..
(Marin Louis. Utopics: The Semiological Play of Textual Spaces.
Atlantic Highlands: Humanities Press International, 1984. P. 104).
Утопия Мора строится по тому же принципу, что и черный шар Мейринка.

206 Глава 7
зием вещей, которые исчезают в нем и из него появляются. Метафорически
шар принадлежит и объективности и субъективности22.
Малевич провел параллель между черепом и вселенной. Бесконечность
вмещается в черепе:
Череп человека представляет собою ту же бесконечность для движения
представлений, он равен вселенной, ибо в нем помещается все то, что видит в
ней <...>. Не будет ли и вся вселенная тем же странным черепом, в котором
несутся метеоры солнц, комет и планет, и что они тоже одни представления
космической мысли и что все их движение и пространство и сами они
беспредметны, ибо если бы были предметны -- никакой череп их не вместил23.
Для Малевича череп -- это вселенная, но и вселенная -- это череп.
Материальность мира сосредоточена в этой внешней оболочке, разделяющей
внешнее от внутреннего, за ней же лежит сфера умозрительного и
беспредметного. Главный аргумент здесь также -- бесконечность. Вселенная
может вместить в себя бесконечность потому, что она подобна черепу, все же
многообразие вещей может быть сведено к единообразию беспредметности.
В принципе то, что описано в "Черном шаре" Мейринка, -- это иронически
окрашенная модель такого соотношения между вселенной и сознанием, которое
представлял себе Малевич. Черный шар возникает как материализация сознания,
в котором нет мысли, то есть никакой логической дифференциации, негативность
разнозначна здесь бесконечной наполненности бытия.
Эта тема была разработана Мейринком и в любимом романе Хармса --
"Голем". В нем имеется эпизод под названием "Страх", описывающий
фантасмагорию встречи Перната с неким человеком без лица, его собственным
двойником. Этот эпизод по-своему перекликается с хармсовской "Старухой"24 и
хармсовским текстом "О равновесии", в нем есть ряд типичных для Хармса
мотивов: остановившиеся часы, отсчет времени и т.д. Но, пожалуй, наиболее
занятная черта этого эпизода -- шар на голове "вестника":
Там, где должна была быть его голова, я мог различить только туманный
шар из сизого дыма...25
______________
22 Еще Гермес Трисмегист утверждал, что мир и голова, то есть
объективное и субъективное, объединены единством формы -- и то и другое шар:
...мир -- это сфера, то есть -- голова. <...> Разум, тоже голова,
движется сферически, то есть подобно голове (Hermes Trismegistus. The
Divine Pymander and Other Writings. New York: Samuel Weiser, 1972. P. 60).
Гегель в "Феноменологии духа" высказал странное мнение о том, что сама
форма черпной коробки в какой-то мере соотнесена с самосознанием, она дается
самосознанию как некая внешняя объективная, материальная его граница:
...действительность и наличное бытие человека есть его черпная
кость. <...> черепная кость, быть может, имеет в общем значение
непосредственной действительности духа (Гегель Г. В. Ф. Феноменология
духа / Пер. Г. Шпета. СПб.: Наука, 1992. С. 178).
23 Малевич Казимир. Бог не скинут. С. 7.
24 О хармсовских заимствованиях из "Голема" см.: Герасимова Анна,
Никитаев Александр. Хармс и "Голем" // Театр. 1991. No 11. С. 36-50.
25 Мейринк Густав. Голем. Вальпургиева ночь/ Пер. Д. Л.
Выгодского. М.: Прометей, 1990. С. 98.

