И едва ли по моей вине.Руки Дэмьена сжались в кулаки, костяшки пальцев побелели от бешенства.— Будьте вы прокляты, — хрипло прошептал он. — Будьте вы прокляты вместе с вашей дьявольской честностью!— Я назвал вам шансы. Вы сделали выбор. Так не лицемерие ли с вашей стороны, священник, строить из себя мученика?Дэмьен наверняка ответил бы, если бы хоть на миг сдержал клокочущую в горле ярость, ответил бы наверняка, — не появись в этот миг в разделенном надвое подземелье еще одна особа, — и ее приход настолько изумил священника, что он утратил дар речи.Она была стройна. Она была темнокожа. Она была красива тою красотой, которую предпочитал Охотник: хрупкая, нежная, уязвимая. По тому взгляду, который она бросила на Тарранта, было ясно, что она его боится, что она боится его просто чудовищно, и все же она подошла к нему, она приблизилась точно так же, как загипнотизированный кролик — к голодному удаву. Все в душе Дэмьена вскричало: ему захотелось рвануться к ней, помочь ей, избавить ее от бесконечной жестокости Охотника, но цепь сковывала ему ноги и толстая решетка мешала ему выбраться на другую половину подземелья. Чем бы ни намеревался сейчас заняться Таррант с этой женщиной, Дэмьену не оставалось ничего другого, кроме как стать свидетелем.Девушка бросила взгляд на священника, потом — на Охотника, потом быстро отвернулась. Ее рука, касавшаяся стены, задрожала, да и голос, когда она заговорила, зазвучал неровно:— Его Высочество просит вас повидаться с ним, когда вы управитесь с делами здесь. Ему необходимо кое-что обсудить с вами.Она говорила практически шепотом и была настолько объята страхом, что Дэмьену стало больно даже просто смотреть на нее. Да и не мудрено, подумал он, чуть ли не физически ощущая, как голод Охотника настигает ее, ласкает, упивается ее ужасом…— Оставьте ее! — крикнул он.Бессильные слова, пустое сотрясение воздуха. Если Охотнику захочется расправиться с нею, помешать ему Дэмьен ничем не сможет. Только и останется — с ненавистью наблюдать за глумлением.Таррант подошел к девушке. Застыв от ужаса, она не предприняла ни малейшей попытки к сопротивлению. Он поднес длинную изящную руку к ее волосам, погладил их; его пальцы скользнули вниз, на горло, задержались там, проверяя биение пульса. Она тихо застонала, но по-прежнему даже не шевельнулась. Ее темные глаза блестели от страха.— Таррант. Прошу вас! — Как Дэмьен проклинал себя за беспомощность! Его руки впились в толстые прутья решетки, но силы отчаяния, разумеется, не хватило бы, чтобы раздвинуть их. — Она всего лишь принесла вам весть. Не причиняйте ей боли.Охотник холодно хмыкнул:— Наше совместное путешествие закончилось, священник. И мне больше нет надобности терпеть ваши поучения. — Он подался к девушке и нежно поцеловал ее в лоб, издевательски пародируя человеческую ласку. Дэмьен увидел, что девушку всю затрясло. — Зиза принадлежит мне. Подарок Принца в залог нашего с ним союза. И отличный подарок, не правда ли?— Человека ни дарить, ни получать в дар нельзя, — возмутилась Йенсени.— Вот как? — Охотник улыбнулся. — Прошлой ночью я охотился на нее в Черных Землях. И сегодня она жива лишь потому, что я предпочел сохранить ей жизнь. Но начиная с этого момента она будет делать каждый вдох только с моего согласия и каждый выдох — только по моей команде. Вот как я это понимаю, мисс Йенсени.Дэмьену пришлось отвернуться. Он не мог смотреть на это. Беспомощность одолевала священника, на него накатывала тошнота.— Вы бы себя только послушали, — хрипло проговорил он. — И посмотрели бы только, что вы делаете! Это не тот Джеральд Таррант, с которым я был знаком. Что с вами произошло?— Послушайте, священник, только не заводите опять вашу проповедь! Чем эта женщина отличается от тысячи других? Голод мой остался тем же самым. Да и техника не изменилась.— Однажды вы рассказали мне о том, как охотитесь у себя в Лесу. О том, что всегда оставляете своим жертвам шанс на спасение…— Шанс настолько ничтожный, что им можно пренебречь.— И все же шанс у них есть. Ничтожный или нет. Вы обещаете им, что, если они сумеют устоять перед вами на протяжении трех ночей, вы подарите им свободу. Не так ли? — Дэмьен подождал ответа и, не дождавшись, продолжил: — Вы рассказали мне, что охотитесь только пешком и что в процессе охоты никогда не прибегаете к Творениям, потому что в противоположном случае у них вообще не было бы ни единого шанса. Вы помните это? Вы помните, как рассказывали мне о том, что по истечении трех ночей жертва или гибнет ради вашей потехи, или навсегда освобождается от вас? Вы, помнится, называли это непременным условием. — Он сделал глубокий вдох, стараясь сохранить хотя бы внешнее хладнокровие. — То, что вы делали с теми женщинами, Таррант, имело конец. Это разрывало их в клочья, но все равно имело конец. А то, что вы делаете здесь… — Он не смел взглянуть в глаза девушке. Иначе не только у нее, но и у него самого выступили бы слезы. — Здешняя страна наводит на вас порчу, — прошептал он. — Сперва ваша верность слову, теперь ваши наслаждения… Чем же вы станете, когда все это закончится? Бессмертным и ни от кого не зависящим небожителем? Или рабом в Черных Землях?