленному – вообще обошёлся без бега! Вопрос рвётся наружу сам собой: зачем тогда нужен именно Бегун? Впрочем, и ответ не задерживается: а вдруг этот парк аттракционов – не ПВ никакое, а этакий отстойник всех времён и народов для посещения туристов из разных ПВ?.. Во загнул, сам себя оценил Чернов… Но если поразмыслить на бегу да плюс к тому вспомнить читанное из фантастики, то не так уж и крепко загнул. Найдёт Зрячего – значит это не отстойник, а полноценное ПВ. Не найдёт – не исключено, что отстойник. Если последнее верно, то ещё вопрос: как тогда из него выбираться Чернову вместе с целым городом? Опять звать Небесный Огонь? Или ещё что-нибудь библейское – покруче?.. Или это вообще – конец Пути?..
Грустные размышления прервал резкий толчок и немедленное торможение. Два крепких парня в кожаных комбинезонах и пилотках держали Чернова за руки. На пилотках – жетоны с латинскими буквами «SS», над правыми нагрудными карманами – овальные бляхи с двуглавым орлом в серёдке и надписью по краям: «SECURITY SERVICE. DOWN OF JACKSONVILLE». To есть «Служба Безопасности. Низ (что значит «низ»? выходит, есть и «верх», то есть «up»?..) Джексонвилля». В свободных от Чернова лапищах – короткие чёрные трубки, похожие на фонари известной фирмы «Maglite». Полиция?.. Местная охрана?..
– Куда прёшь, парень? – ласково поинтересовался один из «эсэсовцев».
А второй добавил целую серию вопросов:
– Украл? Наширялся? Кого-то потерял?
– Тороплюсь, – туманно объяснил Чернов, даже не пытаясь вырваться.
Он и в родном ПВ никогда не сопротивлялся представителям власти, считая это занятие непродуктивным и вредным.
– Здесь никто не торопится, – объяснил первый. – Здесь люди культурно отдыхают и ловят кайф. А ты своими действиями, парень, портишь красивую картину культурного отдыха. Ну-ка предъяви свою идентификационную карту…
– У меня её нет, – честно признался Чернов.
– Как нет? – прямо-таки опешил первый, даже хватку ослабил. – Куда она могла деться?.. – Сунув трубку под мышку, свободной рукой задрал Чернову рубаху, обнажил живот. Сказал с ужасом: – Смотри, Гай, чисто…
И второй с не меньшим ужасом подтвердил:
– Совсем чисто…
Легко было догадаться, что у Чернова на животе отсутствовало нечто: то ли бирка, то ли печать, то ли татуировка, но в любом случае имеющее название «идентификационная карта». И это тоже подходило под определение «фигец котёнку Машке». Чернова опять зажали с боков, поддёрнули вверх и легко понесли сквозь толпу, которая сама расступалась перед «эсэсовцами», влекущими в каталажку злостного преступника с чистым животом. Каталажкой оказался чёрный экипаж, похожий на яйцо. С тупой его стороны раздвинулись створки, Чернова кинули внутрь, створки сомкнулись, и он оказался один-одинёшенек в полной темноте на жёстком, пластиковым на ощупь полу. А яйцо снялось с места и бесшумно (как без двигателя вовсе!..) воспарило в воздух и полетело в пугающую неизвестность.
Попал, оригинально подвёл итог Чернов. А что с вефильцами теперь будет? Так и останутся аттракционом?.. Дерьмовый из тебя Моисей получился, дорогой Чернов: не начав толком Исхода, всё провалил к такой-то матери… К слову, мама-покойница как раз любила повторять сыну-бегуну:
– Когда быстро бегаешь, не хватает времени на подумать.
И была права: «на подумать» времени-то и не хватило… А яйцо довольно скоро завершило полёт, створки опять распахнулись, две могучие руки вырвали Чернова из тёмного нутра, и он оказался в длинном коридоре – перед железной решёткой. За решёткой находился лифт.
Первый «эсэсовец» задрал дверь к потолку (никакой на сей раз автоматики, всё вручную!), пихнул в лифт арестанта, потом сам зашёл с напарником. Лифт ехал медленно, но недолго. Остановился, выпустил троицу в такой же длины коридор, но – с запертыми дверями по обеим сторонам. В дверях – глазки.
Тюрьма, тоскливо догадался Чернов. «Эсэсовец» отпер одну из дверей висящим рядом на крюке огромным ключом, опять пнул Чернова в спину со словами:
– Посиди пока. До выяснения.
И дверь закрылась.
А перед Черновым во всей своей неприглядности (общей, получается, для любых времён и стран) была тюремная камера на два десятка двухъярусных коек, полутёмная (два махоньких зарешечённых окошка у потолка), с ржавого вида местом общего пользования в углу, с тусклой голой лампочкой у входа. Она-то и осветила нового заключённого, что позволило обитателям камеры его рассмотреть и нестройно приветствовать:
– С прибытием… Заходи, не бойся, не обидим… За что чалишься, братан?..
Последняя фраза услышалась Черновым именно так, поскольку прозвучала по-русски.
А местные зэки – вопреки читанному Черновым в отечественных и переводных детективах – смотрели на пришлеца вполне дружелюбно, многие улыбались, сидели на койках друг над другом, махали ногами (просто так) и руками (Чернову). Не все койки были заняты, вакансии имелись.
