Я снова засмеялся.— Неплохо было бы опять встретиться, когда ситуация немного разрядится.— Неплохо бы, — согласилась она. — Когда ситуация разрядится.Молчание.— Это будет скоро, — пообещал я, хотя подтвердить обещание мне было нечем.— Совсем хорошо.Я вернулся в ресторан. На столе стояла плетенка с хлебом и стакан воды со льдом. Две посетительницы уже ушли; две другие расплачивались по счету с помощью карманного калькулятора и наморщенных лбов.Судя по запаху, хлеб был свежий — ломти пшеничного с отрубями и булочки с анисом, — но я еще еле дышал от «легкой» пищи Мадлен и поэтому отодвинул хлеб в сторону. Усадившая меня женщина заметила это, и мне показалось, она вздрогнула. Я занялся меню. Последние две клиентки ушли. Женщина взяла со стола их кредитный талон, посмотрела на него и покачала головой. Вытерев стол, она подошла ко мне с карандашом наготове. Я заказал самый дорогой кофе из имевшихся в меню — тройной «эспрессо» с чуточкой бренди «Наполеон» — и порцию гигантской клубники.Сначала она принесла ягоды — реклама была без обмана, они по величине не уступали персикам, — а через несколько минут и кофе, который еще пенился.Я улыбнулся ей Она казалась обеспокоенной.— Все в порядке, сэр?— Замечательно — потрясающая клубника.— Мы получаем ее из Карпентерии. Не хотите ли свежих сливок?— Нет, благодарю — Я улыбнулся и стал смотреть через улицу. Интересно, что происходит сейчас за этим фасадом? Я стал подсчитывать число часов лечения, необходимое для покупки клочка бумаги стоимостью в четверть миллиона долларов. Думал, как мне поступить с супругами Гэбни.Хотя хозяйка ресторана вернулась ко мне через несколько минут, уровень кофе у меня в чашке понизился на одну треть и были съедены лишь две ягоды.— Что-нибудь не так, сэр?— Нет, все просто отлично. — В доказательство своих слов я отпил кофе и насадил на вилку самую большую клубнику.— Мы импортируем весь наш кофе, — заявила хозяйка — Симпсон и Верони покупают из того же самого источника, но берут вдвое дороже.Я не имел понятия, кто такие Симпсон и Верони, но улыбнулся, покачал головой и сказал: «Надо же!» Моя реакция не произвела на нее никакого впечатления. Если это ее обычная манера общения, то совсем не удивительно, что публика не протаптывает дорожку к дверям ее заведения.Я отпил еще глоток и занялся клубникой. Простояв секунду возле меня, она ушла на кухню совещаться с поваром.Я стал снова смотреть в окно. Взглянул на часы: тридцать пять минут третьего. Осталось меньше получаса до конца сеанса. Что я скажу Урсуле Гэбни?Женщина с бюстом вышла из кухни с воскресной газетой под мышкой, села за один из столиков и стала читать. Когда она отложила первую часть и брала «Метро», наши глаза встретились. Она тут же отвела свои в сторону. Я проглотил остаток кофе.Не вставая с места, она спросила:— Вам что-нибудь еще?— Нет, спасибо.Она принесла мне счет. Я вручил ей кредитную карточку. Она взяла ее, долго на нее смотрела, вернулась с талоном и задала вопрос:— Так вы врач?Тогда до меня дошло, кем я должен был ей показаться: небритый, в одежде, в которой спал.— Я психолог. Здесь через улицу находится одна клиника. Я направляюсь туда, чтобы поговорить с одним из врачей.— Угу, — сказала она с недоверчивым видом.— Не беспокойтесь, — улыбнулся я самой лучшей своей улыбкой. — Я не из пациентов клиники. Просто отработал длинную смену — непредвиденный случай, нужна была срочная помощь.Это явно испугало ее, поэтому я показал ей свой патент и карточку преподавателя медфака.— Честное скаутское.Она несколько смягчилась и спросила:— Чем они там занимаются, в этой клинике?— Точно не знаю. У вас были из-за них проблемы?— Нет-нет, просто не видно, чтобы туда входило и выходило много народу. И там нет никакой вывески, из которой можно было узнать, что это за место. Я бы даже и не узнала этого, если бы мне не сказала одна моя посетительница. Мне просто интересно, чем они там занимаются.— Я и сам не так уж много знаю. Моя специальность — работа с детьми. Одна моя пациентка — дочь женщины, которая здесь лечилась. Может, вы заметили ее? Она обычно приезжала на старом «роллс-ройсе», черно-сером.Хозяйка кивнула.— Я действительно видела пару раз похожую машину, но не обратила внимания, кто был за рулем.— Женщина, которой принадлежала эта машина, исчезла несколько дней назад. Девочка очень тяжело это переживает. Я приехал в надежде хоть что-нибудь узнать.— Исчезла? Как это?— Она отправилась в клинику, но туда не приехала, и с тех пор никто ее не видел.— Вот как. — Какое-то новое беспокойство прозвучало в ее голосе — беспокойство, которое не было связано с состоянием моих финансов.Я посмотрел на нее снизу вверх, крутя в пальцах кредитный талон.