Как объяснить девочке, что означает в этом мире смерть или что означает для Святой Церкви его решение умереть в положенный ему час?— Потому что мы не хотим использовать Фэа для достижения личных целей, — в конце концов ответил он. — Мы используем эту силу лишь для того, чтобы служить Господу.— Как это было в гостинице? — вспомнила девочка.И внезапно священник почувствовал себя страшно усталым. Усталым и старым. Он сильно сжал маленькую руку в своей, надеясь, что благодаря этому легче найдет нужные слова.— Да, Йенсени. Как там, в гостинице. Я верил в то, что служу Господу, обеспечивая нашу безопасность на весь срок, необходимый для выполнения миссии. И поверь, не будь я убежден в том, что здесь нам противостоит страшное зло и что только мы в силах справиться с ним… я ни за что не сделал бы того, что сделал там. Даже если бы лично для меня это обернулось невыразимыми страданиями.Не осмеливаясь взглянуть на Хессет, он смотрел только на девочку. Но вопреки этой хитрости, он прекрасно представлял себе лицо ракханки: замкнутое, неодобряющее. Но, к его изумлению, Хессет, перегнувшись через стол, накрыла его руку своей, что означало ободрение, если не поддержку.— У вашего Бога большие притязания, — спокойно сказала она.И все же ему удалось улыбнуться.— А я никогда и не искал легкой жизни.Время послеполуденной стражи; Хессет и Йенсени спят в хижине, улегшись рядышком на одной лежанке. Котелок крепко заваренного чая висит над огнем. Дождь практически кончился, но небо затянуто тучами.Дэмьен сидел у огня с чашкой горячего горького чая. Вопросы, заданные девочкой, потрясли его до глубины души. Не из-за смысла самих вопросов и даже не из-за тона, которым они были заданы. Но эти вопросы разбередили самые корни его существа, и без того уже тронутые сомнением.« Или я становлюсь чересчур восприимчивым, чересчур чувствительным? Или водораздел между Добром и Злом стал в моем сознании настолько расплывчатым, что мне больше нет дела до того, где он в действительности проходит?»Давным-давно на темном лугу Охотник объяснил священнику, какое именно воздействие произведет на него их союз.« Я стану для вас самым тонко устроенным из всех существ на свете: стану цивилизованным злом, благородным и соблазнительным. Злом, которое вы терпите, поскольку нуждаетесь в его помощи, хотя само ваше терпение исподволь размывает устои вашей морали. Злом, которое заставит вас задуматься над тем, кто вы такой, причем задуматься над этим в самом фундаментальном смысле. Задуматься так, что водораздел между Светом и Тьмой расплывется и вы перестанете понимать, где Добро, а где Зло, и как они отличаются друг от друга «.Неужели это и на самом деле случилось? Неужели отношение Охотника к колдовству как всего лишь к орудию для достижения собственных целей постепенно передалось и ему, как незримая хворь?И дело заключается не в Творениях как таковых, напомнил он себе, и даже не в колдовских манипуляциях чужой волей для достижения богоугодных целей. Каждый раз используя Фэа для решения стоящих лично перед тобой задач, ты вгоняешь лишний гвоздь в крышку собственного гроба, ты вносишь свою лепту в общий характер происходящего, в равной мере губительный для всех. И где тут проходит водораздел? Когда ты спасаешь собственную жизнь ради того, чтобы просто спасти ее, и когда ради того, чтобы и впредь служить Господу?Когда-то у него не было на этот счет никаких сомнений. А сейчас былая уверенность его оставила. И хватило невинных детских вопросов, чтобы разрушить крепостные стены, которыми он обнес собственную душу, и оставить его наедине с растерянностью. Чтобы заставить его прислушаться к голосу совести.Он отставил чашку в сторону. И уставился в огонь, словно в языках пламени могло проступить хотя бы подобие искомого ответа. Золотое пламя, жаркое и чистое. А когда в последний раз чувствовал себя по-настоящему чистым он сам? Когда в последний раз он ни в чем не сомневался?Дэмьен закрыл глаза, вздохнул. Поленья трещали в печи.« Черт бы тебя побрал, Таррант. За все… Но главное… за то, что ты прав «.— Это установленный факт, — провозгласил Таррант. — Неумирающий Принц — единственное существо в данном краю, способное изменить ракхов так, как они здесь изменились. Еще один установленный факт: именно он организовал вторжение, приведшее к гибели протектора Кирстаада и к последующему уничтожению нескольких деревень.Дэмьен резко посмотрел на Охотника, но тот уклонился от поединка взглядов. Сколько же деревень посетил посвященный в поисках пищи в протекторатах, в те часы, когда его не было с остальной группой? Они никогда не задавали ему этого вопроса, а задать, возможно, стоило.