– Только что получено по телепринту, сэр, – он положил сообщение на стол перед Роганом. – Нашли его.
– "Норфолкский полицейский участок, Норвич", – прочитал Роган.
– Там он зарегистрирован, но сейчас находится немного севернее, на побережье Северного Норфолка, около Стадли и Блэкни, очень изолированное место.
– Вы знаете тот район? – спросил Роган, читая дальше сообщение.
– Провел дважды каникулы в Шегингеме, когда был мальчишкой, сэр.
– Так он зовется Девлином и работает смотрителем болота у сэра Генри Уиллафби, местного сквайра. Что ж, увидим его. Как далеко это место?
– Думаю, миль двести. – Грант покачал головой: – Что, дьявол побери, он там задумал?
– Узнаем это довольно скоро. – Роган поднял голову.
– Какой следующий ход, сэр? Поехать в Норфолкский участок и взять его?
– Вы рехнулись? – спросил Роган, пораженный предложением. – Вы что, не знаете эту деревенскую полицию? Дубы. Нет, этим делом мы займемся сами, Фергус. Вы и я. Я уже давно не проводил уик-энд за городом. Это будет приятное разнообразие.
– У вас после ленча встреча у Генерального прокурора, – напомнил ему Грант. – Показания по делу Халлорина.
– Я освобожусь к трем часам, самое позднее в пятнадцать тридцать. Вы возьмите машину и ждите. Мы сможем сразу же отправиться.
– Поставить в известность заместителя комиссара, сэр?
Роган вспыхнул от раздражения:
– Ради бога, Фергус, что с вами сегодня? Он ведь в Портсмуте, забыли? Идите.
Не в силах объяснить даже себе странную неохоту заниматься этим делом, Грант сделал над собой усилие:
– Хорошо, сэр.
Он взялся за ручку, когда Роган окликнул его:
– Да, Фергус.
– Сэр?
– Зайдите на склад оружия и выберите два браунинга. Этот тип сначала стреляет, а вопросы задает потом.
– Позабочусь об этом, сэр, – сказал Грант слегка дрогнувшим голосом и вышел.
Роган отодвинул стул, подошел к окну и в волнении сцепил пальцы.
– Держись, подонок, – тихо сказал он. – Посмотрим, так ли ты хорош, как говорят.
* * *
За несколько минут до полудня Филипп Верекер открыл дверь возле лестницы и спустился в погреб. Нога его болела адски, ночью он почти не спал. Сам был виноват. Доктор предложил таблетки морфия, но Верекер страшно боялся стать наркоманом. Поэтому и страдал. Хорошо, что Памела приедет на уик-энд. Она позвонила сегодня рано утром не только подтвердить это, но и сказать, что Гарри Кейн предложил подвезти ее из Пенгбурна. Сэкономит Верекеру не меньше галлона бензина, а это уже кое-что. И Кейн ему нравится. Он почувствовал расположение к нему инстинктивно, что для него было редкостью. Приятно видеть, что Памела наконец проявляет к кому-то интерес.
У основания лестницы на гвозде висел большой фонарь. Верекер снял его, открыл старинный черный дубовый шкаф, вошел в него и закрыл дверь. Он включил фонарь и нащупал тайный механизм. Задняя стенка шкафа отворилась, открыв вход в длинный, темный туннель, на кремневых стенах которого блестели капли влаги.
Это был один из прекрасно сохранившихся в стране экземпляров подобных сооружений, туннель священника, соединяющий его дом с церковью, – след времен, когда при Елизавете Тюдор римская католическая вера подвергалась преследованиям. Секрет этого хода передавался от одного обитателя дома другому. С точки зрения Верекера, это было просто очень большое удобство.
В конце туннеля он поднялся по каменным ступенькам и в удивлении остановился, внимательно прислушиваясь. Да, сомнений не было. Кто-то играл на органе, и играл очень хорошо. Верекер поднялся наверх, открыл дверь – одну из дубовых панелей, которыми была обшита стена в ризнице, – закрыл ее за собой, открыл другую дверь и вошел в церковь.
