— Я всегда буду делать все, чтобы удовлетворить самые глубинные, самые искренние сексуальные желания, — проговорила она и посмотрела мне в глаза. — Даже если это рабские желания?— Даже если это рабские желания, — подтвердил я.— Даже если это рабские желания, — убежденно произнесла девушка.— Скажи: «Я — рабыня. Я — твоя рабыня, господин».— Я — рабыня. Я — твоя рабыня, господин, — повторила она, глядя мне в глаза. — Господин, я так счастлива! Я так невероятно счастлива!Я кивнул, чувствуя, как со скрипом отворяются двери темницы.Дикарка низко склонила голову.— Я страдаю… Я молю господина прикоснуться ко мне.— Смотри на меня, — приказал я. — И говори громче.Она подняла голову.— Я страдаю! — произнесла она чуть ли не с вызовом. — Я молю господина прикоснуться ко мне.Я улыбнулся, а она залилась краской. Рабыня впервые вслух попросила господина о прикосновении.Маленькая голая узница на холодных каменных ступеньках темницы отчаянно колотила кулачками в железную дверь. И вдруг… дверь поддалась. Малышка всхлипнула и задрожала всем телом. Неужто это чья-то чудовищная шутка? Она сильней толкнула дверь. Узкая, прямая полоска света едва не ослепила ее. Она зажмурилась и налегла всем телом; железо лязгнуло по камню — и дверь распахнулась. Рабыня замерла, ослепленная солнечным сиянием. Она не осмеливалась шевельнуться — вдруг появится госпожа Дженис Прентис, нещадно изобьет ее и снова заточит в темницу? Но разве госпожа не знает, что хорошенькая перепуганная обнаженная рабыня — это она сама?Белокурая дикарка, привязанная к рабскому колышку, c улыбкой смотрела на меня.— Я готова доставить тебе удовольствие, господин, любым способом, какой ты выберешь.Я лежал на земле, опираясь на локоть, и молча наблюдал за ней.— Прикажи мне, — попросила она.— Не собираюсь.— Господин?— Если ты хочешь доставить мне удовольствие, можешь это сделать. Я тебе разрешаю.— Но я — земная женщина. Разве ты не прикажешь мне?— Нет.— Неужели ты думаешь, что я, земная женщина, могу ублажать мужчину по своей собственной воле? Я усмехнулся:— В это действительно трудно поверить… Ты хочешь доставить мне удовольствие?— Да, господин.— Можешь начинать.— Но ведь я — рабыня!Блондинка легко и грациозно поднялась на ноги. Привязанный к невольничьему колышку ремень достигал в длину семи футов.— У меня есть сексуальные желания, — смело заявила она. — И я хочу доставить удовольствие господину. Я пожал плечами.— Сегодня ночью, господин, ты привязал меня не к дереву, а к колышку. И привязь гораздо длинней, чем обычно.— Ты очень наблюдательна и умна, — похвалил я. — От этого владеть тобой еще приятней.— Ты ведь знаешь, господин, что я хочу сделать?— Конечно.Она внезапно закрыла лицо руками:— Я не могу! Я не смею! Прикажи мне, прикажи!— Нет.Я не хотел ее торопить.Блондинка открыла лицо, утерла слезы и попросила:— Привяжи меня на ночь, господин.— Хорошо.— Нет, нет! — испугалась она. — Не надо!— Хорошо.Она выпрямилась и улыбнулась; глаза еще блестели от слез.— То, что я сейчас сделаю, — торжественно произнесла она, — я сделаю по своей собственной воле. У меня есть сексуальные желания, и я открою их моему господину в надежде, что он смилостивится надо мной и удовлетворит их. Я надеюсь, что понравлюсь моему господину и он не отвергнет меня.Блондинка легким движением сбросила алый лоскут, обвивавший бедра, согнула колени и воздела руки над головой, грациозно вывернув запястья.— Подожди, — приказал я.— Что, господин?— Ты просила, чтобы я позволил тебе танцевать?— Нет, господин.— Можешь попросить, — разрешил я.— Я молю господина, чтобы он позволил мне танцевать перед ним.— Отлично, — сказал я. — Позволяю.— Благодарю тебя, господин.И она начала свой танец — танец девушки, изнывающей от желания. Движения ее становились все более страстными, все более откровенными; несколько раз мне даже пришлось отбросить ее от себя. Наконец она, тяжело дыша, легла у невольничьего колышка и протянула ко мне руку. Я подошел, взял ее за плечи и рывком поднял на ноги. Глаза ее были полны страха.— Ну что ж, — сказал я, — для начала неплохо. А сейчас ты узнаешь, как нужно по-настоящему танцевать перед мужчиной.— Господин… — проговорила девушка упавшим голосом.— Стань в ту же позу, с какой ты начинала танец, — велел я.Она немедленно исполнила мое требование. Я дернул кожаный ремень у ее горла.— Помни о привязи! Это — символ твоего рабства. Ты должна использовать ее в танце. Можешь ненавидеть привязь, можешь любить, можешь бороться с ней, можешь ласкать ее. И необязательно все время танцевать на ногах.Это можно делать и стоя на коленях, лежа на боку, на животе или на спине. Главное — ни на миг не забывай, что ты — рабыня.