— А может, и нет.— Что ты хочешь этим сказать?— Может, этот Тодд — творческая натура.— Играет и в те, и в эти ворота?Майло усмехнулся.— Такие случаи известны.Я стоял с того момента, как мы вошли в комнату. До меня это только что дошло, и я сел в кресло.— Деньги, ревность и страсть, — изрек я. — Полный набор классических мотивов. Помнишь, Мелисса сказала, что Джина, по ее словам, ценит в мужчине доброту и терпимость? Возможно, в Рэмпе ей нравилось именно то, что он был терпим не только к ее фобии. Может, она имела в виду, что приемлет он ее отношения с Никвистом или еще какое-то экспериментирование в области секса, а может, и то и другое вместе. Но что, если эта терпимость не была взаимной? Супружеская неверность — это одно, а выход за рамки сексуальных предпочтений — это совсем другое. Если Джина вдруг узнала, что делит Тодда с Рэмпом, то у нее вполне могла поехать крыша.— Крыша у нее могла поехать даже и в том случае, если между нею и Никвистом ничего не было, а она просто узнала, что Рэмп гомик или бисексуал, — сказал Майло.— Как бы там ни было в деталях, она узнала нечто такое, что заставило ее решить, что с нее хватит. Пора спасаться бегством — и психологически, и физически. Сделать гигантский шаг через открытую дверь.— Для Рэмпа многое изменится, если она даст ему пинка под зад.Я кивнул.— Никаких больше особняков, никаких пляжных домиков, никаких теннисных кортов — люди ведь привыкают к определенному уровню. А если получит огласку причина, почему она с ним разводится, то он лишится гораздо большего, чем атрибуты роскошной жизни. В Сан-Лабрадоре с ним будет покончено.— Вытряхнет его, — пробормотал Майло.— Что?— Вытащит его из шкафа, хочет он того или нет. Именно так и поступают люди, если их разозлить.— Это верно, но верно и то, что я не почувствовал особенной враждебности между Джиной и Рэмпом. Не почувствовала этого и Мелисса, а я тебя уверяю, что она-то уж не оставила бы без внимания даже самой малости.— Да, — сказал Майло, — но они оба бывшие актеры, так? Если им надо будет изобразить супружеское счастье, они запросто с этим справятся. Разве не так принято здесь, в Сан-Лабрадоре? Любой ценой делать вид, что все в порядке?— Ну, так. И куда же мы можем со всем этим пойти?— Куда пойти? — переспросил он. — Если ты спрашиваешь, могу ли я уговорить Чикеринга или службу шерифа провести расследование по подозрению Рэмпа в тайной сексуальной жизни, то ответ тебе известен. Может, мне покопать под ним и под «золотым мальчиком»? Что мы теряем?— Еще денек на пляже?— Напомни, чтобы я взял с собой свою доску для серфинга.— Тебе удалось еще раз съездить к Макклоски?— Был у него сегодня во второй половине дня. Он спал, когда я приехал. Священник не хотел, чтобы я его беспокоил, но я проскользнул с черного хода и поднялся к нему в комнату. Он даже не удивился, когда увидел меня, — у него был вид смирившегося со всем старого зэка.— Что-нибудь узнал?Он покачал головой.— Этот тип нес все то же религиозное дерьмо, что и прежде. Я попробовал на нем все свои коповские трюки. Ничем не смог его пронять. Я уж начинаю думать, что у него и впрямь не все дома. — Он постучал себя по черепу. — Nada aqui Тут пусто (исп.).

