– Не могу! – наконец, выдавил он. – Не могу!
Штайнер дал ему пощечину, схватил за правую руку и швырнул к открытому люку. Престон уцепился обеими руками. Штайнер пнул его ногой в зад и выбросил в люк. Затем прыгнул сам.
Когда прыгаешь с высоты четырехсот футов, не успеваешь испугаться. Престон почувствовал, что перекувыркнулся, затем ощутил внезапный рывок, щелчок парашюта – и повис, раскачиваясь, под зонтиком цвета темного хаки.
Картина была фантастической. Бледная луна на горизонте, плоский мокрый пляж; кремовая линия прибоя. Престон ясно видел у пирса торпедный катер, людей, наблюдавших за парашютистами, и дальше на песке ряд смятых парашютов, которые собирали приземлившиеся. Он посмотрел вверх, увидел над собой слева Штайнера, и ему показалось, что тот спускается очень быстро.
Вещевой мешок, болтавшийся на фале, прикрепленном к поясу, ударился с громким звуком о песок, предупреждая Престона приготовиться. Он опустился жестко, слишком жестко, перевернулся и – о, чудо! – оказался на ногах, а парашют вздымался в лунном свете, как таинственный бледный цветок.
Престон сделал движение, чтобы, как его учили, свернуть парашют, и вдруг замер на четвереньках, объятый огромной радостью, чувством могущества, подобного которому он никогда в жизни не испытывал.
– Я прыгнул! – громко крикнул он. – Я утер нос этим ублюдкам. Я прыгнул! Прыгнул! Прыгнул!
* * *
В лечебнице в Астоне Бен Гарвальд неподвижно лежал на кровати. Рядом с ним стоял Рубен и наблюдал, как доктор Дас проверяет стетоскопом, бьется ли сердце Бена.
– Ну как? – требовательно спросил Рубен.
– Еще жив, но это уже конец.
Приняв решение, Рубен схватил Даса за плечо и швырнул к двери:
– Немедленно вызовите скорую помощь. Я отвезу его в госпиталь.
– Но это значит, что придет полиция, мистер Гарвальд, – сказал Дас.
– А мне все равно, – прохрипел Рубен. – Я хочу, чтобы он жил, понятно? Это ведь мой брат! А ну, двигайся!
Он открыл дверь и вытолкнул Даса. Когда вернулся к кровати, на глазах у него были слезы.
– Обещаю тебе одно, – запинаясь, сказал он, – я заставлю этого коротышку, ирландского ублюдка, поплатиться за все, даже если это будет последнее, что я сделаю.
Глава 13
Из своих сорока пяти лет Джек Роган прослужил в полиции почти четверть века, достаточно долгий срок, когда работаешь в три смены и чувствуешь нелюбовь соседей. Но такова участь полицейского, что и следовало ожидать, как он часто говорил жене.
Было девять тридцать во вторник, второго ноября, когда Роган вошел в свой кабинет в Скотланд-Ярде. По правилам ему не надо было приходить. Проведя долгую ночь в Масуэлл Хилле, где он допрашивал членов ирландского клуба, он имел право поспать несколько часов, но сегодня надо было немного разобраться с бумагами.
Не успел Роган сесть за стол, как раздался стук в дверь, и вошел его помощник, детектив-инспектор Фергус Грант. Грант был младшим сыном вышедшего в отставку полковника индийской армии. Закончил Уинчестер и Гендонский полицейский колледж, представитель нового поколения, призванного революционизировать полицию. Несмотря на это, они с Роганом хорошо сработались.
Роган сделал предупредительный жест:
– Фергус, я хочу только подписать несколько писем, выпить чашку чая и уехать домой спать. Ночь была адская.
– Знаю, сэр, – сказал Грант. – Но дело в том, что мы получили довольно необычное донесение от полиции города Бирмингема. Я подумал, что оно может вас заинтересовать.
– Именно меня или ирландскую секцию?
– И вас и секцию.
