Розово-красное свечение над вершиной одной из гор, окунающее ее в кровавое облачко. Птица полетела в ту сторону. На подлете воздушные потоки усилились, так что птице пришлось побороться и за то, чтобы не сбиться с курса, и за то, чтобы не разрушить собственный образ. Малейшая оплошность здесь, в окрестностях вулкана, могла стать для перевоплощающегося роковой.Птица перелетела через горный гребень — и снизу ее обдало жаром. Холодное пламя на кончиках крыльев погасло, оперение затрепетало и принялось сворачиваться в клубки. Из вулкана дышало пламенем, порой высоко в воздух взметывались камни или же тучи пепла, и птице приходилось нелегко.В конце концов она не смогла лететь дальше и опустилась наземь. Земное Фэа заклубилось жаркими потоками возле ее лапок, такое могущественное, что эту силу почти невозможно было приручить; и только через несколько минут птице удалось переплавить Фэа согласно собственному замыслу, вывести прочь непереносимый жар с тем, чтобы оно поддалось Творению. И наконец — через преодоленный страх — произошло перевоплощение. На смену перьям пришло человеческое тело, на смену лапкам — руки, появилась и одежда. Шелковый плащ, однако, оказался в нескольких местах прожжен. Соответствующее заклятие — и под рукой возник заговоренный меч.Джеральд Таррант окинул взглядом длинный склон огнедышащей горы, всматриваясь в смертоносный ландшафт. Всего на полмили к западу от него земля треснула и по склону катилась раскаленная лава. Даже со своего места он чувствовал на щеках ее жар и понимал, что если ему дорога собственная жизнь, то идти в ту сторону не стоит. Извергающуюся лаву сопровождали потоки земной Фэа, настолько интенсивные, что подвергнуть их Творению осмелился бы только безумец. И лава, и Фэа текли к западу, в сторону моря, прочь от цитадели Принца.«Прекрасно», — подумал Таррант.Принц предложил ему поселиться у себя во дворе, от чего Таррант со всей учтивостью отказался. Он не собирался проводить время, в течение которого был наиболее уязвим, под боком у этого человека, независимо от того, союзники они или нет. Поэтому, распахнув крылья, он полетел на запад, к вулкану. Пусть Принц думает, будто он тем самым всего лишь ищет уединения. Пусть он думает, будто Таррант избрал это место потому, что огненные потоки воспрепятствуют любому Видению, любому Познанию, любой попытке со стороны Принца выяснить, где же Охотник залегает в дневное время. Конечно, и этими мотивами он тоже руководствовался, но только отчасти. А если бы Принц разгадал и остальное… тогда раскаленная лава и расплавившиеся камни показались бы Джеральду Тарранту сущими пустяками по сравнению со встающими перед ним задачами.Земля задрожала, когда он опустился на колени, и по ветру до него донесся острый запах серы. Здешние места напоминали ему гору Шайтан в его родных краях — могучий вулкан, выбросами которого подпитывались потоки в Запретном Лесу. Однажды он совершил паломничество на эту гору, желая подключиться к могущественной энергии, и с тех пор знает, насколько убийственны бывают извержения.Но тогда у него имелся выбор.Посвященный положил руку на рукоять меча и извлек его из ножен. Холодное пламя яростно брызнуло, войдя в контакт с раскаленной энергией здешних потоков, остро заточенная кромка зашипела, от нее повалил пар. Меч ослепительно сверкнул — почти столь же ярко, как некогда в землях ракхов; ночь за ночью на протяжении всего последующего путешествия он подзаряжал его энергией, переплавляя земное Фэа с предельной тщательностью, чтобы оно полностью соответствовало его нуждам, а затем перенося энергию в сталь, пока все лезвие не заискрилось вложенной в него мощью. При помощи этого меча он мог предпринимать Творения, даже когда потоки Фэа становились смертельно опасными в результате землетрясений или когда он сам попадал глубоко под землю, где Фэа совсем слабое. И даже здесь, в этом враждебном окружении, меч позволял ему совершать Творения, оставаясь при этом в полной безопасности.Еще один заговоренный инструмент, и тогда он будет ко всему готовым. Он достал его из кармана, раскрыл, выложил на теплую черную землю. Воспоминания нахлынули на него волной, и на мгновение ему показалось, что эта волна настолько могущественна, что некоторые из них сейчас проснутся к жизни. Однако пробудился лишь тонкий алый туман, который затем превратился в похожие на кровь капли, поплывшие перед Таррантом по воздуху.Убрав из сознания все остальное, он собрался для Творения. Во всем репертуаре Действий не было равного по трудности тому, которое он решил произвести сейчас. Оно было не просто неестественно или сверхъестественно, но противоестественно, оно отрицало течение самой реальности. Всего один раз до нынешней минуты он решился на подобное, да и то лишь ради приобретения необходимого опыта, но даже так не больно-то преуспел. А вот на этот раз ошибиться было нельзя.