– Кто сказал «За что чалишься?» – биязычно поинтересовался Чернов: первая часть фразы – по-английски, вторая, ясный пень, – по-русски, поскольку, как и «пень», непереводима на язык Шекспира и Шоу. А на языке Толстого и Чехова это примерно означало: «Какое, товарищ, преступление привело вас в данное пенитенциарное учреждение?»
– Я сказал, – по-английски на этот раз ответил человечек, сидящий в нижнем ряду.
Был он именно мал, хлипок сложением, волосат, как хиппи, отчего трудно оказалось с ходу определить его возраст. Хотя точно – не юноша. Да, ещё: очки на нём сидели – круглые, профессорские, без оправы. Занятная деталь для тюремного сидельца, ботающего по фене, то есть использующего старый воровской жаргон. Чернов, как и всякий читатель отечественного детектива, более-менее в «фене» ориентировался.
Чернов подошёл к сказавшему. Очкарик подвинулся на шконке (по-русски – на койке), постучал ладонью по грубому одеялу, очень похожему на обыкновенное солдатское, на казарменное, довольно-таки чуждое заоконному суперпродвинутому миру.
– Русский, что ли? – спросил Чернов, усаживаясь на одеяло.
– Был когда-то и русским, – непонятно ответил очкарик, оказавшийся вблизи не просто не юношей, но человеком довольно старым.
Из-под немытых седых волос выглядывало маленькое морщинистое личико, одновременно выдававшее и скрывавшее возраст. То ли полтинник с гаком, то ли все сто без малого.
– А теперь кто? – задал очередной вопрос Чернов, дежурный вопрос, поскольку не так уж его интересовала загадка национальной миграции случайного партнёра по камере.
– А теперь – как все. Гражданин Мира Виртуального Потребления. – Фраза эта прозвучала вполне всерьёз.
Разговор вёлся всё-таки по-английски.
– Шутка такая? – Чернову становилось любопытно.
– С чего бы? – удивился очкарик. – Какие тут шутки? Над этим, парень, не шутят хотя бы потому, что чувство юмора в Мире Виртуального Потребления – или МВП для краткости – не поощряется повсеместно, но дозволено лишь там, где уместно.
– Где, например?
– Например, в Парках Смеха. Или в Залах Зрелищ. Или в Зонах Удовольствий.
– Это где и это что?
– Ты, парень, неместный, что ли?
– Угадал.
– Вот и соврал! Неместный в МВП попасть не может в принципе, а коли попал – его место у параши, – последняя часть фразы, понятно, по-русски. – Dura lex sect lex.
– Именно поэтому я здесь, – с грустью сказал Чернов. – Только, кажется мне, ваш закон не просто суров, но и… как бы сказать, чтоб не обидеть власти предержащие… не очень логичен. Ведь за что меня взяли? Бежал себе, торопился на встречу… – И ведь не солгал.
Очкарик поднял очи горе, поводил башкой, намекая, стало быть, что Всевидящий и Всеслышащий – всюду, камера – не исключение. Сказал строго:
– За это, парень, не арестовывают. Тебя же в Парке взяли, так?.. А в Парках бегать никому не возбраняется. У нас только и бегать, что в Парках… Не-ет, парень, тебя взяли не иначе как за отсутствие разрешения на пребывание в МВП. Я прав?
– Частично, – позволил себе улыбнуться Чернов. – За отсутствие идентификационной карты, уж не ведаю, что это за штука такая.
Очкарик отшатнулся. Буквально. Отпрянул от Чернова и даже отодвинул от него на шконке свой тощий зад, обтянутый тюремной серой рогожкой. И дальше повёл себя совсем загадочно. Подтянулся на руках, улёгся на шконку, вытянув ноги в бумажных носках с большими дырами на пятках. Пятки сквозь дыры стерильными не выглядели. Уткнулся в плоскую подушку, произнёс отрешённо, словно и не было разговора, не было даже испугавшего его заявления про карту:
– Поздно уже. Сейчас вертухаи по камерам пойдут. Ложись-ка ты, Каин, надо мной, там свободно. Жрать тебе всё одно не положено до утра. Спи. А срок придёт – проснёшься.
И вполне натурально захрапел. Как выключился из дня и включился в ночь.
– Почему Каин? – спросил вслух Чернов. Просто так спросил, ответа ни от кого не ждал. Да и не получил бы: все кругом активно следовали частному совету очкарика, имени которого Чернов так и не выяснил. Подтянулся на руках, лёг на жёсткую кровать, подумал: а и впрямь не стоит зарекаться ни от сумы, ни от тюрьмы. Тюрьма – вот она. Странно, что достала она Чернова в тридевятом ПВ, в непонятном МВП, а в своём ПВ – Бог миловал. А здесь Сущий достал. Хотя он – един и неделим, но характер его в разных ПВ проявляется ну о-очень по-разному… А что до сумы… Почему-то думал: будет и сума. Всё будет, грустно думал Чернов, глядя в близкий тюремный потолок с вулканическими трещинами на старой побелке. Этот отстойник – или что это? – никакой не конец Пути, а самое начало. Семечки пока. Дальше будет «кручее и кручее», права соседская девочка…
А тут и впрямь загремели в дверях замки, открылась дверь, кто-то – чёрный силуэт на фоне ярко освещённого квадрата – гаркнул:
– Отбой! Всем спать!
И закрылась дверь с тем же гадким лязгом.
Тихо было в камере. Очень законопослушны преступники в здешней тюряге, сказано: «Отбой!» – значит надо лечь и притихнуть до подъёма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54