– Ладно. – Роган откинулся на стуле и начал набивать трубку табаком, беря его из потертого кожаного кисета. – Читать мне не хочется, поэтому перескажите.
– Слышали ли вы, сэр, о человеке по имени Гарвальд?
Роган помолчал.
– Вы имеете в виду Бена Гарвальда? Он многие годы доставлял нам неприятности. Самый крупный мошенник в центральных графствах Англии.
– Он умер сегодня рано утром. Гангрена от пистолетной раны. В госпиталь попал слишком поздно.
Роган зажег спичку:
– Есть у меня знакомые, которые могли бы сказать, что это лучшая новость за многие годы, но каким боком это касается нас?
– Правую коленную чашечку ему прострелил ирландец.
Роган уставился на него:
– Это уже интересно. Обычное наказание, применяемое ИРА, когда кто-нибудь пытается обмануть. – Он выругался, когда спичка в левой руке прогорела до пальцев, и бросил ее. – Как звали ирландца?
– Мерфи, сэр.
– Возможно. Что-нибудь еще?
– У Гарвальда есть брат, который так убит его смертью, что раскололся совсем. Он хочет, чтобы друга Мерфи взяли под ноготь.
Роган кивнул:
– Придется посмотреть, можем ли мы ему сослужить эту службу. А в чем дело?
Грант рассказал ему подробности. Роган нахмурился:
– Армейский грузовик, «джип», краска цвета хаки? Для чего ему все это нужно?
– Может, сэр, собираются напасть на армейский лагерь, чтобы захватить оружие?
Роган подошел к окну:
– Нет, этого я не принимаю без убедительных доказательств. Они не способны осуществить такой план, и вы это знаете. – Он вернулся к столу. – Мы перебили хребет ИРА здесь, в Англии, и в Ирландии. Люди де Валера интернировали большинство из них в лагеря. – Он покачал головой. – Подобная операция в нынешней обстановке бессмысленна. А что говорит об этом брат Гарвальда?
– Он считает, что Мерфи подготавливает налет на воинский склад или что-то в этом роде. Вы ведь знаете такие дела? Въезжают переодетые солдатами на армейском грузовике...
– И выезжают с виски и сигаретами на пятьдесят тысяч фунтов. Это уже было, – сказал Роган.
– Значит, Мерфи еще один вор такого рода, сэр? Что подсказывает вам интуиция?
– Я бы согласился с этим предположением, если бы не пуля в коленной чашечке. Чистая ИРА, и в то же время нутром чувствую, что здесь что-то другое, Фергус. Думаю, мы можем выйти на что-то.
– Хорошо, сэр, что будем делать?
Роган подошел к окну, обдумывая план. За окном стояла обычная осенняя погода: по крышам ползли клочья тумана с Темзы, с плафонов падали капли дождя. Он обернулся:
– Я знаю одно. Этим должен заниматься не Бирмингем. Вы лично займитесь этим делом. Возьмите машину и поезжайте туда сегодня. Захватите с собой картотеки, фотографии – все. Всех известных членов ИРА. Может, Гарвальд покажет нам, кто это.
– А если нет, сэр?
– Тогда начнем расследование отсюда. По обычным каналам. Спецслужба в Дублине поможет, сделает все. Она ненавидит ИРА больше, чем когда-либо, после того как те застрелили в прошлом году детектива – сержанта О'Бриена. Всегда чувства сильнее, когда убивают своего.
– Слушаюсь, сэр, – сказал Грант, – приступаю к действиям.
* * *
Было восемь вечера, когда генерал Карл Штайнер закончил обед, поданный ему в его комнату на втором этаже на Принц-Альбрехтштрассе. Куриная ножка, жаренный в масле картофель, именно так, как он любит, салат и полбутылки охлажденного рислинга. Просто невероятно. А затем еще настоящий кофе.