— Ты приказываешь мне танцевать перед тобой?— Да. Сейчас, рабыня, ты исполнишь для меня танец с привязью. И если он мне не понравится, ты будешь избита до полусмерти. А может, и до смерти.— Да, господин, — пролепетала она, охваченная ужасом.Я хлопнул в ладоши, и девушка начала танец.Я знал, что ее никогда не учили танцу с привязью, одному из самых распространенных рабских танцев на Горе, но импровизировала она великолепно. Я склонен думать, что способность к чувственному танцу заложена в женщине на уровне инстинкта. Женщина генетически предрасположена вести себя как самка, желающая привлечь самца. В танце она имитирует страстные призывы и любовные движения. Рабыни обучаются танцам во много раз быстрей, чем всему остальному. Это можно сравнить с овладением речью. Естественный отбор требует, чтобы развитие речи шло опережающими темпами, поскольку это необходимо для выживания. Видимо, то же произошло и с эротическими танцами.Я не сводил глаз с белокурой дикарки. Танцевала она превосходно.Человек — существо биологическое. Культурные и моральные ценности не созданы природой, они выдуманы в незапамятные времена людьми невежественными, суеверными, неполноценными физически, а то и умственно. Многие воспринимают культуру и мораль как неотъемлемую часть мироздания. Между тем современная наука свидетельствует, что эти ценности безнадежно устарели. Давно пора понять, что мораль и культуру не получают в наследство в готовом виде, но создают и выбирают. Это не музейные ценности, а орудия, с помощью которых человек улучшает и украшает свою жизнь. Радоваться жизни естественно, а вовсе не постыдно.— Наконец-то ты превращаешься в женщину, — сказал я.Она опустилась на правое колено, вытянула левую ногу и принялась ласкать ее обеими руками. Я видел, как дрожат ее губы.— Танцуй, рабыня! — велел я. — Не останавливайся!— Да, господин.Я с восхищением наблюдал за ней. Занятно, но эротические танцы существуют в самых суровых и консервативных цивилизациях. Женщины танцуют их во сне и порою даже наяву. Какое потрясение испытывает обнаженная девушка, когда, проходя мимо зеркала в своей спальне, случайно подмечает движения, которым ее никто никогда не учил! Неужели это я? Неужели я могу так? Наступает момент, когда она, уже по собственной воле, сбрасывает одежду, подходит к зеркалу и, еще не понимая, что с ней происходит, начинает танцевать. Движения ее становятся все откровенней и бесстыдней. Тысячи лет назад первобытные женщины так же танцевали перед мужчинами в пещерах, озаренных светом факелов. Это танец самки, танец рабыни. Тяжело дыша, она в изнеможении падает на ковер и, прижимаясь к нему всем телом, шепчет: «Я хочу Господина!»Я встал, скрестив руки на груди.Не прекращая танцевать, девчонка принялась лизать и целовать мое тело.Я грубо схватил ее за плечи.— Пожалуйста, не бей меня, господин! — взмолилась она. Я подволок ее к невольничьему колу и поставил на колени.— Ты неплохо танцевала, рабыня.— Благодарю тебя, господин!— Кто ты? — спросил я.— Рабыня.— Рабыня и только рабыня?Она смотрела на меня, трепеща от желания. Скрытая в ней рабыня наконец-то выбралась из темницы на солнечный свет.— Да, господин, — ответила белокурая дикарка. — Я рабыня и только рабыня.Она откинула голову, задыхаясь от счастья; затем нагнулась, обняла мои ноги и принялась покрывать их поцелуями — сперва колени, затем стопы. Я чувствовал ее горячие слезы и шелковистые волосы.— Да, да, — шептала она. — Я рабыня, рабыня и только рабыня.Я понял, что она никогда больше не вернется в свой каменный мешок.Белокурая дикарка подняла голову. В глазах ее стояли слезы.— Спасибо тебе, господин! — прошептала она.Я ухватил ее за волосы и рывком поставил на ноги.— Ты — моя рабыня. Ты — рабыня всех мужчин.— Да, мой господин. Я свободна, — выдохнула белокурая дикарка. — Наконец-то свободна!— Думай, что говоришь, рабыня!— Да, господин. — Она испуганно умолкла, затем нерешительно посмотрела на меня: — Но я чувствую себя такой свободной!— В каком-то смысле ты свободна, а в каком-то — нет. Ты свободна во всем, что касается сферы чувств. Ты наконец призналась самой себе в том, что ты — истинная рабыня; отсюда и ощущения счастья, легкости, свободы. Теперь ты в ладу с собой. Но не забывай, что ты рабыня и во всем зависишь от милости своих хозяев.— Да, господин.Я больно дернул ее за волосы.— Ой!— Ты по-прежнему считаешь, что ты свободна? Она зарыдала.— Нет, господин, нет!Я отпустил ее и лег на траву.— Я очень, очень счастлива… Я молчал.— Я хочу полностью зависеть от милости мужчины… — прошептала она, устраиваясь рядом. — Господину понравился мой танец?— Да.— Как еще я могу доставить удовольствие господину?Я подмял ее под себя.