При этом он нисколько не пытался заигрывать с армией. Великий убар сам был аскари. Благодаря своей силе и мудрости он по праву считался первым среди них. Аскари из аскари.— Смотри, госпожа, — сказал Мвога, указывая на Кису, — перед тобой — враг твоего отца и твой враг, беспомощный, жалкий, закованный в цепи. Вглядись в него получше. Он oсмелился выступить против твоего отца. Теперь в компании таких же негодяев он месит грязь на канале твоего будущего супруга, великого Билы Хурумы.Диалект укунгу сродни диалекту ушинди. Айари тихонько перевел мне слова Мвоги, но я и сам понял общий смысл его речи.Кису с вызовом встретил взгляд Тенде.— Ты — дочь предателя! Тенде и бровью не повела.— Подумать только, какой храбрец! — ухмыльнулся Мвога.— Вижу, Мвога, — сказал Кису, — ты высоко взлетел. Уже визирь, а ведь совсем недавно был на побегушках у мелкого вождя. Нечего сказать, повезло!— Да уж побольше, чем некоторым! — парировал Мвога. — Ты, Кису, ничего не смыслил в политике. Упрямый тупица. Копье да боевой барабан — вот и все, что тебе дано понять. Ты прешь вперед, как кайлуак; я же, как ост, выжидаю удачного момента. Кайлуак упрется рогами в стену; ост проскользнет между камней.— Ты продал Укунгу империи! — сказал Кису.— Укунгу часть империи! — отрезал Мвога. — А твой бунт — государственная измена!— Ложь!— В подобных делах, — усмехнулся Мвога, — где ложь, а где правда — решает копье!— Но что расскажут об этом легенды?— Легенды сочинит тот, кто выживет.Кису рванулся вперед, однако аскари тычком копья водворил его на место.— Империя — это безопасность и процветание, — изрек Мвога. — Народ устал от племенных распрей. Люди хотят в мире и довольстве пожинать свой урожай. Как может человек называть себя свободным, если каждый день он со страхом ждет сумерек?— Не понимаю.— Это потому, что ты — охотник и убийца. Твоя жизнь — это копье, ночные набеги, возмездие врагу, кровная месть и шорохи леса. Твое орудие — сталь, твой союзник — тьма. Но не все такие, как ты. Большинство людей хочет мира.Кису ожег его гневным взглядом:— Била Хурума — тиран!— Разумеется, — пожал плечами Мвога.— Его нужно остановить!— Так останови его.— Нужно прекратить тиранию!— Так прекрати.— Считаешь себя героем, который выведет народ к свету цивилизации? — спросил Кису.— Нет, — ответил Мвога. — Я — дипломат. Я служу своим интересам и интересам своих хозяев.— Наконец-то ты сказал правду.— В наши дни в политике необходимы такие люди, как я. Иначе не было бы прогресса.— В природе есть место и тарлариону и осту, — возразил Кису.— Мое место — в покоях убаров.— Поговорим в другой раз, — сказал Кису, — с копьями в руках.— Ты так ничего и не понял, — покачал головой Мвога. — Ты наивен как дитя. Ты не знаешь других цветов, кроме черного и белого.— Я знаю еще и красный. Таким будет острие моего копья, когда я выдерну его из твоего брюха.— Империя это переживет, — отрезал Мвога.— Империя — зло!— До чего ты все-таки простодушен, — вздохнул Мвога.— Империю необходимо уничтожить! — рявкнул Кису.— Так уничтожь ее.— Иди и пресмыкайся перед своим Билой Хурумой, — сплюнул Кису. — Я тебя отпускаю.— Весьма благодарен тебе за великодушие, — ухмыльнулся Мвога.— И не забудь забрать с собой этих рабынь в подарок его величеству. — Кису указал на Тенде и ее служанок.— Госпожа Тенде, дочь Аибу, верховного вождя Укунгу, станет супругой его величества Билы Хурумы, — высокопарно заявил Мвога. — Во дворце убара состоится торжество бракосочетания.