Обращение с ним коренным образом изменилось, после того как он потерял сознание от электрошока. На следующее утро он проснулся на удобной кровати и в чистом белье. Ни подонка Россмана, ни его эсэсовских громил не было. Только оберштурмбанфюрер Цайдлер, приличнейший парень, хоть и эсэсовец. Джентльмен.
Цайдлер не знал, как испросить прощения. Произошла страшная ошибка. В злонамеренных целях была подброшена ложная информация. Сам рейхсфюрер приказал провести полное расследование. Ответственные, без сомнения, понесут наказание. Он сожалел, что господина генерала приходится пока держать под замком. Но всего лишь несколько дней. Он уверен, что генерал понимает ситуацию.
Штайнер прекрасно понимал. Против него были лишь косвенные улики, ничего конкретного. Он не сказал ни слова, что бы ни предпринимал Россман, поэтому дело выглядело чистейшей провокацией с чьей-то стороны. Теперь его держат, чтобы убедиться, что он будет иметь приличный вид, когда его выпустят. Кровоподтеки почти рассосались. Если не считать кругов под глазами, то вид у него хороший. Ему даже выдали новую форму.
Кофе действительно отличный. Штайнер наливал вторую чашку, когда в замке повернулся ключ, и дверь за его спиной открылась. Стало жутко тихо. У Штайнера зашевелились волосы на голове.
Он медленно обернулся и увидел в дверях Карла Россмана. На нем была шляпа с опущенными полями, кожаное пальто, из угла рта свисала сигарета. По обе стороны от него стояли два эсэсовца в полной форме.
– Привет, господин генерал, – сказал Россман, – а вы думали, мы о вас забыли?
Что-то оборвалось внутри у Штайнера. Все стало чудовищно ясно.
– Ублюдок! – воскликнул он и швырнул чашку с кофе в голову Россмана.
– Грех это, – покачал головой Россман. – Вам не следовало так делать.
Один из гестаповцев с силой ткнул концом дубинки Штайнеру в пах, и Штайнер с криком упал на колени. Еще один удар по голове, – и он потерял сознание.
– В подвал, – спокойно сказал Россман и вышел.
Гестаповцы взяли генерала за ноги и потащили его лицом вниз, идя в ногу и не меняя ритма даже на лестнице.
* * *
Макс Радл постучал в дверь и вошел в кабинет рейхсфюрера. Гиммлер, стоя перед камином, пил кофе. Он поставил чашку и подошел к столу:
– Я надеялся, что вы уже в пути.
– Я вылетаю ночью в Париж, – сказал Радл. – Как известно рейхсфюреру, адмирал Канарис улетел в Италию сегодня утром.
– Очень жаль, – ответил Гиммлер. – Тем не менее у вас остается много времени. – Он снял пенсне и, как всегда, тщательно протер стекла. – Я прочел рапорт, который вы сегодня утром передали Россману. Что это за американские рейнджеры появились там? Покажите мне где.
Он разложил перед собой штабную карту, и Радл показал Мелтам Хауз.
– Как видите, господин рейхсфюрер, Мелтам Хауз в восьми милях по берегу на север от графства Стабли. Двенадцать или тринадцать от Хобс Энда. В последней радиограмме миссис Грей сообщает, что не ждет с этой стороны никаких неприятностей.
Гиммлер кивнул головой:
– Ваш ирландец, похоже, оправдывает деньги, которые получает. Остальное зависит от Штайнера.
– Думаю, он нас не подведет.
– Да, я забыл, – сухо продолжал Гиммлер, – у него в этом деле личная заинтересованность.
Радл сказал:
– Разрешите мне узнать о здоровье генерал-майора Штайнера?
– В последний раз я видел его вчера вечером, – Гиммлер говорил истинную правду, – хотя должен сознаться, что он меня не видел. В этот момент он был занят обедом из жареного картофеля, овощного салата и довольно большого бифштекса. – Он вздохнул. – Если бы только потребители мяса понимали, как вредна такая пища! Вы едите мясо, господин полковник?