Осторожно он напитал мощью маленькую изящную вещицу, точно так же, как много веков назад он поступил с собственным мечом. Это само по себе было просто. Зато дальше должно было идти Установление — весьма сложная процедура, в результате которой сама вещь начинает формировать Фэа, направлять и перенаправлять потоки, источать магнетизм, рассеивать и концентрировать свет…Творение называлось ПротивоВидением.Организовать Затемнение было бы куда проще, но этим всего лишь уменьшалась бы вероятность того, что на эту вещь обратят внимание. Отвлечение было бы более эффективным — именно к Отвлечению он прибег против Дэмьена и Йенсени на берегу реки, — но Отвлечение годится для решения краткосрочных задач, а длительного эффекта оно не сулит. К тому же любой колдун постоянно держится настороже в связи с возможностью применения подобных усилий (как наверняка насторожился и Принц), и в силах заметить их воздействие. Нет, на этот раз следовало потрудиться по-настоящему. А следовательно, необходимо было воздействовать не только на мозг колдуна, но и на саму реальность, преобразовав физический мир так, чтобы нигде не осталось и следа существования самого заговоренного предмета. Чтобы он на самом деле стал невидимым. Многие ученые в дискуссии с ним доказывали принципиальную невозможность ПротивоВидения. Он же настаивал на том, что оно вполне возможно. И здесь, на этом вулканическом склоне, он ставил собственную жизнь на карту в доказательство этого.Медленно и осторожно он принялся преобразовывать Фэа, оплетая энергией маленькую вещь как своего рода шелковым коконом. Свет, упершись в этот барьер, потечет по периметру и далее изменит свое направление. Магнетические потоки не смогут вступить в контакт с металлическим сердечником, пока им не будет это разрешено. Жара, холод, электропроводимость, ветры, приливы… с каждой из этих сил ему предстояло разобраться по отдельности, для каждой приготовить особое противодействие. Единственное, что он оставил нетронутым, было узкой полоской прямого света; с этим следовало впоследствии разобраться на куда более высоком уровне.Закончив дело, он устало откинулся, а затем всмотрелся в творение рук своих. Здесь, под открытым небом, оно выглядело вполне обыденно, но если на него обратит внимание Принц…«Вот тогда и выясним, прав я или нет, — мрачно подумал он. — Выясним на собственной шкуре». 17 — Чертова лестница, — пробормотал стражник. — Почему мы не держим этих узников на первом этаже, вместе с остальными, вот чего я понять не могу.Порученное ему дело отнюдь не вызывало у него восторга, однако он едва ли признался бы в этом своему капитану. Не стоит объяснять ракху, что на твой вкус лучше стоять на часах, нежели тащить поднос с пищей на десять лестничных маршей под землю. Он раскусит тебя за пару секунд, прорычит что-нибудь отвратительное на собственном тарабарском наречии, и тебя отправят вывозить мусор, или чистить лодки, или заниматься чем-нибудь в том же роде. Нет, лучше уж снести чертов поднос по чертовой лестнице, стараясь не думать о том, что по ней же, к чертям собачьим, придется подниматься обратно…Примерно на полдороге его схватили сзади за плечо. Изумленный, стражник стремительно обернулся. Внутренний голос говорил ему: «Обнажи меч! — Но тот же внутренний голос напомнил и другое: — Смотри не урони поднос!» — в результате чего он едва не выронил и меч и поднос сразу.— Не бойся, — произнес холодный голос.Рука упала с его плеча, но там, где она только что лежала, осталось ноющее ощущение.Заморский Владетель. Вот кто это такой. На мгновение у стражника захолонуло в паху, потому что он слышал о том, что это за человек и на какие штучки способен. Но тут же он вспомнил и то, что слышал от своего капитана; тысячи глаз обращены во дворце к этому человеку — и все только и ждут того, как он воспользуется своим могуществом против Принца. «Пусть только пробормочет первое слово Познания, — сказал ему ракх, — и наши люди тут же порубят его в капусту». А это означает, что и сам страж в безопасности, не правда ли? Или нападение на одного из лейб-гвардейцев не равнозначно нападению на самого Принца?Тем временем гладкие ухоженные руки обхватили с обеих сторон поднос, и стражник сразу же почувствовал, как захолодела вся его поверхность. На мгновение он и сам вцепился в поднос, полагая, что капитан задаст ему трепку, если он его отдаст, но тут он поглядел в глаза Владетелю — в его ледяные серебряные глаза, — и руки солдата словно утратили разом всю свою силу.