— Она была рабыней… — прошептала девушка.— Разумеется.— Я боюсь ее.— Она живет в тебе, — сказал я. — Ты просто на миг увидела свое истинное лицо. Прекрасная рабыня в тебе молила тебя дать ей волю.— Я не осмелилась… Она была слишком красивой, слишком страстной.— Ты не осмелилась стать тем, что ты есть?— Да, — прошептала она. — Если это была я, то я боюсь себя.— Почему?— Та, в зеркале, была такой чувственной, такой беззащитной, такой податливой…— В глубине души ты отчаянно хочешь быть ею.— Нет, — вздрогнула девушка, — нет.Я не ответил.— Две разные женщины спорят во мне, — призналась она.— Так разреши их спор! Выпусти на волю свое подлинное «я»! Стань настоящей, а не мнимой рабыней!— Нет, нет, — торопливо сказала она, прижимаясь щекой к моему плечу. Я почувствовал ее слезы.— Пока ты не сделаешь этого, ты никогда не будешь счастлива.— Нет.— Ты должна освободить ее, — сказал я, — ту красавицу, мечтающую о рабском ошейнике.— Я не смею дать ей волю.— Неужели правда так ужасна? — поинтересовался я.— Женщина должна хранить достоинство!— Самообман, лицемерие, ложь — это ты называешь достоинством?— Я боюсь дать волю той рабыне…— Почему же? — настаивал я.— Я боюсь, — еле слышно пролепетала дикарка, — что она — это я.— Так оно и есть. Она — это ты.— Нет, нет…— Да, — твердо сказал я.— Но я не женщина Гора!— Земные женщины, стоит надеть на них ошейник и приучить к плетке, становятся великолепными рабынями.— Ой! — вздрогнула она под моей рукой.— Ты вся напряжена и суха внутри.— Прости меня, господин, — горько произнесла она.— Ты теперь не на Земле. Здесь никто не станет упрекать тебя за красоту и страстность. Здесь тебе незачем чувствовать себя виноватой в том, что ты — настоящая женщина.— Я не горианская шлюха!— Ты думаешь, что мое терпение беспредельно? — спросил я.— Если господин желает взять свою рабыню, пусть он пoскорей сделает это и позволит мне ползти на место.Я сжал ее лицо в ладонях.— Мне больно, господин! — взмолилась девчонка.— Ты думаешь, что мое терпение беспредельно? — повторил я.— Я готова исполнить все, что велит господин.Я видел, что она по-настоящему боится, и еще сильней стиснул ее лицо.— Ты думаешь, что мое терпение беспредельно?!— Я не знаю, господин, — пролепетала она.— Всякое терпение рано или поздно кончается.— Да, господин.— В один прекрасный день кончится и мое. Берегись этого дня!— Да, господин. Я разжал руки.— Господин хочет меня сейчас? — пролепетала дикарка белыми от страха губами.— Нет, — ответил я. — Убирайся.— Хорошо, господин. — Она поползла на место.Я повернулся на спину, положил руки под голову и уставился в ночное небо, на звезды и луны Гора.Я слышал, как девчонка в отчаянии царапает дно каноэ — несчастная рабыня, которую отверг ее господин. 26. МЫ ВХОДИМ В ВОДЫ РЕКИ УА И СЛЫШИМ БАРАБАННЫЙ БОЙ Белокурая рабыня погрузила весло в воду.— Есть ли конец у этого озера? — вздохнула она.— Есть.Мы плыли по Нгао уже двадцатый день, питаясь рыбой и утоляя жажду озерной водой. На воде появились коричневатые пятна; запахло цветами. Я знал, что вот-вот покажется устье реки Уа.— Вы везете рабынь в опасные места? — спросила моя белокурая дикарка.— Да.Она вздрогнула, но не сбилась с ритма и продолжала грести. За последние несколько дней она то и дело обращалась ко мне, но я ограничивался краткими обрывистыми репликами либо не отвечал вовсе, а один раз даже заткнул ей рот ее же волосами и завязал лоскутом кожи.Блондинка усердно работала веслом, несчастная оттого, что впала в немилость у своего господина.