Когда Верекер шел по проходу, он с удивлением увидел, что за органом сидит сержант парашютно-десантных войск в маскировочной куртке и что на стуле рядом с ним лежит красный берет. Сержант играл прелюд хорала Баха, именно тот, который полагалось играть в это время года, потому что его обычно пели под старый гимн о пришествии – «Сын господний явился».
Ганс Альтманн наслаждался игрой от души. Великолепный инструмент, прелестная церковь. Он поднял глаза и в зеркальце органиста увидел у ступеней алтаря Верекера. Резко перестав играть, Ганс обернулся.
– Простите, отец, я не мог удержаться, – он обвел рукой вокруг. – Не часто получаешь такую возможность в моем... в моем нынешнем качестве. – Английский его был отличный, но с определенным акцентом.
Верекер спросил:
– Кто вы?
– Сержант Эмиль Яновски, отец.
– Поляк?
– Точно, – кивнул Альтманн. – Зашли сюда вместе с командиром, когда искали вас. Вас не застали, поэтому он велел мне подождать, а сам пошел в дом.
Верекер сказал:
– Вы очень хорошо играете. Баха следует играть хорошо, о чем я всегда с горечью думаю, когда сажусь на это место.
– А, вы сами играете? – спросил Альтманн.
– Да, – сказал Верекер, – я очень люблю пьесу, которую вы играли.
– Моя любимая. – Альтманн начал петь: – «Gott, durch deine Gutte wolst uns arme Leute...»
– Но это же гимн воскресенья троицы, – сказал Верекер.
– Но не в Тюрингии, отец.
В этот момент большая дубовая дверь со скрипом отворилась, и вошел Штайнер.
Он шел по проходу с тросточкой в одной руке и беретом в другой. Сапоги его громко стучали по каменному полу, а в его светлых волосах играли лучи света, падавшие сквозь мрак из верхних окон.
– Отец Верекер?
– Да.
– Говард Картер, командир Польского независимого парашютного отряда из полка авиации особого назначения. – Штайнер повернулся к Альтманну: – Вы вели себя как следует Яновски?
– Полковник ведь знает, что орган моя большая слабость.
Штайнер усмехнулся.
– Подождите меня в доме, – приказал он.
Альтманн ушел, Штайнер поглядел на неф:
– Это действительно прекрасно.
Верекер с любопытством смотрел на полковника, разглядывая знаки различия на погонах его куртки.
– Да, мы гордимся САС. А почему вы и ваши ребята так далеко от вашего обычного театра действий? Я думал, что вы действуете на греческих островах и в Югославии.
– Я тоже так думал, пока с месяц назад командование мудро не решило перебросить нас домой на особые учения, хотя, пожалуй, слово «дом» нам не очень подходит, поскольку всё мои парни поляки.
– Как Яновски?
– Не совсем так. Он-то действительно очень хорошо говорит по-английски. Большинство же других, кроме слова «привет» и фразы «не пойдете ли вы со мной сегодня вечером», сказать ничего не могут. – Штайнер улыбнулся. – Парашютисты могут быть очень нахальными, отец. Вечная неприятность с элитными частями.
– Знаю, – сказал Верекер, – сам был таким. Капеллан Первой парашютной бригады.
– Вы? – спросил Штайнер. – Значит, вы служили в Тунисе?
– Да, под Удной, где заработал вот это, – Верекер постучал палкой по своей алюминиевой ноге. – А теперь я здесь.
Штайнер взял его руку и пожал ее:
– Приятно познакомиться с вами. Не ожидал ничего подобного.
Верекер улыбнулся своей редкой улыбкой:
– Чем могу служить?
– Разместите нас на ночь, если можно. У вас рядом с церковью есть сарай, который в таких целях уже использовался, если не ошибаюсь.