— Да, господин…— Никогда в жизни, господин, я не была так счастлива, как в эту ночь, — прошептала блондинка.Она лежала на боку, спиной ко мне. Я связал ей руки.— Тебя будут звать Дженис, — сказал я.— Спасибо, господин.В эту ночь я брал рабыню несколько раз; и всякий раз она содрогалась в бурных оргазмах, кричала и плакала от счастья, неустанно шепча: «Я твоя, господин, твоя, твоя…»— Я и не знала, что можно испытывать такое, господин, — сказала она потом.— Эти ощущения доступны только рабыням, — объяснил я, — только женщинам, которые чувствуют себя собственностью мужчин и потому отдаются им целиком и самозабвенно.— Я понимаю, господин.— Свободной женщине никогда не испытать того, что испытала ты, — продолжал я, — потому что она сама себе хозяйка и не знает, что значит всецело принадлежать мужчине.— Да, господин.— Тебе понравились твои новые ощущения?— Это счастье, — прошептала она и добавила: — Пожалуйста, господин, возьми меня еще раз.Я снизошел до ее просьбы.Потом я проверил узлы. Запястья рабыни были надежно связаны.— Спасибо тебе за то, что ты дал мне имя Дженис, — сказала рабыня.— Мне нравится это имя, — сказал я. — Да и звать тебя будет удобнее.— Да, господин. — Она перевернулась на правый бок, лицом ко мне. — Я буду счастлива называться Дженис. Теперь это имя рабыни. Раньше так звали спесивую и самоуверенную земную девчонку. В ее глупую голову и прийти не могло, что когда-нибудь она станет невольницей. Как я рада, что господин нарек ее тем же именем!— Помимо всего прочего, — сказал я, — Дженис — красивое имя и очень подходит рабыне.— Я постараюсь быть достойна его, — сказала она.— Если ты не будешь достойна, — усмехнулся я, — его у тебя отберут.— Да, господин.Свободные женщины Гора, разумеется, никогда не меняют имени, даже после церемонии заключения Свободного Союза, когда люди по собственной воле решают жить вместе. На Земле женщина, вступая в брак, обычно меняет фамилию. С точки зрения горианских законов, статус замужней землянки выше, чем у рабыни, но ниже, чем у женщины, заключившей Свободный Союз. Ну, а имя рабыни — это все равно что кличка животного. Порой рабынь и вовсе оставляют безымянными. Нечего и говорить, что имя рабыни принадлежит не ей, а господину и служит для его услады — как и сама рабыня. Некоторые мужчины нарекают всех рабынь одинаково; другие могут наградить прилежную рабыню каким-нибудь красивым именем; иные, напротив, наказывают нерадивую рабыню тем, что дают ей оскорбительное и жестокое прозвище. Но в основном рабынь называют именами, один звук которых уже возбуждает мужчин. Какие именно имена считаются красивыми и волнующими — это вопрос культуры и традиций. Многие земные женщины удивились бы, узнав, что их простые незатейливые имена, такие, например, как Джейн или Элис, звучат для горианина дивной музыкой. Правда, гориане произносят эти имена на свой лад. Я, кажется, уже упоминал о том, что земные женские имена необычайно распаляют горианских мужчин. Я сам однажды видел, как мужчина, едва услышав из уст торговца имя рабыни — Хелен, тут же купил ее и, не в силах сдержать страсти, изнасиловал прямо на рынке, в проходе между торговыми рядами. Понятно, что рабыни, переходя от одного хозяина к другому, меняют имена не реже, чем ошейники.— На Горе именем Дженис называют рабынь? — спросила девушка.— Да, — ответил я. — Тебе это не нравится?— Что ты, господин! — воскликнула она. — Это прекрасно! Она склонилась надо мной с туго скрученными за спиной руками и нежно поцеловала.— Я хочу спать, рабыня.— Да, господин.Я проснулся внезапно и не сразу понял, что разбудило меня. Постепенно до меня дошло, что происходит.До рассвета оставалось не меньше ана.Она подняла голову с моего живота. Лица ее я не видел — костер уже догорел, — но голос звучал испуганно:— Пожалуйста, не бей меня, господин!— Можешь продолжать, — разрешил я.Она снова прижалась ко мне. Глаза мои уже привыкли к темноте; я видел ее спутанные за спиной руки, кожаную петлю на горле…— Подожди, — приказал я.Она послушно приникла щекой к моему животу.— Прости, господин, за то, что я потревожила твой сон. Я знаю, я не должна была делать этого. Высеки меня, если пожелаешь.— Я не сержусь на тебя.— Я знала, что ты можешь наказать меня, но ничего не могла с собой поделать. Я так слаба… Мои желания сильней меня.— Я не сержусь, — повторил я. — Но ты не должна делать этого часто. Я сам скажу, когда и как доставить мне удовольствие.— Но как же мои желания?— Твои желания, — ответил я, — я удовлетворю, когда сочту нужным. И если сочту нужным.— Да, господин.— Для тебя совершенно естественно лежать во тьме, терзаясь одиночеством и изнывая от страсти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52