— Уверен, что мы вот-вот подойдем к Уа! — крикнул Айари с носа каноэ.— Посмотри на воду, — сказал Кису — Чувствуешь запах цветов и леса? По-моему, мы уже вошли в устье.Я изумился. Неужели устье реки может быть таким широким?Кису указал в небо:— Смотрите, миндар!Мы задрали головы и увидели короткокрылую птицу с острым хищным клювом и ярким желто-алым оперением.— Это лесная птица, — объяснил Кису.Миндару свойственны краткие, стремительные перелеты; шумно хлопая крыльями, он носится между ветвями, охотясь на личинок и гусениц. Пестрые перья делают его неразличимым среди цветов.— Ничего себе, — сказал Айари, указывая влево. На песчаной отмели нежился под солнышком тарларион. Заметив нас, он скользнул вниз и скрылся под водой.— Все, — сказал Кису. — Мы уже в реке.— По-моему, это просто коса вдается в озеро, — предположил Айари.— Нет, — снисходительно рассмеялся Кису. — Это не коса, а речной остров. Их тут полным-полно.— Куда повернем? — спросил я.— Направо, — уверенно сказал Кису.— Но почему? — спросил я.Для меня, как для англичанина, привычнее поворачивать налево. Подобным образом встречный оказывается со стороны руки, держащей меч. Всегда лучше, чтобы люди попадались тебе с этой стороны. Так надежней. К большому моему удовольствию, на Горе, как в Англии, принято левостороннее движение. Гориане — благоразумный народ. Подобно землянам, они большей частью правши. И немудрено — почти все жители Гора произошли от людей. В горианском, как и во многих земных языках, незнакомец и враг обозначаются одним и тем же словом…— В любую деревню на берегу Нгао принято входить справа, — сказал Кису— Почему так?— Потому что человек при этом открыт для удара клинка, — пояснил он.— Но разве это разумно?— А как еще показать, что ты пришел с миром?— Любопытно… — протянул я.Лично я предпочел бы заходить слева. Что, если тебя встречают вовсе не с миром? Я воин и хорошо знаю, что одна восьмая ина — ровно столько времени требуется, чтобы повернуться к противнику другим боком, — может стоить жизни.— Если в этих краях живут люди и если их обычаи схожи с обычаями Нгао и Укунгу, мы должны показать им, что пришли с добрыми намерениями. Это убавит нам забот.— Звучит здраво.Мы повернули каноэ направо, и через половину ана остров уже был по левую руку от нас. В длину он достигал нескольких пасангов.— А я думаю, в этих местах никто не живет, — сказал Айари. — Мы зашли слишком далеко на восток.— Может, ты и прав, — пожал плечами Кису. И в этот миг до нас донесся, барабанный бой.— Ты понимаешь язык барабанов? — спросил я у Айари. Он покачал головой.— А ты, Кису?— Нет. Но и так ясно, что они извещают о нашем появлении. 27. ДЕРЕВНЯ РЫБАКОВ. РАБЫНЯ МОЛИТ О ПРИКОСНОВЕНИИ. АЙАРИ ДОБЫВАЕТ СВЕДЕНИЯ Люди метались по пристани и кричали что-то невразумительное. От берега далеко в воду уходил двойной ряд обструганных бревен с множеством перекладин, скрепленных лианами. С перекладин на веревках свисали длинные плетеные корзины конической формы, служившие рыбацкими сетями.— Прочь! Прочь! — завопил один из них, сначала на ушинди, а затем на укунгу. На причале были только мужчины и мальчишки, все кричали и отчаянно жестикулировали. Сквозь лес на берегу проглядывали хижины. На крышах из пальмовых листьев рядами вялилась на солнце рыба. Из деревни к берегу начали сбегаться женщины, подгоняемые любопытством.— Прочь! — снова заорал тот тип на ушинди, потом на укунгу.— Мы — друзья! — на ушинди выкрикнул Айари.