– Вы здесь на учениях?
Штайнер слегка улыбнулся:
– Да, можно сказать и так. Здесь у меня с собой лишь группа людей. Остальные разбросаны по всему Северному Норфолку. Предполагается, что завтра в назначенный час мы помчимся в условленное место, чтобы показать, как быстро можем собраться.
– Значит, вы здесь пробудете только до утра?
– Так точно. Мы постараемся не надоедать, конечно. Возможно, я дам своим парням несколько тактических заданий близ деревни или что-либо в этом роде, чтобы они не бездельничали. Как вы думаете, никто против не будет?
Фраза сработала в точности так, как предсказывал Девлин. Филипп Верекер улыбнулся:
– Район Стадли много раз использовался для всякого рода военных маневров, полковник. Мы будем счастливы оказать по возможности любую помощь.
Выйдя из церкви, Альтманн пошел по дороге к тому месту, где стоял грузовик у запертых ворот, за которыми на Лужайке Старухи находился сарай. У ворот кладбища стоял «джип», в котором сидел за рулем Клугл, за пулеметом находился Вернер Бригель.
Вернер направил свой цейссовский бинокль на стаю грачей, сидящую на березах.
– Очень интересно, – сказал он Клуглу. – Пожалуй, пойду посмотрю поближе. Пошли?
Он говорил по-немецки, будучи уверенным, что никого поблизости нет. Клугл ответил тоже по-немецки:
– Ты думаешь, можно?
– А что такого?
Вернер вышел из машины и вошел на кладбище. Клугл неохотно последовал за ним. У западного крыла церкви Лейкер Армсби копал могилу и увидел их в тот момент, когда они пробирались между могилами. Лейкер прекратил работу и вытащил из-за уха недокуренную сигарету.
– Эй, привет! – обратился к нему Вернер.
Лейкер покосился на них:
– Иностранцы? А я-то думал, вы англичане, судя по форме.
– Поляки, – сказал ему Вернер. – Вам придется извинить моего друга. Он по-английски не говорит. – Лейкер демонстративно возился с бычком, и немец, поняв намек, вытащил пачку «Плейер». – Угощайтесь.
– Не возражаю. – Глаза Лейкера заблестели.
– Возьмите еще одну.
Повторять Лейкеру не надо было. Он заложил одну сигарету за ухо, вторую закурил и спросил:
– Как тебя зовут, парень?
– Вернер. – Наступила неприятная тишина. Вернер понял свою ошибку и добавил: – Куницки.
– А, – сказал Лейкер. – Всегда думал, что Вернер немецкое имя. Я однажды в 1915 году взял во Франции пленного. Его звали Вернер, Вернер Шмидт.
– Моя мать была немка, – объяснил Вернер.
– В этом ты не виноват, – ответил Лейкер. – Мы не выбирает тех, кто нас производит на свет.
– Можно спросить вас, давно здесь обитает колония грачей? – Вернер решил переменить тему разговора.
Лейкер удивленно посмотрел на него и уставился на деревья.
– С тех пор как я был мальчишкой, это уж точно. А ты птицами интересуешься, что ли?
– Конечно, – сказал Вернер. – Самые интересные живые существа. В отличие от людей, редко дерутся друг с другом, не знают границ, их дом – весь мир.
Лейкер посмотрел на него как на сумасшедшего и засмеялся:
– Валяй дальше. Ну кого волнуют несколько занюханных старых грачей?
– Но разве они занюханные, друг мой? – спросил Вернер. – Грачи – многочисленные и широко распространенные обитатели Норфолка, это правда. Но многие из них прилетают поздней осенью и зимой аж из России.
– Да брось ты.
– Нет, правда. До войны, например, было обнаружено, что многие грачи в этом районе были окольцованы в Ленинграде.