— Вы знаете... — начала она, потом покачала головой.— Что вы хотели сказать?— Ничего... Наверное, это ничего не значит. Я не должна вмешиваться в то, что меня не касается...— Если вы что-то знаете...— Нет, — подчеркнуто сказала она. — Это не о матери вашей пациентки. Я имею в виду еще одну их пациентку — ту свою посетительницу, о которой я говорила. Ту, которая рассказала мне, что это за место. Она заходила сюда, и на вид было не похоже, что с ней что-то не так. Она сказала, что раньше боялась куда-либо ходить — страдала фобией, — поэтому и лечилась, и ей стало намного лучше. По идее, она вроде бы должна была любить это место, то есть клинику, — чувствовать благодарность. Но по ней этого не было видно — только никому не говорите, что это я так сказала. Мне правда не нужны никакие неприятности.Она коснулась кредитного талона.— Вам еще надо проставить общую сумму и расписаться.Что я и сделал, приплюсовав двадцать пять процентов чаевых.— Спасибо, — поблагодарила она.— Не за что. Почему вы решили, что этой женщине не нравилась клиника?— Просто по тому, как она говорила: задавала очень много вопросов. О них. — Она бросила взгляд через улицу. — Не с самого начала, а через какое-то время, когда стала часто здесь бывать.— Что за вопросы она задавала?— Давно ли они здесь. Этого я не знала, потому что сама только что сюда переехала. Заходят ли сюда врачи или кто-либо из пациентов — это был легкий вопрос. Ни разу. Никто, кроме Кэти, — так ее зовут. По ней не было заметно, чтобы она чего-то боялась. Наоборот, она была даже чуточку напористая. Но мне она нравилась — вела себя дружелюбно, хвалила мою стряпню. И приходила очень часто. Мне очень нравилось, что у нас появился завсегдатай. Потом в один прекрасный день ни с того ни с сего просто перестала приходить. — Она щелкнула пальцами. — Просто вот так. Мне это показалось странным. Тем более что она ничего не говорила о том, что заканчивает лечение. И когда вы сказали, что та другая женщина исчезла, я вроде как вспомнила этот случай. Хотя Кэти по-настоящему не исчезла — просто перестала приходить.— И давно это случилось?Она задумалась.— Около месяца назад. Сначала я подумала было, что это из-за еды, но она и туда перестала приезжать. Я знаю ее машину. Она появлялась точно по расписанию: понедельник и четверг, вторая половина дня. Как часы. В три пятнадцать она была уже здесь, заказывала спагетти или гребешки, кофе со взбитыми сливками и булочку с изюмом. Я была благодарна за это, потому что, по правде говоря, дела пока что идут со скрипом — нас здесь еще не узнали как следует. Мой муж все три месяца не устает повторять: «А что я тебе говорил?» С прошлой недели мы начали предлагать воскресный ленч, но большого эффекта это пока не дало.Я сочувственно поцокал языком.Она улыбнулась.— Я назвала это заведение «Ла Мистик», тайна. А он говорит, единственная тайна — это когда я прогорю, так что мне надо утереть ему нос. Вот почему меня особенно радовало, что Кэти приходит постоянно. Я до сих пор спрашиваю себя, что могло с ней случиться.— А фамилию ее вы помните?— Зачем вам это?— Я просто стараюсь повидать всех, кто знал мать моей пациентки. Никогда не знаешь заранее, какая мелочь может пригодиться.Она нерешительно помолчала, потом сказала:— Подождите минутку.Она положила в карман кредитный талон и ушла на кухню. Пока ее не было, я смотрел на здание клиники.Никто не входил и не выходил. Ни малейшего намека на жизнь за этими окнами.Хозяйка вернулась, держа в руках квадратик желтой бумаги для записок.— Это адрес ее сестры. Кэти назвала ее в качестве поручителя в самом начале, потому что она обычно расплачивалась чеком, а ее собственные чеки были на другой штат. Я вообще-то хотела съездить к ней, да так и не собралась. Если увидите ее, скажите, что Джойс передает привет.Я взял бумажку и прочитал ее. Аккуратные печатные буквы, написанные красным фломастером:КЭТИ МОРИАРТИРОББИНС2012 ЭШБОРН-ДРАЙВПАСАДЕНАИ номер телефона.Я положил адрес в бумажник, встал и сказал:— Спасибо. Все было просто замечательно.— Вы же ничего не ели, кроме клубники и кофе. Приходите когда-нибудь, когда проголодаетесь. У нас хорошо готовят, честное слово.Она пошла обратно, к своему столику и газете.Я посмотрел в окно и на этот раз увидел движение. Седая женщина величавого вида как раз садилась в «линкольн». А универсал уже отъезжал от бровки.Пора поболтать с доктором Урсулой.Но от этой мысли мне пришлось отказаться. Не успел я приблизиться к тротуару, как «сааб» вылетел задним ходом на улицу, замер на мгновение на месте и рванулся вперед, направляясь на север. Все произошло так быстро, что перед моими глазами лишь промелькнуло красивое, напряженное лицо водителя.