— Возможно, я переменился, — терпеливо возразил Охотник. — Возможно, свобода избавиться, наконец, от страха перед смертью предоставила мне шанс, которого я столько ждал и искал. Или, быть может… быть может, вы никогда не знали меня настолько хорошо, как казалось вам самому. Может быть, вы видели во мне только то, что хотели видеть, и ничего больше. А теперь шоры с глаз убраны. — Он страстно погладил девушку по волосам. — Теперь истина стала явной. Теперь я могу стать тем, кем должен был стать, тем, кем бы я стал столетия назад, не потрать я половину энергии на создание тошнотворного механизма выживания.— Пошли, — велел он девушке, отпуская ее. — Я здесь закончил. Пойдем повидаемся с твоим Принцем.Она начала подниматься по лестнице первой, изящной рукой опираясь о стену. Дэмьен следил, пока они оба не пропали из виду, а затем слушал до тех пор, пока на винтовой лестнице не затих шум шагов. И когда они исчезли, он зарыл лицо в ладони — и они затряслись от бессильной ярости, и все его тело тоже. От ярости и от скорби. И от осознания собственной беспомощности.Через какое-то время Йенсени тихо спросила:— С вами все в порядке?Священник сделал глубокий вдох, пытаясь по возможности укрепить голос:— Да, в порядке. — Он с трудом поднял голову, глаза у него были влажны. — Сдай карты, хорошо?Пока она возилась с игральной колодой, он вспомнил о еде, принесенной Таррантом, и после минутного колебания смирился, решив все-таки взять ее. Сквозь прутья решетки протащить поднос было невозможно, поэтому ему пришлось брать все порознь: хлеб, сыр, мясо и что-то еще, завернутое в салфетку… Этот последний предмет удивил его: что-то он не припоминал, чтобы что-нибудь подобное подавали здесь раньше.«Наверное, серебряные столовые приборы, — ехидно подумал он, разворачивая салфетку. — Наверное, Принц, наконец, решил доверить нам ложку и вилку…»Но это действительно был нож!С перламутровой рукоятью, покрытой тонкой серебряной филигранью. А в центре рукояти выкована эмблема клана Таррантов. Лезвие острое и яркое, и от него исходит свет, слишком холодный, чтобы быть отражением света фонаря, и не отбрасывающий тени, а следовательно, неестественный.Пораженный Дэмьен уставился на нож. Холодное пламя. А чем же это может быть еще?Но какого черта…Йенсени подсела к священнику и посмотрела на вещь, лежавшую у него на ладони.— Что это такое?— Это его, — выдохнул Дэмьен. Он вспомнил, как этот нож в Брианде вспорол руку молодому мужчине. Вспомнил, как этот нож в Запретном Лесу вспарывал окровавленные бинты на животе у Сензи. Вспомнил, как этот нож во многих других местах… — Это его нож. Только раньше он не был подвергнут Творению…А сейчас, вне всякого сомнения, это произошло. И все же… если этот свет и впрямь представляет собой холодное пламя Охотника, то это можно было бы почувствовать и через салфетку. А тут… Дэмьен сомкнул руку на лезвии — осторожно, чтобы не искушать его, — но ничего не почувствовал. Ни холода. Ни зла. Ничего из того, что он привык связывать с могуществом Тарранта или с волшебным мечом, который тот постоянно держал при себе.— А сейчас? — спросила девочка.Он раскрыл ладонь. Салфетка, в которую был завернут нож, потемнела, а само лезвие осталось ярким. Это был свет холодного пламени, вне всяких сомнений. Слишком часто Дэмьен видел его, чтобы с чем-то спутать.— По-моему, он заговорен, — прошептал он.И подумал при этом: «Холодное пламя! Возможно, мне удастся взять его под контроль. Мне — и никому другому. Даже Принц не осмелился бы на такое — он не стал бы возиться с вещью, способной высосать его жизнь в мгновение ока».Единственное, о чем он мог сейчас думать, — так это о его личном связующем звене с Таррантом, коммуникационном канале между двумя колдунами. Но подключиться к нему сейчас… Волна ненависти и отвращения нахлынула на него при одной только мысли об этом. Этот лживый вероломный ублюдок… Но он вручил им заговоренный нож. Предоставил им шанс. Жалкий, ничтожный, но все-таки шанс.«И это наша единственная надежда, — внезапно понял он. — Да и он сам не смог бы предоставить нам никакого другого».— А почему он не сказал нам об этом? — спросила Йенсени.