Шар 207
Этот шар, соотносимый с "черным шаром", -- пустота, в которой
оказывается сам Пернат:
Затем тьма обратила мою комнату в беспредельное пустое пространство,
в середине которого, как я знал, я сижу в кресле...26
Иными словами, пустота комнаты, в центре которой находится Перчат, --
это вывернутая наружу недифференцированность дымного шара на плечах
пришельца. Сизый дым -- такой же знак неразличимости и негативности у
Мейринка, как дым у Хармса. Любопытно также и то, что у Мейринка появлению
шара также предшествует определенный речевой затор. Пернат оказывается
обреченным на повторение слов, постепенно теряющих всякий смысл, подобно
тому как Хармс навязчиво повторяет слово "шар" в цитированном стихотворении:
Я начал произносить первые попадавшиеся слова: "принц", "дерево",
"дитя", "книга". Я судорожно повторял их, пока они не стали раздаваться во
мне бессмысленными, страшными звуками из каких-то доисторических времен, и я
должен был напрягать все свои умственные способности, чтоб вновь осмыслить
их значение: п-р-и-н-ц?.. к-н-и-г-а?27
Речь здесь идет о практике обессмысливания, обеспредмечивания слова,
если использовать словарь Малевича, но одновременно и об отрыве от
предметности, о преодолении практики называния.
То, что шар является вселенной, принявшей форму головы, может быть
объяснено и иными обстоятельствами. Шар, как и всякая иная геометрическая
фигура, принадлежит миру субъекта, это не природное тело, но чистая
умозрительность, однако обладающая своего рода объективностью, ведь она
разнозначна для любого из субъектов. Тринадцатый "случай" цикла называется
"Математик и Андрей Семенович", он отчетливо указывает на место
происхождения шара:
Математик (вынимая из головы шар):
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
Я вынул из головы шар.
(ПВН, 368)
Шар возникает из головы. Исчезновение человека может описываться
как его превращение в шар, то есть в чистую умозрительность, в "предмет",
так сказать, погружение в себя самого.
Смерть -- это исчезновение человека из мира вещей и его переход в мир
умозрительного.
6
В 1927 году Хармс написал трактат "Предметы и фигуры открытые Даниилом
Ивановичем Хармсом". Вот начало трактата:
___________
26 Там же. С. 99.
27 Там же, С. 97,

208 Глава 7
1. Значение всякого предмета многообразно. Уничтожая все значения кроме
одного, мы тем самым делаем данный предмет невозможным. Уничтожая и это
последнее значение, мы уничтожаем и само существование предмета.
2. Всякий предмет (неодушевленный и созданный человеком) обладает
четырьмя РАБОЧИМИ значениями и ПЯТЫМ СУЩИМ значением. Первые четыре
суть: 1) начертательное значение (геометрическое), 2) целевое значение
(утилитарное), 3) значение эмоционального воздействия на человека, 4)
значение эстетического воздействия на человека. Пятое значение определяется
фактом существования предмета. Оно вне связи предмета с человеком и служит
самому предмету. Пятое значение -- есть свободная воля предмета (Логос,
113--114).
Пятое "сущее значение" -- это квинтэссенция -- "пятая сущность"
алхимиков. Парацельс так определял квинтэссенцию:
Quinta essentia -- это то, что извлекается из сущности -- из всех
растений и из всего, что наделено жизнью, -- а затем очищается от всего
нечистого, от всех тленных частей, доводится до высшей чистоты и отделяется
от всех начал28.
Квинтэссенция -- это результат примирения противоположностей,
заключенных в первоэлементах, это продукт трансформации формы, в результате
которой все, содержащее в себе углы, например, уступает место идеальной
форме -- кругу, шару. Этот переход символизировался как переход от квадрата
к кругу, то есть от исчислимого к Единому (иногда через aqua
permanens)29.
Квинтэссенция в силу своей невероятной чистоты "реяла" (если
использовать выражение Хармса), она отражала в себе единую для всего
творения сущность -- а потому часто понималась как печать Единого, Бога. Она
понималась как сферхформа, содержащая в себе все мыслимые формы30.
Примерно в таком ключе характеризует пятое значение и Хармс. Хармс
считает, что первые четыре значения отражают свойства, доступные только
человеку. Только он может видеть в предмете утилитарные или эмоциональные
компоненты. Выделение этих четырех свойств -- антропологическая особенность
человека.
Геометрическое, начертательное значение относится к разряду этих
четырех свойств: ведь только человек способен обнаруживать в предметах
элементы геометрии.
Пятое свойство, однако, иное, не антропологическое, а скорее --
онтологическое. Это свойство самодостаточное, это сущность, не зависимая от
ее восприятия.
Хармс приводит некоторые уточнения, которые имеет смысл процитировать:
Человек же наблюдающий совокупность предметов, лишенных всех четырех
рабочих значений, перестал быть наблюдателем превратясь в пред-
_______________
28 Paracelsus. Selected Writings. P. 145--147.
29 Jung Carl Gustav. Mysterium Coniunctionis. Princeton:
Princeton University Press, 1970. P. 316.
30 Ibid. P. 478-479.