— Отсюда вытекает, — продолжал Таррант, — что если у нас и имеется враг, то речь может идти только о Неумирающем Принце.— А как насчет Калесты? — осведомился Дэмьен.— Вне всякого сомнения, этот демон — союзник Принца и действует с ним заодно. Что делает любое прямое покушение особенно опасным.— Точнее говоря, невозможным, — хмыкнул Дэмьен. — Именно так вы и говорили раньше.Охотник пожал плечами.— И каковы же наши шансы? — прямо спросила Хессет.— Шансы четверки бродяг против властвующего монарха? Весьма ограниченные. — Охотник откинулся на спинку кресла, переплел на столе изящные пальцы. — Прямое покушение представляется самым простым способом, и у него имеются определенные преимущества. Но когда у тебя в телохранителях могущественнейший Йезу, опасаться покушения особо не приходится.— Что тогда? — поморщился Дэмьен.— Если отказаться от мысли собрать собственное войско или, в свою очередь, заручиться демоническим покровительством, нам следует ориентироваться на ресурсы, которые способна предложить сама эта страна.— Вы хотите сказать: найти кого-нибудь, кто сделает дело за нас.— Да-да, вот именно. Или поможет нам сделать это.— Но если Принц находится под покровительством Йезу, то сквозь такую броню не пробиться и аборигену, — подчеркнула Хессет.— В идеальном случае Калеста не сумеет распознать в нашем агенте врага. Но я думаю вовсе не о прямом покушении. Принц и сам могущественный колдун, возможно, он также является посвященным. Такие люди вечно вызывают зависть, которая иногда оборачивается насилием.Дэмьен не сразу сообразил, куда он клонит.— Вы говорите о восстании?Охотник кивнул:— Именно так.— Революция? — По голосу Хессет было ясно, что она считает подобную возможность полностью исключенной. — Вы же сами говорили, что он правит этой страной уже много веков…— Но всегда остаются недовольные, любезная Хессет. Всегда остаются и находятся такие, кто готов при первом же удобном случае взять бразды правления в свои руки. Так уж устроен человек. Чем могущественней тот или иной правитель, тем вероятней, что он сам уже посеял семена своей гибели. Надо только найти эти семена и помочь им прорасти.— Но если его враги так глубоко затаились, они едва ли бросятся к нам лишь потому, что мы в них остро нуждаемся.— Каждый разумный человек, планируя свергнуть властителя-колдуна, держит этот замысел в глубокой тайне, — спокойно отозвался Таррант. — И ни на какие наши уговоры он не клюнет… если ему не будет предложена помощь другого колдуна — по меньшей мере столь же могущественного.— Вы говорите про себя?!Таррант насмешливо поклонился.— Но все равно остается Калеста, — напомнила Хессет. — Наверняка в случае любого восстания он использует свое могущество в интересах Принца — и мятежники будут столь же бессильны перед его иллюзиями, как были мы. И что же тогда получится? Погибнем не только мы, но и целое войско бунтовщиков вместе с нами.— Не совсем так. — Серебряные глаза Охотника холодно блеснули. — Погибнет целое войско бунтовщиков, но не вместе с нами, а вместо нас.— Приманка, — выдохнул Дэмьен.— Я бы предпочел назвать это отвлекающим маневром.— Чтобы Принц со своими демонами ждал их, а вовсе не нас, — сообразила Хессет.Дэмьен заговорил, стараясь сохранять хладнокровие:— Вы говорите об убийстве многих людей. О том, что мы пошлем целое войско в бой, пообещав ему вашу поддержку, а потом бросим на произвол судьбы и, соответственно, обречем на верную гибель, тогда как сами обрушимся на врага с неожиданной стороны.— Если кому-то так уж хочется избавить страну от ее нынешнего правителя, — столь же хладнокровно возразил Таррант, — то тут нет никакого обмана. Многие из этих людей, вне всякого сомнения, готовы пожертвовать собой для победы. Так имеет ли особое значение, кем и как будет достигнута искомая победа, если в конце концов им удастся добиться своего? — А поскольку Дэмьен промолчал, он добавил: — Война всегда требует жертв.— Да уж, — пробормотал Дэмьен. — Это я понимаю. Но все равно мне этот план не нравится.— А если бы мы приняли ваше предложение, — вступила Хессет, — то с чего нам следовало бы начать? Как выйти на группу потенциальных мятежников?— Вот-вот, — подхватил Таррант. — В том-то и загвоздка.— Да бросьте, — фыркнул Дэмьен. — Применив Познание…— Припав к революционным потокам в этой стране, я тем самым во весь голос извещу Принца о нашем появлении. Нет, преподобный Райс. Здешнее Фэа нам надо использовать с чрезвычайной осмотрительностью. Любого рода Фэа, — добавил он, многозначительно посмотрев на Йенсени.