– Ты хочешь сказать, что некоторые из этих старых грачей, которые сидят у меня над головой, прилетели оттуда? – недоумевал Лейкер.
– Абсолютно точно.
– Вот уж не подумал бы.
– Поэтому, друг мой, в будущем вы должны обращаться с ними со всем уважением, которое они заслужили, как много путешествовавшие леди и джентльмены, – сказал Вернер.
Раздался окрик:
– Куницки, Моцар.
Они обернулись и увидели Штайнёра и священника, стоящих у крыльца церкви.
– Мы едем, – крикнул Штайнер. Вернер и Клугл побежали к «джипу».
Штайнер вместе с Верекером пошли по дорожке. Послышался автомобильный гудок, и на холм со стороны деревни въехал еще один «джип». Из него вышла Памела Верекер в форме женских вспомогательных авиационных сил. Вернер и Клугл с одобрением посмотрели на нее, но тут же замерли, увидев по другую сторону машины Гарри Кейна. На нем была пилотка, боевая форма и сапоги парашютиста.
Когда Штайнер и Верекер дошли до калитки, Памела подошла к ним и поцеловала брата в щеку:
– Извини, что опоздала, но Гарри хотелось посмотреть Норфолк.
– И ты повезла его по дальней дороге? – с любовью спросил Верекер.
– Но я все же доставил ее сюда, отец, – сказал Кейн.
– Я хочу, чтобы вы познакомились с полковником Картером из Польского независимого парашютного отряда, – сказал Верекер. – Он со своими солдатами здесь на учениях. Они займут сарай на Лужайке Старухи. Моя сестра Памела, полковник, майор Гарри Кейн, – представил Верекер.
– Двадцать первая особая часть рейнджеров, – Кейн пожал Штайнеру руку. – Мы стоим в Мелтам Хаузе. Я заметил ваших ребят по дороге сюда, полковник. Очень уж вы бросаетесь в глаза в этих красных беретах. Бьюсь об заклад, девушки сходят с ума.
– Бывает, – согласился Штайнер.
– Поляки? У нас в части тоже есть два поляка. Например Круковски. Он из Чикаго. Родился и вырос там, но по-польски говорит не хуже, чем по-английски. Забавный народ. Может, нам можно будет собраться?
– Боюсь, что нет, – сказал Штайнер. – У нас особый приказ. Учения сегодня днем и вечером, а завтра двинемся навстречу остальным частям под моим командованием. Вы ведь знаете, как это бывает.
– Конечно, сам точно в таком же положении. – Кейн посмотрел на часы. – По правде говоря, если я не объявлюсь в Мелтам Хаузе через двадцать минут, полковник прикажет меня расстрелять.
Штайнер светским тоном сказал:
– Рад был с вами познакомиться. Мисс Верекер. Отец. – Он сел в «джип» и сделал знак Клуглу ехать. – Постарайся запомнить, Клугл, здесь ездят по левой стороне, – спокойно напомнил Штайнер, когда они отъехали на значительное расстояние от церкви.
* * *
Стены сарая были местами толщиной фута три. По традиции в средние века сарай был составной частью дома феодала. Этот сарай, безусловно, отвечал своему предназначению. В нем стоял обычный запах сена и мышей. В углу – сломанная телега. Свет проникал через окна большого сеновала с выбитыми стеклами.
Грузовик и одного охранника оставили во дворе, а «джип» загнали в сарай. Забравшись на «джип», Штайнер, обращаясь к группе, сказал:
– Пока все идет хорошо. С этого момента вы должны вести себя совершенно естественно. Первое: выставите полевую кухню и сварите обед. – Он посмотрел на часы. – Это займет нас до трех часов. Затем небольшие учения – мы же здесь для этого, и люди ожидают их увидеть. Тактика пехоты в поле, у реки, среди домов. Еще одно: будьте осторожны, когда говорите по-немецки. Говорите тихо. Во время полевых учений пользуйтесь как можно больше знаками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46