– Боюсь, что да.
– И курите шестьдесят или семьдесят этих отвратительных русских папирос в день, и пьете. Сколько вы сейчас выпиваете коньяка в день? – Гиммлер покачал головой, складывая лежащие перед ним бумаги в аккуратную стопку: – Впрочем, в вашем случае, думаю, это все равно.
«Есть ли что-нибудь, что эта свинья не знает?» – подумал Радл и сказал:
– Да, господин рейхсфюрер.
– В котором часу они вылетают в пятницу?
– Перед самой полуночью. При благоприятной погоде это часовой полет.
Гиммлер быстро поднял голову. Взгляд его был холодным:
– Полковник Радл, вам должно быть ясно одно. Штайнер и его команда летят по разработанному плану, будет хорошей погода или нет. Это не такое дело, которое можно отложить. Такая возможность, как нынешняя, возникает раз в жизни. Связь с вашим штабом будет работать круглосуточно. Начиная с пятницы, с утра, вы будете посылать мне сообщения каждый час вплоть до успешного окончания операции.
– Будет исполнено, господин рейхсфюрер.
Радл повернулся к двери, но Гиммлер остановил его:
– Еще один момент. Я не вводил фюрера в курс этой операции по многим причинам. Времена тяжелые, Радл, и судьба Германии лежит на его плечах. Я бы хотел, чтобы это был – как это сказать – сюрприз для него.
На мгновение Радлу показалось, что он сошел с ума. Затем он понял, что Гиммлер говорит серьезно.
– Важно не разочаровать его, – продолжал Гиммлер. – Теперь мы в руках Штайнера. Пожалуйста, пусть он это прочувствует.
– Хорошо, господин рейхсфюрер. – Радл подавил нестерпимое желание расхохотаться.
Гиммлер довольно небрежно выбросил вперед правую руку в партийном салюте:
– Хайль Гитлер!
Радл церемонно откозырял и как можно быстрее вышел.
* * *
Войдя в свой кабинет на Тирпиц-Уфер, Радл увидел, что Хофер упаковывает его вещи. Радл достал коньяк и налил себе большую порцию.
– Господин полковник здоров? – взволнованно спросил Хофер.
– Знаете, Карл, о чем наш уважаемый рейхсфюрер только что проговорился? Он, оказывается, не докладывал фюреру, как далеко мы зашли в этом деле. Он хочет преподнести ему сюрприз. Ну, не мило ли это?
– Ради бога, господин полковник.
Радл поднял стакан:
– За наших товарищей. Карл, за триста десять человек из полка, которые погибли в Зимнюю кампанию. Не знаю за что. Если вы узнаете, скажите мне.
Хофер уставился на него, и Радл улыбнулся:
– Ничего, Карл, я не сорвусь. Вы проверили время моего рейса в Париж?
– Десять тридцать с аэродрома Темпельхоф. Я приказал подать машину к девяти пятнадцати. У вас много времени.
– А рейс на Амстердам?
– Завтра утром. Возможно, около одиннадцати, но нет уверенности.
– Хорошо. Все, что мне нужно, это плохая погода, чтобы не попасть в Ландсвоорт до вторника. Какая сводка погоды?
– Плохая. Из России идет холод.
– Всегда так, – мрачно сказал Радл. Он открыл ящик стола и взял из него запечатанный конверт. – Это моей жене. Смотрите, чтобы она получила его. Жалко, что вы не можете поехать со мной, но вы должны держать оборону здесь, понимаете?
Хофер посмотрел на письмо, и в глазах его появился страх:
– Неужели господин полковник думает...
– Дорогой мой добрый Карл, – сказал Радл. – Я ничего не думаю. Я просто подготавливаюсь к любому неприятному случаю. Если операция сорвется, то, мне кажется, все, связанные с ней, могут оказаться – как это выразиться? – персонами нон грата. В любом таком случае вы должны полностью отрицать, что знали что-нибудь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46