А Курочка-то оказался хоть и Курочка, но полностью герой. Им Героев-то при
своили Ц вы знаете? Или вы уснули, товарищ подполковник?
Ц Нет, Лорочка, я не сплю. Значит, теперь хорошо у них?
Ц Еще как хорошо. Вера там в палате как раз была, когда он своей жене чего-
то сказал, а она в ответ: "Нет, я не понимала, кто ты, и не ценила тебя". Вера пря
мо-таки навзрыд зарыдала. Она ведь, товарищ подполковник, чересчур нервн
ая. Все, ну все переживает. Капли пила, не верите? А сейчас опять переживает,
что эта самая Вера Васильевна совершенно даже неискренняя и только лишь
притворяется…
Ц Вот-те новости! С чего же ей притворяться?
Ц А с того, что писем слишком много до востребования получает. Непременн
о у нее кто-либо еще имеется, кроме военинженера.
Ц Да ну вас, Лора, слушать противно.
Ц Вот видите, Александр Маркович, а сами просили рассказать. Я же не из го
ловы, я то, что мы между собой делимся. А про старшину, про Черешнева, хотите
расскажу?
Ц Расскажите.
Ц Это тоже про любовь. Вот, значит, есть у него тут симпатия Ц Маруся из ст
оловой, она там в хлеборезке и на кухне. Очень сурьезная девушка, скромная
такая, ну просто недотрога. Хотя и Ц ничего из себя не воображает.
Лора рассказывала, а он слушал, и картины жизни Ц доброй и вечно живой, в е
е постоянном движении, в непрерывной смене событий Ц работа, любовь, чей-
то ребенок, ревность, слезы и многое другое, Ц картины эти бежали перед н
им непрерывной чередою. Но иногда он прерывал Лору и приказывал ей позва
ть Дороша, или Баркана, или Анжелику, или Ольгу Ивановну. Они приходили, и о
н говорил им что-нибудь, например спрашивал, каков сегодня обед. И если Ба
ркан не знал, Левин сердился, но ненадолго, потому что забывал, на кого и за
что сердился.
Однажды он велел позвать кока Онуфрия. Кок пришел бледный от ужаса и, выти
рая тряпочкой лицо, долго разглядывал уже неузнаваемого Александра Мар
ковича. А Левин забыл, для чего позвал кока, и только сказал ему:
Ц Так-то, товарищ повар. Это вы мне говорили какое-то там «дефруа-rpa»? Нехо
рошо!
Ц Что нехорошо Ц Онуфрий не понял, но ушел, едва волоча ноги.
Иногда же память совершенно возвращалась к нему, он оживлялся, глаза его
светились прежним блеском, и каркающий голос разносился по всей террасе
. И выздоравливающие смеялись его шуткам, рассаживались вокруг его кресл
а и рассказывали ему новости. Многих выздоравливающих он узнавал и, пута
я их фамилии, вспоминал с ними войну и разные забавные истории, приходивш
ие ему на память.
В такой день однажды Ольга Ивановна позвонила командующему и сказала не
громко, будто Александр Маркович мог услышать с террасы:
Ц Товарищ командующий, докладывает майор медицинской службы Варваруш
кина. Вы приказывали позвонить вам, когда подполковнику станет легче. Он
сейчас в хорошем состоянии.
Ц А, да, спасибо, буду, Ц сказал командующий, Ц через час или немного поз
же буду обязательно.
Ольга Ивановна вернулась на террасу. Александр Маркович сидел откинувш
ись в кресле, Лора, раскрасневшись, рассказывала ему какую-то трогательн
ую историю про усыновленного четырьмя офицерами ребенка.
Ц Тут командующий, наверное, наведается, Лорочка, Ц сказала Ольга Ивано
вна, Ц я пока в лаборатории буду, а подполковник Баркан оперирует. Понятн
о?
Ц Понятно! Ц сказала Лора.
Ольга Ивановна ушла. Лора хотела было рассказывать дальше, но не стала, за
метив сосредоточенный и суровый взгляд Левина. Это был какой-то новый вз
гляд, которого она не видела никогда раньше.