— Уходите! — повторил парень на ушинди. Видимо, это был местный полиглот. Остальные — семеро мужчин и столько же ребятишек — двинулись к краю причала, умело балансируя на тонких бревнах, с явным намерением обратить нас в бегство.— Хотел бы я знать, — проговорил я, — был ли здесь Шаба и как давно.Несколько человек принялись размахивать ножами.— Не слишком-то они дружелюбны, — заметил Айари— Плохо, — сказал Кису. — Нам не помешало бы запастись едой, мачете и прочим товаром.— И на что ты намерен все это купить? — спросил я.— У тебя есть золотая цепь — подарок Билы Хурумы. Я коснулся ожерелья:— И то верно.Я снял цепь и потряс ею перед туземцами. Но те по-нрежнему были полны решимости гнать нас прочь.— Бесполезно, — огорченно проговорил Айари.Даже дети угрожающе кричали на нас, подражая взрослым, хотя по существу им до нас не было дела — просто они нашли себе замечательное занятие. Словом, первое поселение, оказавшееся на нашем пути через ан после того, кaк мы миновали первый остров, встретило нас весьма негостеприимно.— Поплыли отсюда, — сказал Кису.Я услышал пронзительный вопль и, рывком обернувшись, успел заметить, как мальчик лет восьми рухнул с мостков в воду. Течение немедленно подхватило его и стремительно понесло. Не думая ни секунды, я бросился в воду. Вынырнув, я услышал, как Кису велит разворачивать лодку. Я плыл так быстро, что давно уже должен был догнать мальчика, но его нигде не было видно. Через несколько мгновений каноэ оказалось рядом со мной.— Где он? — крикнул я Айари. — Ты его видишь?— С ним все в порядке, — ответил тот. — Залезай.— Так где же он? — спросил я, забираясь в каноэ.— Да вон, — ответил Кису.Я оглянулся и, к своему изумлению, увидел, что мальчишка, ухмыляясь от уха до уха, карабкается на мостки.— Зря ты испугался, — сказал Айари. — Он плавает как рыба.Только тут до меня дошло, что никто из местных не бросился спасать ребенка. Но ведь он же кричал! И мне действительно показалось, что его относит течением…Один из людей на причале дружелюбно махнул нам рукой и спрятал в ножны зазубренный клинок — рыбацкий нож. Мы поплыли к мосткам. Мужчина тем временем подал сорванцу руку, помогая выбраться наверх. Я обратил внимание на то, как взрослые и дети уверенно и ловко передвигаются по гладким, скользким бревнам. У этого ребенка было не больше шансов упасть с мостков, чем у земного мальчишки — споткнуться на ровном месте.Малец ухмылялся, глядя на нас; его приятели тоже потешались вовсю. Мужчина — должно быть, отец — погладил его по голове и похвалил. Ну что же, маленький негодяй отлично выполнил свою роль.— Причаливайте, — сказал на ушинди тот самый грамотей, что раньше обращался к нам на двух языках. — Вы хотели спасти мальчика. Значит, вы — наши друзья. Добро пожаловать в деревню.— Это был розыгрыш, — сказал Кису.— Понятно, — проворчал я.— И какой ловкий розыгрыш, — добавил Айари— Я не люблю, когда меня разыгрывают, — нахмурился Кису.— Наверное, на реке лишняя осторожность не помешает, — предположил я.— Наверное, — буркнул Кису.Мы причалили каноэ к мосткам и выбрались на берег.Девушкам мы связали руки за спиной и усадили их в грязь. От запястий рабынь веревки тянулись к низкому, утопленному в землю рабскому шесту.Жители деревни устроили нас на ночлег в крытой пальмовыми листьями плетеной хижине. В глиняной чаше тускло горея огонь.Стемнело. В деревне пели, плясали и веселились. Мы с Кису сидели у огня друг напротив друга.— Где Айари?— Остался побеседовать с вождем. Ему пока не все ясно.