К тому времени как я оказался за рулем «севиля», она уже исчезла из виду.Я немного посидел и поразмышлял о том, что могло так ее взбудоражить. Потом открыл бардачок, вынул оттуда мой томасовский путеводитель и нашел там Эшборн-драйв. * * * Дом, имевший щедрые пропорции, был построен в тюдоровском стиле и стоял на просторном участке, затененном кленами и елями. В тени, которую отбрасывал стоявший на дорожке автофургон «плимут», в некотором беспорядке располагался небольшой парк игрушечных велосипедов и тележек. Три кирпичные ступеньки и крыльцо вели к входной двери. В дверь на уровне глаз была вделана ее миниатюрная латунная копия.В ответ на звонок маленькая дверца со скрипом открылась, и на меня уставилась пара темных глаз. Изнутри громко доносилось звуковое сопровождение идущего по телевидению мультика. Глаза сузились.— Я доктор Делавэр. Хотел бы поговорить с миссис Роббинс, если можно.— Счас пасмарю. Я попытался разгладить мятую одежду и пальцами расчесал волосы, надеясь, что при вечерней рубашке и галстуке моя щетина будет выглядеть в стиле «так задумано».«Так задумано» по-вестсайдски. Не тот район.Маленькая дверца открылась опять. Показались голубые глаза. Зрачки сузились от света.— Да? — Молодой голос, звучащий немного в нос.— Миссис Роббинс?— Чем могу помочь?— Я — доктор Алекс Делавэр. Разыскиваю вашу сестру Кэти.— Вы друг Кэти?— Нет, не совсем так. У нас с ней есть общая знакомая.— Вы какой доктор?— Психотерапевт. Прошу извинить меня за такое вторжение. Буду рад предъявить вам свои личные и профессиональные документы.— Да, пожалуйста.Я вынул из бумажника нужные бумажки и показал их ей одну за другой.— И кто же ваша общая с Кэти знакомая? — спросила она.— Простите, миссис Роббинс, но это мне необходимо обсудить лично с ней. Если вам неудобно дать мне ее телефон, я оставлю вам свой, и пусть она позвонит мне, если можно.Голубые глаза метнулись в сторону и вернулись. Маленькая дверца захлопнулась, а большая открылась. На крыльцо вышла женщина лет под сорок. Рост под метр семьдесят, аккуратная фигура, коротко подстриженные светлые волосы с розоватым отливом. Глубоко посаженные голубые глаза на продолговатом, усеянном веснушками лице. Полные губы, заостренный подбородок, чуть оттопыренные уши, выглядывающие из-под короткой стрижки. На ней была кофточка в красную и белую горизонтальную полоску, с короткими рукавами и вырезом «лодочкой», белые парусиновые брюки и кроссовки на босу ногу. В ушах крошечные бриллиантики. Она могла бы быть одной из Лас-Лабрадорас.— Джен Роббинс, — сказала она, окидывая меня взглядом. У нее были длинные, без лака ногти. — Нам лучше поговорить здесь.— Конечно, — согласился я, ощущая каждую морщинку на своей одежде.Она подождала, пока я не вошел, потом закрыла за собой входную дверь.— Так зачем вы разыскиваете Кэти?Я был в затруднении. А вдруг Кэти Мориарти скрывала от сестры, что лечилась в клинике? Она открыто разговаривала с Джойс, владелицей ресторана, но ведь незнакомых людей очень часто считают самыми надежными хранителями чужих тайн.— Это сложно, — ответил наконец я. — Самое для меня лучшее было бы поговорить с вашей сестрой лично, миссис Роббинс.— Разумеется, это было бы лучше всего, доктор. Я и сама хотела бы поговорить с ней лично, но вот уже больше месяца, как она не дает о себе знать.Прежде чем я успел ответить, она продолжала.— Впрочем, такое случается не впервые, принимая во внимание то, как она живет, — ее работу.— И какая же это работа?— Журналистика. Она пишет, Раньше работала в «Бостон глоб» и в «Манчестер юнион лидер», но теперь она — свободный художник, сама по себе. Пытается добиться публикации своих книг — одна у нее даже вышла несколько лет назад. О пестицидах. «Плохая земля» — может, слышали?Я промолчал.Она усмехнулась — с некоторой долей удовлетворения, как мне показалось.— До бестселлера ока не дотянула.— Ваша сестра родом из Новой Англии?— Нет, родом она отсюда, из Калифорнии Мы обе выросли во Фресно. Но после колледжа она вернулась на восток, сказала, что считает Западное побережье культурным захолустьем.Она быстро взглянула на автофургон и игрушечные велосипеды и нахмурилась.— Она приехала сюда, чтобы о чем-то написать?— Думаю, да. Она мне ничего не сказала — вообще никогда не говорила о своей работе Конфиденциальные источники, разумеется.— У вас нет никакого предположения о том, над чем она работала?— Нет, ни малейшего. Мы не... мы очень разные. Она здесь подолгу не оставалась.Она задумалась, скрестила руки на груди...— А кстати, как вы узнали, что я ее сестра?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69