Ц Может, вам нехорошо, товарищ подполковник? Ц спросила она.
Ц Нет, мне прекрасно, Ц ответил Александр Маркович, Ц сердцебиение то
лько как будто, но это теперь у меня часто бывает.
Ц Рассказывать?
Ц Рассказывайте, Ц сказал он.
Ока стала рассказывать дальше, как у мальчика заболели зубки и как докто
ра, словно назло, не могли отыскать, а надо было непременно оперировать.
Ц Оперировать? Ц спросил Александр Маркович своим прежним каркающим
голосом.
И потом долго слушал не прерывая.
Лора рассказала всю эту историю и начала другую, про одного матроса, кото
рый влюбился в девушку-летчицу. Левин тоже молчал, выслушал все и вдруг по
днялся.
Ц Никого невозможно дозваться! Ц сказал он. Ц Можно сорвать голос, и ни
кого нет.
Двое выздоравливающих повернулись к Александру Марковичу. Упали и расс
ыпались шахматы.
Ц Пора идти! Ц сказал Левин.
Ц Куда? Ц спросила Лора. -Зачем вам идти?
Он усмехнулся своей старой, немного виноватой усмешкой. Но не ответил Ло
ре, а еще громче повторил:
Ц Пора идти. Смешно Ц болею, болею, а болезни все вздор. Что болезни, правд
а? Дайте мне халат, приготовьте больного, и начнем.
Он все еще стоял. Что-то соколиное, гордое, прекрасное было в его высохшем
лице. У Лоры задрожали губы, но она сдержалась и не заплакала. Она вдруг вс
е поняла и не побежала за Барканом и за Ольгой Ивановной, а осталась с Леви
ным. Теперь его нельзя было оставлять.
К Ольге Ивановне пошел, прихрамывая и торопясь, толстый полковник.
Ц Залив! Ц неожиданно громко и властно сказал Левин.
Ц Пойдем, Александр Маркович, Ц быстро сказала Лора, Ц пойдем, я вас отв
еду и халат вам дам. Пора уже, да, правда?
Она взяла его под руку и повела в пустую палату здесь же на втором этаже. О
н должен был успокоиться. Они бы дали ему хлоралгидрат и уложили в постел
ь, тогда бы он не увидел того, что хотел увидеть. А она понимала больше, чем о
ни.
На пороге он остановился. Какая же это предоперационная! И солнца слишко
м много. И сердце бьется невыносимо.
Ц Послушайте! Ц сказал он. Ц Где же мой халат?
Александр Маркович, несомненно, отлично себя чувствовал. И Лора теперь п
остоянно его сопровождала, в этом не было ничего удивительного. Если бы т
олько прекратить эту чепуху с сердцем.
На минуту он присел. Ему надо было приготовить себя к работе, к операции. А
комната все-таки изменилась, что бы ни говорила Лора. И свету слишком мног
о, слишком солнце бьет в глаза. Этак оперировать будет невыносимо.
И халат они задерживали.
Ц Халат! Ц приказал он. Ц Будет халат или нет?
Сердце его отвратительно сжималось. И перехватывало горло, и в груди был
о тоже больно, но что это значит для человека, который идет работать. После
днее время он работал, превозмогая и не такие боли.
Ц Мне дадут халат? Ц спросил он.
Лора держала халат в руках. Привычным движением он подставил голову под
шапочку. И шапочку ему тоже надели. Потом, подняв ладони и повернув их впер
ед, точно они были стерильными, он сделал шаг, еще шаг, и тотчас же огромный,
белый, бьющий свет ударил ему в грудь, сердце сделалось невероятно больш
им, он вздохнул наконец и, захлебываясь светом и воздухом, медленно, словн
о раздумывая, упал на руки Лоры и вбежавшей Ольги Ивановны. Потом, сдирая н
а ходу резиновые перчатки, вошел Баркан, за ним рыдающая Анжелика, Вера и д
ругие врачи и сестры. Александра Марковича положили на каталку. А Лора, за
хлебываясь слезами, быстро и тихо говорила:
Ц Он оперировать шел, понимаете? Он не умирать шел, а работать шел. И никак
ой смерти он не увидел, вот как, вы понимаете, товарищ майор?