— Ее продали убару, чтобы скрепить сделку, — презрительно бросил Кису. — Кто она после этого, как не рабыня?Лицо Тенде оставалось бесстрастным.— Госпожа Тенде по собственной воле стремится стать убарой Билы Хурумы, — столь же напыщенно проговорил Мвога.— Одной из пары сотен убар! — фыркнул Кису.— Она действует по собственной воле, — повторил Мвога.— Прекрасно, — продолжал глумиться Кису, — значит, она продает сама себя. Отлично, маленькая рабыня!— Она удостоена великой чести — стать спутницей убара, — сказал Мвога.— Видал я Билу Хуруму, — скривился Кису. — Для него любая женщина — рабыня, и не более. Я встречал в его дворце свежих, благоуханных рабынь, черных, белых и желтых. Все они хорошо знают, как доставить мужчине удовольствие. Била Хурума собрал настоящий цветник страстных и опытных красоток. Если ты не хочешь изнывать от одиночества в своих покоях, — громко произнес он, обращаясь к Тенде, — тебе придется хорошо повертеться. У тебя будет много соперниц. Ты научишься ползать у ног убара и ублажать его со всем пылом искусной рабыни.Тенде глядела на мятежника все так же надменно и безучастно.— И ты будешь делать это, Тенде, — продолжал Кису, — потому что я вижу по твоим глазам: в душе ты — настоящая рабыня.Тенде томно подняла правую руку, с запястья которой свисал хлыст. Рабыни испуганно замерли и опустили веера.Тенде грациозно встала с подушек и лениво, словно нехотя, подошла к краю платформы.— Тебе нечего сказать мне, милая моя Тенде, дочь предателя Аибу? — издевательски вопросил Кису.Вместо ответа девушка наотмашь ударила его хлыстом по лицу. Кису зажмурился, чтобы уберечь глаза.— Я не разговариваю с простолюдинами, — проронила Тенде и с тем же каменным лицом вернулась на ложе. По еле заметному взмаху руки рабыни снова принялись обмахивать ее веерами.Кису открыл глаза. Лицо его перечеркнул кровоточащий щрам. Он сжал кулаки.— Вперед, — приказал Мвога одному из аскари, стоявших на платформе. Тот прикрикнул на рабов, впряженных в каноэ, и копьем указал на запад. Процессия двинулась с места. Мы молча провожали ее взглядами.Я покосился на Кису и понял, что долго ждать мне не придется.— Копай! — прикрикнул аскари.Я глубоко погрузил лопату в ил. Теперь мне было спокойно и даже радостно.Мы сидели в клетке на длинном плоту. Я просунул палец под ошейник, чтобы он не так давил на горло. Вокруг распространялся болотный смрад.Раздалось звяканье цепи — в темноте ко мне кто-то подкрался. Я ногтем соскоблил ржавое пятнышко с цепи у ошейника. Издалека, из-за болота, доносились крики лесных, завывание крохотных длинноруких обезьянок. Около ана назад прошел дождь, небо по-прежнему было затянуто тучами. Для дела, которое нам предстояло, ночь выдалась удачной.— Мне нужно поговорить с тобой, — сказал Кису на ломаном горианском.— Не знал, что ты говоришь по-гориански, — откликнулся я, вглядываясь во тьму.— Как-то раз, еще ребенком, я сбежал из дому. Два года прожил в Шенди, а потом вернулся в Укунгу.— Наверное, деревня была тесна для тебя. Не всякий ребенок отважился бы на такое долгое и опасное путешеcвие.— Но я вернулся в Укунгу, — повторил он.— Должно быть, потому ты так радеешь за Укунгу, что когда-то сбежал из этих мест.— Мне нужно поговорить с тобой.— А что, если я не разговариваю со знатными людьми?— Извини меня, — сказал Кису. — Я был дураком.— Значит, ты все-таки решил взять пример с Билы Хурумы, который говорит со всеми?— А как иначе услышать другого человека и понять его?— Нищий может говорить и с нищим и с убаром, — сказал я— Это — пословица Шенде.