Едва услышав эти слова, он понял и какой нужно дать ответ, и его рука машинально сомкнулась на рукояти. Он завернул нож в салфетку и убрал с глаз долой.— Потому что Принц не доверяет и ему тоже, — ответил он. — И все время следит за ним.«И, возможно, следит и за нами, причем прямо сейчас».— Нет, — прошептал он. — Принц считает нас совершенно беспомощными. Таррант представляет собой возможную опасность, а мы нет.— Что такое?Он вновь развернул салфетку и всмотрелся в подарок. Заметив, что нож складной, он вложил лезвие в рукоять. В таком виде нож был мал и удобен и легко помещался в ладонь. Или в карман. Или в рукав.— Нам нельзя сейчас говорить об этом, — объяснил он. Очень тихим голосом. — Потому что если кто-нибудь нас подслушивает… тогда все кончено. Понимаешь, Йенсени? Так что ни единого слова.Широко раскрыв глаза, девочка кивнула. Он снова завернул сложенный нож в салфетку и спрятал его в брючный карман. Позже, успокоившись, ему надо будет как следует над всем этим поразмыслить. Где держать нож и как его использовать.«Нож в сердце столь же смертелен для посвященного, как и для любого другого смертного». Кто же сказал это? Сиани? Или Таррант? Воспоминания расплывались. Хорошо, все равно ему надо будет подумать. Надо будет придумать план действий.— А мне что делать? — шепотом поинтересовалась девочка.— Продолжай играть.И он положил на пол между ними монетку — полцента северных стран, а мысль его меж тем лихорадочно работала.«Нет, Джеральд Таррант, я тебя действительно не знаю, — думал он. Взял сданные девочкой карты, развернул их в руке веером. — Совершенно не знаю».В кармане горело холодное пламя. 18 — Дэмьен! Дэмьен! Вставайте!Тьма рассеялась до полутьмы, перечеркнутая светом фонаря. По другую сторону решетки маячили фигуры воинов, перепоясанных мечами. Йенсени расталкивала его.— Они говорят, что нам пора повидаться с Принцем.Медленно, мучительно он поднялся на ноги. Мышцы затекли и разболелись от холода и бездействия, да и короткая цепь на щиколотках мешала ему подняться с необходимой легкостью. И все же в конце концов он встал и посмотрел на людей, столпившихся в другой половине подземелья. Шесть мужчин и командир-ракх. Катасах.— Его Высочество желает видеть вас, — объявил длинногривый капитан.Дэмьену не оставалось ничего другого, кроме как кивнуть, а затем отступить на шаг, давая страже возможность отпереть дверь. Трое воинов прошли в темницу и застыли вокруг узника.— Повернитесь, — приказал ракх.Дэмьен повиновался. Его руки завели за спину и на запястьях защелкнули наручники. На этот раз они стали еще жестче, чем в предыдущий, отметил он. Сегодня они ведут себя с особой осторожностью.— Выводите его, — скомандовал ракх.— А меня?! — возмутилась Йенсени. Она рванулась было к Дэмьену, но солдат ухватил ее сзади. — Одна я тут все равно не останусь.— Ты тоже можешь пойти, — разрешил ей ракх. — Только тебе придется надеть вот это.Он протянул ей что-то сверкнувшее в свете фонаря. Это был металлический браслет, шириной в полдюйма и дюймов десяти — двенадцати в окружности. С браслета свисал металлический же диск, на котором было что-то выгравировано, а что, Дэмьен не мог со своего места разобрать.— Что это такое? — спросил священник.— Если вы будете вести себя хорошо, то это всего лишь украшение. Но если ваше поведение хоть в какой-то мере вызовет неудовольствие Принца, то… скажем так, девочке придется разделить его недобрые чувства. — Ракх помолчал, давая Дэмьену осмыслить услышанное, потом осведомился: — Ясно?— Ясно, — пробормотал Дэмьен.«Ах ты, ублюдок», — подумал он.Йенсени явно хотела услышать от Дэмьена хоть какие-нибудь инструкции; глаза ее были широко раскрыты, и в них застыл страх.«Какое у меня право вовлекать ее в мои неприятности», — мрачно подумал священник. Скорее всего, ему придется на кого-то накинуться — и произойдет это уже скоро. И если ему повезет, если очень повезет, то, погибнув, он прихватит с собой и Принца. Ну а теперь получалось так, что… убивая Принца, он тем самым убьет и Йенсени.«О Господи, вразуми меня. Я решил, если понадобится, пожертвовать собственной жизнью. Но имею ли я право жертвовать и жизнью этой девочки?»В конце концов он осторожно промолвил:— Не думаю, что без этой штуковины они разрешат тебе идти со мной.Вина свила гнездо у него в груди, вина и раскаяние, но он не мог сказать больше ничего, если, конечно, не собирался выдать собственные намерения. Поняла ли девчушка, на что ей предлагают дать согласие?— Ладно.Она произнесла это едва слышным шепотом. Страж взял ее за руку и вывел из темницы — довольно грубо, подумалось Дэмьену, — а затем ракх защелкнул браслет у нее на шее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43