.— Но это не исключает того, что он мог нанять кого-то для расправы с ней.Майло не ответил, поглощенный своими мыслями.— Что с тобой?— Ты заронил кое-какие мысли — относительно Рэмпа. Неплохо бы узнать, насколько Джина осведомлена на самом деле о его сексуальных аппетитах. Как думаешь, могла она обсуждать это со своими лечащими врачами?— Вполне возможно, но я не думаю, что они согласятся нарушить конфиденциальность отношений с пациентом.— А мертвые тоже имеют право на конфиденциальность?— С точки зрения этики — да. Я точно не знаю, как обстоят дела с юридической стороны. Если будут основания подозревать, что совершено преступление, врачам, возможно, в конце концов придется показать свои записи. Но пока до этого не дошло, я не думаю, что они охотно пойдут навстречу кому бы то ни было. Любая огласка может лишь повредить им.— Да, — сказал Майло. — Пациент в озере не тянет на Нобелевскую премию в области медицины.Мои мысли вернулись к черной воде. Тридцать с лишним километров мути.— Если она на дне водохранилища, каковы шансы найти тело?— Не очень велики. Как сказал водолаз, видимость отвратительная, а район поиска огромен — водохранилище не осушишь, это тебе не пруд. И сорок метров — это уже близко к предельной глубине, на которой можно работать с аквалангом, дальше надо уже переходить на глубоководное снаряжение. Это означает большие расходы, большую трату времени и очень мало шансов на успех. Ребята шерифа не слишком торопились заполнять требования о дополнительном снаряжении.— Расследование в исключительной компетенции службы шерифа?— Ага. Чикеринг рад быть на подхвате. Большинство склоняется к тому, чтобы положиться на естественный ход вещей.— То есть?— Подождать, пока она всплывет.Я представил себе как вздувшийся от газов, разлагающийся труп всплывает на поверхность водохранилища. Интересно, какое утешение я смог бы наскрести для Мелиссы, если (или когда) такое случится?И что я скажу ей, когда она проснется?..— Несмотря на преобладающее мнение, — сказал я, — как ты думаешь, есть ли хоть один шанс на то, что ей удалось выбраться из машины и добраться до берега?Он озадаченно взглянул на меня.— Отказываешься от своего сценария с убийством?— Нет, просто исследую альтернативные версии.— В таком случае, почему же она просто не подождала на обочине? Эту дорогу оживленной не назовешь, но в конце концов кто-нибудь бы здесь проехал и подобрал ее.— Она могла быть в шоке, не осознавать, где находится, — возможно даже, она получила травму головы, забрела куда-то и потеряла сознание.— Следов крови не обнаружили.— Это могла быть закрытая черепно-мозговая травма. При сотрясении мозга крови не бывает.— Говоришь, забрела куда-то. Если ищешь счастливый конец, то не там. Его не будет, если вертолеты не найдут ее в самом скором времени. Ведь она уже больше пятидесяти часов находится без всякой помощи, под воздействием внешних условий. Если бы мне пришлось выбирать способ смерти, я предпочел бы озеро.Он снова встал и заходил по комнате.— Хочешь послушать кое-что пострашнее? Выдержишь?Я развел руки в стороны и выпятил грудь.— Валяй, бей.— Есть по меньшей мере еще два сценария, которые мы не рассматривали. Номер один: она действительно выбралась на берег, подождала у дороги, и кто-то действительно подобрал ее. Какой-нибудь мерзкий тип.— Псих на колесах?— Это возможная версия, Алекс. Красивая женщина, мокрая до нитки, беспомощная. Это могло оказаться привлекательным для человека с определенными... склонностями. Бог свидетель, мы такое видим достаточно часто — женщины, застрявшие на шоссе, и добрые самаритяне, которые на поверку оказываются никакими не добрыми, а совсем даже наоборот.Я сказал:— Это действительно страшно. Никто не заслуживает стольких страданий.— С каких это пор мера страданий отпускается по заслугам?— А номер два?