Девочка не дрогнула под его ледяным взглядом — не дрогнула ни физически, ни психически. И хотя внешний мир по-прежнему невероятно страшил ее, с проявлениями натуры Тарранта она справляться научилась. И в этом отношении, подумал Дэмьен, она преуспела лучше многих посвященных. А порой ему казалось, что и лучше его самого.— Йенсени. — Хессет погладила девочку по руке. — Может быть, ты подскажешь нам что-нибудь? Что-нибудь, что рассказал или же показал тебе отец.Девочка задумалась.— Как что, например?— Что-нибудь о людях, которым не нравится Принц. О местах, откуда Принцу, возможно, грозит опасность.— Вы действительно полагаете, что она может это знать? — резко спросил Таррант.— Ее отец побывал здесь, считая себя врагом Принца, — напомнил Дэмьен. — Какие бы поводы он ни изобрел для того, чтобы попасть сюда, его главной целью была разведка ситуации, в которой находится Принц, включая и его потенциальные слабости. — Подавшись вперед, он погладил Йенсени по плечу. — А поскольку обо всем остальном он дочери рассказал, то почему бы и не об этом?— Мне кажется… — медленно заговорила девочка. Видно было, с каким напряжением она вспоминает. — Мне кажется, он рассказывал, что определенное недовольство чувствуется среди ракхов.Хессет шумно вдохнула:— Это более чем понятно.— И он говорил, что восстать им трудно, потому что Принц был одним из них. Но, с другой стороны, одним из них он был не всегда.— Родовой инстинкт в противоречии с разумом, — заметил Таррант.Хессет недовольно зашипела.— А имен ты каких-нибудь не слышала? — поинтересовался Дэмьен. — Может быть, он называл какие-нибудь имена?— Он рассказывал о городе ракхов. — Глаза Йенсени сейчас смотрели куда-то вдаль или, вернее, в пустоту. — Принц взял его с собой в поездку. Отец говорил — затем, чтобы продемонстрировать ему, как замечательно идут дела. Но, добавил он, дела идут замечательно далеко не повсюду. Ему показалось, что многие ракхи недовольны и что им хочется создать собственное государство. Но говорить об этом они, разумеется, не смеют.— Имена, — напомнил Дэмьен. — Знаешь ли ты какие-нибудь имена?Вспоминая, Йенсени закусила нижнюю губу.— Тэк, — выпалила она наконец. — Город называется Тэк. И там была переводчица-ракханка, ее звали… Зука. Да, ее звали Зука, но это происходило в другом городе.— Нам нужно… — настаивал Дэмьен.— Тсс… — перебил Таррант. — Пусть говорит.— Зука… Нет, не могу вспомнить. — Детская ручонка, по-прежнему накрытая рукой Хессет, сжалась в кулачок. Йенсени изо всех сил старалась вспомнить. — Был еще кто-то. Кто-то важный.Едва услышав это, Дэмьен почувствовал, что его охватывает волнение; как же трудно было не обрушить на девочку новые вопросы, а дождаться, вместо этого, пока она не вспомнит сама.— Сильный и по-настоящему важный. Как бывают важны мужчины у ракхов, а женщины такими важными быть не могут.— Самец-Альфа, — заметил Таррант.Хессет бросила на него убийственный взгляд.— Самец-Прима!Именно так именуют себя сами ракхи, в отличие от названий, придуманных для них зоологами и антропологами из племен людей. И она права, подумал Дэмьен. Существа, способные преодолевать врожденные инстинкты, заслуживают большего, чем терминология, почерпнутая у кинологов.— Мне кажется… его имя начиналось на Ката… Катас… Катасах! — Ее кулачки разжались, когда она наконец вспомнила. — Да, вот оно! Катасах.— Самец-Прима, — мягко произнес Дэмьен.— Что означает, что ему подчиняются остальные.— Что означает, что остальные могут подчиняться ему, — уточнила Хессет.— Расскажи нам о Катасахе, — попросил Дэмьен.Девочка замешкалась с ответом.— Отец рассказывал, что он высокий, сильный и драчливый. Но у ракхов все мужчины драчливы.— Кто бы говорил!.. — прошипела Хессет.— Он вел себя так, будто ему нравится Принц, и может, он ему на самом деле нравился, только моему отцу так не показалось. Ему показалось, что Принц вообще не нравится ракхам. Он еще сказал, что имейся у них хоть малейший шанс свергнуть Принца, ракхи непременно так бы и сделали.— Включая этого Катасаха?— Мне кажется, так, — подтвердила девочка. — Но отец не был уверен в этом на все сто процентов. Он сказал, что просто что-то в этом роде почувствовал, но поговорить об этом ему было не с кем. Поэтому все так и осталось догадками.За маленьким столом наступило молчание. Напряженное молчание, порожденное интенсивными размышлениями. Наконец Хессет произнесла то, что было у всех на уме:— Для того чтобы связаться с ракхами, надо пройти сквозь Избытие.— Вот именно, — пробормотал Дэмьен.Подобная перспектива его не радовала.— А что, разве мы так уж уверены в том, что они захотят вступить в союз с нами? — как-то отстранение поинтересовался Таррант. — Воитель-ракх, задумавший свергнуть властителя-человека, едва ли захочет брать себе в союзники людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43