— Что еще он хочет выяснить?— Не знаю.Нам уже было известно, что около ста двадцати человек, некоторые из них в голубых туниках, на трех лодках проследовали мимо деревни не останавливаясь.Мы сильно отстали от Шабы и его людей.— Господин, — позвала Тенде.— Да, — откликнулся Кису.— Мы совсем голые.— Ну и что?— Ты обменял шелковый лоскут, который я носила на бедрах. Ты обменял раковины с моей шеи и даже с моей лодыжки!— Да, — сказал Кису.Как ни странно, ракушки и шелк оказались в большой цене у местных рыбаков. Раковины были с островов Тассы, здешние жители никогда таких не видали. Шелка в этих краях тоже не знали. Естественно, мы тут же отдали туземцам бусы всех рабынь, шелковую тряпицу с бедер Тенде и куски черно-красного репса, служившие юбками белым рабыням. Золотую цепь, подарок Билы Хурумы, мы, хорошенько подумав, решили придержать на черный день. В цивилизованных краях ей конечно же цены не было, но здесь она стоила не дороже, чем стальной нож или медная проволока. В обмен на свои товары мы получили две корзины вяленой рыбы, мешок мяса и овощей, отрез ткани, сплетенной из коры бобового дерева и выкрашенной в красный цвет, горсть ярких деревянных бус и, что было важней всего, два тяжелых ножа с изогнутым лезвием в два фута длиной — панги. Последнее приобретение особенно обрадовало Кису. Я не сомневался, что панги рано или поздно нам пригодятся.— Мне это не нравится, Кису, — сказала Тенде. Разъяренный Кису одним прыжком очутился возле нее и залепил девушке мощную пощечину.— Ты осмелилась произнести вслух мое имя, рабыня? Рабыня лежала на боку у его ног, с окровавленным ртом и спутанными руками, привязанная к рабскому шесту.— Господин, прости! — в ужасе лепетала она. — Пощади меня, господин!— Я вижу, что совершил ошибку, позволив тебе носить одежду и украшения, гордячка, — сказал Кису.— Прости меня, господин! — плакала девушка.Рабыням разрешалось надевать только те наряды и украшения, которые господин сочтет подходящими; то же относилось и к косметике. Естественно, время от времени господин оставляет рабыню обнаженной.— Кажется, я нашел еще кое-что для продажи, — сквозь зубы процедил Кису.— Что? — Тенде замерла в страшном предчувствии.— Вот эту дрянь, которая валяется у меня под ногами!— Господин! — только и могла вскрикнуть девушка.— Интересно, — раздумывал вслух Кису, — что нам за тебя дадут…— Не продавай меня, господин! — взмолилась Тенде.Она прекрасно понимала, что являет собой такой же товар, как кусок мяса, нож, отрез ткани, тарск или вуло. Она была обыкновенной невольницей.— Да и рабыня из тебя никудышная, — продолжал размышлять Кису.— Я исправлюсь! — горячо пообещала она, пытаясь встать на колени. — Позволь мне сегодня ночью доставить тебе удовольствие! Я принесу тебе такое наслаждение, о каком ты даже не догадывался! Ты будешь так доволен мною, что утром передумаешь меня продавать!— Тебе будет трудно сделать это со связанными руками, — хмыкнул Кису.Тенде в страхе смотрела на него.Кису отвязал ее от шеста и, не развязывая рук, повел к дальней стене хижины. Там поставил ее на колени, лениво разлегся под стеной, опираясь на локоть, и вопросительно глянул на девушку.— Да, господин, — прошептала рабыня и покорно принялась ублажать своего хозяина.Я сидел над глиняной чашей, в которой едва теплился огонь, и размышлял. Рано поутру нам снова предстоит отправиться в путь. Шаба ушел далеко вперед. Интересно, почему он вообще решил бежать на Уа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52