Шар 209
мет созданный им самим. Себе он приписывает пятое значение своего
существования.
4. Пятым, сущим значением предмет обладает только вне человека, т.е.
теряя отца, дом и почву. Такой предмет "РЕЕТ".
5. Реющими бывают не только предметы, но также: жесты и действия.
6. Пятое значение шкафа -- есть шкаф (Логос, 114).
Поскольку пятое "онтологическое значение" существует вне человека, оно
возникает в результате разрушения четырех антропологических значений. В
определении сущности Хармс следует Аристотелю, который пишет в своих
"Категориях":
Сущность, называемая так в самом основном, первичном и безусловном
смысле, -- это та, которая не говорится ни о каком подлежащем и не находится
ни в каком подлежащем, как, например, отдельный человек или отдельная
лошадь31.
Во "Второй аналитике" (8 За, 6--7) Аристотель объясняет, что белое не
является сущностью белого дерева. Белое в данном случае привходящее.
Сущностью оказывается то, что обладает способностью к независимому
существованию -- к отдельности. В этом смысле сущность как бы извлекается из
дискурсивных цепочек, из структур желания, переноса, связей.
Предмет, как в алхимии, "очищается" от всяких связей с землей и,
главное, перестает быть привязанным к месту. Предмет реет так, как
реет черный шар Мейринка, о котором можно сказать только, что он есть, что
он есть шар, что он -- ничто, но он есть. "Предмет" начинает
существовать (а в образной системе Хармса -- реять) только тогда, когда
происходит отказ от антропологических значений. Но в такой
"антиантропологической" системе человек перестает быть человеком:
он превращается в "предмет, созданный им самим".
Какое же место в этой системе взаимоисключающих отношений
антропологического и онтологического играет геометрия? Почему человек,
исчезая, превращается именно в шар?
Среди четырех рабочих значений начертательное, геометрическое значение
имеет совершенно особый статус. Конечно, все четыре рабочих значения --
чисто субъективны, антропологичны, но геометрическое значение субъективно
по-особому. Во-первых, утилитарное, эмоциональное и значение "эстетического
воздействия" в основе своей ассоциативны. Они связаны с включением предмета
в мир на правах его части. Геометрическое -- нет.
Но, кроме того, геометрическое значение, несмотря на свою
субъективность, как я уже упоминал, вместе с тем внесубъективно и идеально.
Хармс это, конечно, превосходно сознает. В конце "Предметов и фигур" он
записывает:
11. Любой ряд предметов, нарушающий связь их рабочих значений,
сохраняет связь значений сущих и по счету пятых. Такого рода ряд есть
_____________
31 Аристотель. Категории, 2а, 11--14/ Пер. А. В.
Кубицкого//Аристотель. Соч.: В 4т. Т. 2. М.: Мысль, 1978. С. 55.

210 Глава 7
ряд нечеловеческий и есть мысль предметного мира. Рассматривая
такой ряд, как целую величину и как вновь образовавшийся синтетический
предмет, мы можем приписать ему новые значения, счетом три: 1)
начертательное, 2) эстетическое и 3) сущее (Логос, 114).
Здесь Хармс продолжает пародировать алхимический трактат, скорее всего
Парацельса, который наряду с четырьмя стихиями различал три силы --
Sulphur, Mercurius, Sal, возникающие в результате разделения единой
силы Mysterium Magnum32, Речь идет о процессе разделения, с
неизбежностью наступающем после синтеза в единое. Любопытно, однако, что три
значения, которые могут быть приписаны этому объекту, отчасти совпадают или
почти совпадают с "рабочими" значениями.
Сущее -- это пятое онтологическое свойство. Новый "синтетический"
предмет обретает это свойство в силу разрушения ассоциативных связей,
лишавших его независимости автономного присутствия.
"Эстетическое" значение -- это преобразование "значения эстетического
воздействия" -- одного из четырех рабочих значений. "Эстетическое",
вероятно, понимается Хармсом в духе Канта, как независимое от любого
"интереса". Эстетическое у Канта чисто субъективно и вместе с тем обладает
всеобщностью, что связывает его с геометрическими объектами33.
Когда Хармс говорит о значении "эстетического воздействия", которое
переходит в "эстетическое", он, по-видимому, как раз и имеет в виду процесс
преодоления субъективного всеобщим.
Впрочем, гораздо больше связей "эстетика" Хармса имеет с некоторыми
положениями шиллеровской эстетики34, как известно, зависимой от кантовской.
Рассуждения Шиллера во многом совпадают с ходом мысли Хармса. В "Письмах об
эстетическом воспитании человека" Шиллер, например, утверждает, что главное
ограничение человека -- это линеарность его сознания, включенность в
непрерывно разматывающуюся цепочку ассоциаций:
Это состояние заполненного времени называется ощущением, и только
им одним обнаруживается физическое бытие.
Так как все сущее во времени чередуется, то бытие одного исключает
все остальное35.
_______________
32 Koyre Aleksandre. Mystiques, spirituels, alchimistes du XVIe
siecle allemand. Paris: Gallimard, 1971. P. 102-104.
33 Кант объясняет это следующим образом:
...так как тот, кто высказывает суждение по поводу удовольствия,
которое возбуждает в нем предмет, чувствует себя совершенно
свободным, то он не может отыскать в качестве причин своего
удовольствия никаких частных условий, которые были бы свойственны только его
субъекту;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75