— Я сам отнесу, — произнес Владетель. — Можешь возвращаться наверх.Стражник чуть было не возразил, но у него пропал голос. В конце концов, поняв, что он никто и ничто по сравнению с могущественным колдуном, особенно в таком темном месте, где и закричи, никто не услышит, он, соглашаясь, кивнул. Взгляд Владетеля неохотно отпустил свою жертву, и стражник невольно задрожал, когда высокая, источающая холод фигура проследовала мимо него по лестнице.«Да ладно, — подумал он. — Мне ведь все равно не хотелось лазить по этой лестнице туда и обратно, верно?»Все еще продолжая дрожать, он отправился доложить капитану, что еда доставлена по назначению.Свет был совсем слабым, поэтому, чтобы хоть что-нибудь разглядеть, Дэмьену и Йенсени пришлось усесться спиной к решетке. Так они и сидели, разложив на полу карты, мелкие монеты и всякую всячину, которая сгодилась им в качестве игральных фишек. Они оба были грязны, измотаны и изранены, все их внимание было сосредоточено на картах.Ни тот, ни другая не заметили, как подошел Таррант.— Дайте-ка мне парочку, — мурлыкала Йенсени, выложив две карты на пол. — Я жду от вас парочки.Священник выудил из своего набора две карты и накрыл ими карты Йенсени. Только теперь, похоже, он расслышал, что кто-то пришел, потому что повернулся…И обомлел. Обомлел настолько, что в ту же сторону посмотрела и Йенсени. Увидела Тарранта — и тоже разинула рот. А священник растерялся настолько, что дал Тарранту разглядеть в собственном взгляде желчь и ненависть. Затем Дэмьен отвернулся к разложенным на полу предметам, выбрал мелкую монету и с нарочитым презрением бросил ее через решетку к ногам Тарранту. Монета покатилась, и Охотник остановил ее башмаком.— Оставьте еду у решетки, — буркнул Дэмьен. — Мы заберем ее, когда управимся с игрой.Он отвернулся от Охотника и взял себе из колоды три карты.— Что ставишь, Йенсени?— Две монеты, — отвечала девочка.Она выложила их на пол, в «банк».Дэмьен всмотрелся в свои карты и тоже положил в «банк» две монеты.— Отвечаю тем же… и добавляю к этому… кусок мела.— У меня кончился мел. — Девочка полезла в карман в поисках чего-нибудь, что могло бы там заваляться. В конце концов вытащила какой-то камешек. Поднесла к свету и спросила: — Что это?Дэмьен осмотрел находку:— Лава.— И чего она стоит?Он подумал:— Полкуска мела.Таррант, с подносом в руках, подошел, когда они погрузились в дальнейшую «торговлю». Он поставил поднос на пол, к самой решетке.— А я думал, вам захочется узнать, что произошло.— А я и так знаю, что произошло, — сквозь зубы процедил Дэмьен. — Ну, что там у тебя? — обратился он к девочке.— Три «матери».— Черт побери. А у меня всего пара «семерок». — Священник огорченно посмотрел, как она сгребла «банк» в свою сторону, затем выложил на пол еще одну монету. — Сдавай.— Я думал, вам следует понять…— Да все я прекрасно понял! — Дэмьен внезапно вскочил на ноги и повернулся лицом к предателю; казалось, пружина его завода вот-вот лопнет. — Я понял, что кормил вас пять проклятущих месяцев, чтобы вы смогли попасть сюда, а попав, смогли продать нас человеку, убить которого мы сюда и прибыли. Вот что я понял! А что, собственно говоря, он посулил вам взамен? Дворец из ажурного хрусталя да стайку девушек, на которых можно поохотиться, пока они не истекут кровью? Что еще?— Бессмертие, — коротко ответил Охотник.Изумленный Дэмьен на миг онемел.— Самое настоящее бессмертие.— Господи, — прошептал Дэмьен. Потом закрыл глаза. — Нет. Мне с такой ставкой не потягаться. О Господи.— У нас не было ни малейшего шанса, — пояснил Охотник. — Поскольку в дело вовлечен Йезу, то ни малейшего. Я не смог бы подкрасться к Принцу и на расстояние в десяток футов, прежде чем на меня не набросился бы добрый десяток лейб-гвардейцев, а вы… вы не продержались бы и минуты. В первый же миг, когда вы только обозначили бы какое-нибудь угрожающее действие, колдовство Йезу настолько затуманило бы ваши чувства, что вы утратили бы всякую связь с реальностью, а тут-то вам и пришел бы конец. Никакого поединка у вас не получилось бы.— Вот и надо было объяснить мне все это, — выхаркнул Дэмьен. — Когда я спрашивал вас в Эсперанове, вот тогда и надо было мне все это сказать. Черт вас побери! Я же вам доверял!— А я предостерегал вас, чтобы вы мне не доверяли, — напомнил Охотник. — Предостерегал несколько раз.— Вы должны были сказать мне!— А я и сказал. Я говорил вам, что надежды практически нет. Говорил, что единственный шанс связан с проявлением необузданной стихии. А из этого ничего не вышло, не так ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43