Несколько позже в палате растворилась дверь, и вошел командующий.
Ц Все? Ц спросил он, снимая фуражку и глядя твердым взглядом на то, что бы
ло Левиным.
Ц Все! Ц ответил Баркан.
Командующий посмотрел в уже совсем спокойное лицо Левина, заметил па это
м лице выражение гордости и силы и спросил:
Ц Халат-то этот он сам на себя надел Ц докторский?
Лора, все еще захлебываясь слезами, объяснила, как он пошел в операционну
ю и как она, зная, что там оперируют, привела его сюда.
Ц Не надо плакать, девушка, Ц вдруг сказал командующий. Ц Зачем плакат
ь? Все умрем, а он хорошо умер, лучше умереть нельзя.
Он посмотрел в спокойное, строгое, гордое лицо и сказал совсем тихо, так, ч
то никто не услышал:
Ц Прощай, подполковник. Спи.
Повернулся и, сильно сутулясь, вышел.
В четырнадцать часов пошел проливной дождь, по солнце тотчас же выглянул
о вновь, и залив опять засверкал так, что на него больно стало глядеть, и не
бо опять стало голубым и чистым, только вода еще долго и шумно сбегала меж
каменьями скалистой дороги, ведущей на кладбище, да у людей, провожающих
Александра Марковича в последний путь, почернели от влаги флотские ките
ли.
Мотор грузовика громко завывал на крутых подъемах, и шофер Глущенко гово
рил сидящей рядом с ним Лоре, что у него "перепускает сцепление", но Лора не
слушала Глущенко и смотрела перед собою на спины офицеров, несущих на по
душечках ордена Александра Марковича. У Лоры было тридцать восемь и три
Ц она простудилась, но на похороны все-таки отправилась и поехала в каби
не машины, убранной кумачом и траурными лентами.
Ц Как ты думаешь, Глущенко, Ц спросила она вдруг. Ц Есть вечная жизнь ил
и ее нету?
Ц На одни только тормоза и надеюсь, Ц сказал Глущенко, Ц ну ничего сцеп
ление не берет, чувствуешь? Был бы товарищ подполковник живой, попало бы м
не за это дело. Во, перепускает, Ц во, во, слышишь? Мы с ним давеча в город езд
или, так он мне сразу замечание сделал: "Глущенко, Глущенко, перепускает у
тебя сцепление."
Лора не ответила.
Ц Ну ладно, Ц сказал Глущенко, Ц вернусь, сразу доложу начальнику гара
жа. А не сменит сцепление Ц до начальника тыла дойду. Товарищ подполковн
ик желал, чтобы порядок навести в автохозяйстве? Желал? Ну, и будьте любезн
ы!
Он еще прислушался к своему сцеплению и добавил:
Ц А насчет вечной жизни, Лариса, то так сразу не ответишь. Смотря по тому, к
ак на свете жил и чего на нем делал.
Вновь загремел оркестр Ц и играл долго, до поворота дороги, по которой ма
шины не могли идти, так тут было узко и так круто срывался к заливу обрыв. З
десь Глущенко зажал ручные тормоза, и сзади летчики открыли кузов и подн
яли гроб на свои могучие плечи, и он как бы поплыл над сотнями обнаженных г
олов, над серыми каменьями и над заливом, блестящим и переливающимся вни
зу. Ветер свистел тут на высоте так пронзительно, что порою заглушал медь
оркестра, и от этого сочетания ветра и медленных медных звуков у Лоры вдр
уг стеснило грудь, но она не заплакала, как плакала все эти дни, а тихо пошл
а вперед Ц среди летчиков, которые ее обгоняли в своих шлемах и комбинез
онах, в капках и унтах, с рукавицами за поясами Ц прямо с аэродрома, из маш
ин, только что "из воздуха".