— Да.— Ты говоришь на ушинди?— Немного.— Ты понимаешь, что я говорю? — спросил он на диалекте, которым пользовались при дворе Билы Хурумы.— Да, — ответил я. Ему было так же нелегко говорить на горианском, как и мне на ушинди. — Если будет непонятно, я скажу.Я не сомневался, что мы поймем друг друга, лавируя между двумя языками.— Я постараюсь говорить по-гориански, — сказал Кису. — По крайней мере, это не язык Билы Хурумы.— У него есть и другие достоинства, — заметил я. — Это сложный и красивый язык с обширным словарем.— Самый красивый язык в мире — язык укунгу, — возразил Кису.— Может быть. Но я его не знаю.Если бы меня спросили, какой язык самый красивый в мире, я бы назвал английский или горианский. Однако мне доводилось встречать людей, которые говорили то же о французском, немецком, испанском, китайском или японском Причина ясна — каждый защищает свой язык. Когда речь заходит о родном языке, все мы становимся шовинистами и слепо не желаем замечать очевидного превосходства английского языка. Или горианского. Или французского. Или немецкого, испанского, китайского, японского, хинди…— Я постараюсь говорить по-гориански, — повторил Кису— Ладно, — великодушно разрешил я и в душе облегченно вздохнул.— Я хочу сбежать, — сказал он. — Я должен вырваться отсюда.— Прекрасно. Чего мы ждем?— Я не знаю, как это сделать.— Средства для побега давным-давно у нас в руках. Мне не хватало только помощи.Я повернулся к Айари— Передай по цепи, в обе стороны, на разных языках, что сегодня ночью мы бежим.— Как ты собираешься это сделать? — изумился Айари.— Скоро увидишь.— А что, если кто-то побоится бежать? — спросил он.— Их вырвут живьем из цепи.— Мне это не нравится.— Хочешь быть первым? — осведомился я.— Нет, нет, — торопливо сказал Айари. — Я занят. У меня много дел. Я должен передать твои слова по цепи.— Как мы вырвемся на волю? — снова спросил Кису.Я протянул руку к его ошейнику, нащупал начало цепи и принялся перебирать по ней руками, пока не добрался, футов через пять, до ошейника следующего человека. Я плотно прижал этих двоих друг к другу и перехватил цепь возле их ошейников так, что получилась петля. Я на ощупь просунул ее снизу между концами двух бревен и вытянул вверх. Низ петли, тесно обхватывающий бревно, оказался под водой. Один из концов цепи я протянул силачу Кису, зa другой взялся сам.— Понял, — сказал Кису, — но, по-моему, это ненадежное средство.— Попроси аскари, — бросил я, — может, они предложат что-нибудь получше.Налегая изо всех сил, мы принялись ровными, скользящими движениями перепиливать цепью бревно. За несколько мгновений наша варварская пила рассекла кору и вгрызлась в твердую древесину. Время от времени металл повизгивал, проворачиваясь в мокром дереве, но большей частью работа шла бесшумно — звуки не вырывались из-под темной поверхности воды. Аскари сделали большую ошибку, оставив нас в цепях в клетке на бревенчатом плоту. Работу пришлось приостановить только раз, когда мимо нас в каноэ проплывал патруль аскари.Руки мои, истертые цепью, начали кровоточить. Один человек из цепочки подполз ко мне поближе.— Это безумие! — горячо зашептал он. — Я против!— Значит, придется тебя убить.— Я передумал. Я с вами!— Вот и славно.— Осторожней, — предупредил кто-то другой, — вода хорошо проводит звуки. Шум может привлечь тарлариона… или рыбу, а уж она-то точно привлечет тарлариона.Звук действительно распространяется под водой гораздо быстрей, чем на поверхности.— Ничего, — сказал я, — тарларион понюхает, да и уплывет.