Тут были и замасленные техники, и доктора из первого хирургического и из
терапии, тут были сестры и санитарки, Харламов, Тимохин, Лукашевич и многи
е другие Ц знакомые и незнакомые.
При входе на кладбище толпа стиснула Лору, и она оказалась рядом с Баркан
ом. Он посмотрел на нее, как будто они сегодня еще не виделись, и сказал:
Ц Так-то вот, Лора, вон какие у нас дела…
В свисте морского ветра Мордвинов сказал короткую речь, и тогда все, кто т
ут был из военных людей, вынули пистолеты, и трижды прогремел салют Ц нес
тройный и суровый, который долго и громко повторяло зхо в скалах. Баркан т
оже стрелял, и было странно видеть его руку с пистолетом, так же, впрочем, с
транно, как видеть стреляющих Харламова, Лукашевича, Тимохина и других д
окторов.
А потом, когда спускались вниз к гарнизону, Ольга Ивановна подходила то к
одному человеку, то к другому и негромко говорила:
Ц Зайдите, пожалуйста, к нам на часок. Второй корпус, вторая парадная.
Лора уехала с Глущенко и с Анжеликой вперед, и когда все пришли с похорон,
то кровати в комнате Ольги Ивановны и Анжелики были убраны и во всю комна
ту стояли столы, на которых кок Сахаров расставлял горячие пироги, покры
тые полотенцами, консервы из дополнительного пайка и разную другую снед
ь. И Анжелика с распухшими от слез глазами, но с деловитым выражением лица
раскладывала вилки и салфетки.
Народу собралось очень много, из своих никто не садился, кроме Баркана и О
льги Ивановны; многие стояли у двери в тесноте, но никто не уходил. И Лора т
оже не ушла, хоть у нее и кружилась порою голова, и Мордвинов, который гово
рил первую речь, казался ей то толстеньким и маленьким, то вдруг вытягива
лся и превращался в длинного и худого.
После Мордвинова говорил Тимохин, который знал Александра Марковича оч
ень давно, и говорил про давние времена, про какой-то институт скорой помо
щи, где Левин дежурил однажды ночью и куда привезли гражданку, якобы прог
лотившую из ревности иголки. Рассказывая, Тимохин начал слегка улыбатьс
я, и все за столом стали улыбаться, потому что нельзя было не улыбаться, сл
ушая о том, как гражданка отрицала, что проглотила иголки, а Александр Мар
кович говорил ей, что он не может теперь ничему верить, никак не может, он д
олжен обязательно прооперировать и найти иголки.
Чем дальше говорил Тимохин, тем дружнее смеялись гости за столом, а некот
орые и смеялись и утирали слезы в одно и то же время, потому что опять увид
ели Левина таким, каким он был, Ц живым, смеющимся, веселым, быстро шагающ
им по госпитальному коридору…
Затем Харламов сделал сообщение о результатах испытаний спасательного
костюма в Москве. Федор Тимофеевич прислал оттуда письмо. Испытания про
шли успешно.
Ц Успешно-то успешно, Ц сказал Тимохин, Ц но не надо забывать, что там п
устил крепкие корни полковник Шеремет.
Ц Ну и шут с ним! Ц жестким тенором ответил Харламов. Ц Мы эти корни пов
ыдергаем, какие бы они ни были крепкие. Александр Маркович драку начал, а м
ы ее кончим, иначе нам стыдно будет друг другу в глаза смотреть.
Ц Трудно Шереметы-то выдергиваются! Ц вздохнул Тимохин.
И вдруг все заговорили разом. Это случилось так неожиданно, что поначалу
Лора даже не поняла, о чем идет речь, и спросила у Ольги Ивановны, но она не о
тветила, жадно и сердито вслушиваясь в слова Лукашевича насчет какого-т
о дополнительного наркотизатора.
Ц Сестра может наркотизировать, Ц покраснев, закричал Баркан, Ц это н
а практике бывает очень часто.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29