— Тьма кромешная, — проворчал Айари. — В такую ночь только и жди рейдеров.В этот миг бревно у самых моих ног начало поддаваться. Я передвинул цепь ближе к краю, и мы с Кису налегли на нее что было сил, пока наконец не выломали внушительный кусок дерева. Тяжело дыша, я согнулся над проемом в плоту и принялся расчищать его, выламывая острые щепки.— Теперь подождем немного, — сказал я.Слышно было, как крупный тарларион трется о дно плота. Я поудобней перехватил петлю окровавленными руками, намереваясь огреть зверя цепью, если он сунет морду в отверстие.— Прикройте бревно, — торопливо зашептал кто-то, — и притворитесь, будто спите!Мы сгрудились вокруг дыры; одни сели, опустив головы, другие улеглись на бревна плота. Свет факела на миг озарил плот — мимо прошло еще одно каноэ с десятью вооруженными аскари на борту. Они не обратили на нас особого внимания.— Боятся рейдеров, — бросил Айари. Когда опасность миновала, я сказал:— Пришлите сюда первого в цепи. Его вытолкнули ко мне. Лицо этого человека не светилось радостью.— Я пошел бы первым, — объяснил ему я, — но не могу. Я, видишь ли, в середине цепочки.— А может, первым пойдет тот, кто замыкает цепь? — с надеждой предложил он.— Блестящая идея, — сказал я, — но боюсь, что ему она не понравится. К тому же его еще нужно звать, а ты уже здесь.— А если там тарларион?— Боишься?— Да, — признался он.— Правильно делаешь. Там наверняка тарларион, и не один.— Я не пойду!— Вдохни глубже, — приказал я ему, — и вперед. Пойдешь к плоту, на который мы грузим ил. Там лопаты.— Я не пойду!Я схватил его и головой вниз сунул в дыру. Через несколько мгновений он вынырнул с другой стороны клетки, фыркая и отплевываясь. Второй, толстяк, с трудом протиснулся в отверстие; за ним — третий, четвертый, пятый… Я, Айари, Кису — все сорок шесть каторжников один за другим выбрались из клетки.— Разбирайте лопаты, — велел я, — и тащите плот.— Куда мы двинемся? — спросил Айари.— Иди за мной!— Но ты идешь на запад!— Нам нужно освободиться, — объяснил я. — В цепях мы далеко не убежим. На западе нас искать не будут. К тому же всего в пасанге отсюда находится остров кузнецов.— Значит, там есть инструменты! — обрадовался Айари.— Вот именно.— Только не на запад! — взмолился один из цепочки. — Лучше уж на восток, или на юг, или на север, в леса!Кису молча размахнулся и ударил возражавшего в висок. Тот рухнул как подкошенный. Я посмотрел на Кису:— Что скажешь, мфалме? Кису расправил плечи:— Надо идти на запад.Согласие Кису обрадовало меня донельзя. Без его помощи мне было бы трудно навязать цепочке свою волю. Когда Кису ударил этого парня, я понял, что он готов двигаться на запад, и задал вопрос лишь затем, чтобы он объявил об этом во всеуслышание. Таким образом, я убил двух зайцев — воспользовался авторитетом Кису, чтобы убедить народ, и подчеркнул, что с уважением отношусь к его мнению.Последнее, между прочим, было не далеко от истины. Называя Кису «мфалме», я тем самым дал понять и ему и остальным, что признаю его высокий статус в Укунгу. О том, что было бы, не согласись он со мной, я боялся даже думать. Скорее всего, одному из нас пришлось бы умереть.Вскоре вся цепочка шагала по воде на запад. Впереди, с лопатами наперевес, шагали мы с Кису и те, кто был между нами. Остальные тянулись сзади, подталкивая плот с илом.— А ты толковый парень, — сказал мне Кису.— Скажи, ты согласен, что идти на запад — самый разумный выход?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52