— Самоубийство. Эту идею высказал шериф Готье. Сразу после того, как ты увез Мелиссу, Чикеринг начал всем объяснять, что ты ее психиатр, потом стал разглагольствовать о проблемах Джины — плохие гены и все такое. О том, что в Сан-Лабрадоре полно всяких чудаков. Может, он и охраняет дворцы богачей, но им самим не очень симпатизирует. Ну, так вот, Готье и говорит: раз такое дело, то почему не самоубийство? Видно, у них уже были случаи, когда люди бросались в водохранилище. Чикерингу это ужасно понравилось.— А что же Рэмп? Как он реагировал на это?— Рэмпа там не был о — Чикеринг не стал бы распускать язык в его присутствии. До него даже не дошло, что я все это слушаю.— А где был Рэмп?— Наверху, на шоссе. Похоже, ему стало плохо, и его взяли в машину «скорой», чтобы сделать ЭКГ.— С ним все в порядке?— Со стороны ЭКГ — да. Но вид у него был довольно дерьмовый. Когда я уезжал, с ним все еще возились.— Думаешь, игра?Майло пожал плечами.— Вопреки психологическим экскурсам Чикеринга, — рассуждал я, — не могу согласиться с версией самоубийства. Когда я разговаривал с ней, то не видел никаких признаков депрессии — ни малейшего даже намека. Напротив, она была настроена оптимистически. Ведь у нее было целых двадцать лет боли и страданий — достаточно для того, чтобы решиться наложить на себя руки. Зачем бы она стала делать это сейчас, когда уже жила в предвкушении определенной степени свободы?— Свобода может быть пугающей.— Всего пару дней назад ты говорил, что она была настолько опьянена свободой, что рванула в Вегас — отпраздновать это дело.— Все меняется, — сказал он. Потом проворчал: — Ты всегда находишь, чем осложнить мне жизнь.— А что может быть лучшей основой для дружбы? 25 Мы пошли взглянуть на Мелиссу. Она лежала на боку, лицом к спинке дивана; одеяло было плотно подоткнуто со всех сторон наподобие тугого кокона.Мадлен сидела у нее в ногах на самом краешке дивана и вязала крючком что-то розовое и бесформенное, сосредоточив все внимание на руках. Когда мы вошли, она подняла глаза от вязанья.— Она хоть раз просыпалась? — спросил я.— Non, месье.— А мистер Рэмп уже вернулся? — поинтересовался Майло.— Non, месье. — Ее пальцы замерли.— Давайте уложим ее в постель, — предложил я.— Qui, месье.Я взял Мелиссу на руки и отнес наверх, в ее комнату. Мадлен и Майло вошли следом за мной. Мадлен включила свет, убавила яркость и отвернула одеяло на кровати. Она долго возилась, укрывая Мелиссу и подтыкая одеяло, потом придвинула к кровати стул и уселась. Полезла в карман халата, достала свое вязанье и положила на колени. Она сидела неподвижно, стараясь не толкнуть кровать.Мелисса пошевелилась под одеялом, потом перевернулась на спину. Рот у нее был приоткрыт, дышала она медленно и размеренно.Майло с минуту понаблюдал за тем, как поднимается и опускается стеганое одеяло, потом сказал:— Мне пора двигаться. А у тебя какие планы?Вспомнив о ночных страхах маленькой девчушки, я ответил:— Останусь пока здесь.Майло кивнул.— Я тоже останусь, — сказала Мадлен. Она зацепила нить, сделала петлю вокруг крючка и принялась за работу.— Хорошо, — одобрил я ее решение. — Я буду внизу. Позовите меня, если она проснется.— Qui, месье. * * * Я сидел в одном из мягких кресел и думал о вещах, которые гнали от меня сон. Когда я последний раз смотрел на часы, было несколько минут второго ночи. Я заснул сидя и проснулся одеревеневший, с совершенно пересохшим ртом и покалыванием в затекших руках.Ничего не соображая, я резко выпрямился. Покалывания переместились, словно в калейдоскопе.Перед глазами световые пятна — синие, красные, изумрудно-зеленые, янтарно-желтые.Солнечный свет, просеивающийся сквозь кружевные шторы и цветные стекла витражей.Воскресенье.Я почувствовал себя осквернителем святыни. Словно задремал в церкви во время богослужения.Двадцать минут восьмого.Абсолютная тишина в доме.За ночь здесь установился какой-то затхлый запах. Или, может быть, он присутствовал все время.Я протер глаза и попытался навести ясность в мыслях. Встал, превозмогая боль в затекших мышцах, разгладил одежду, провел рукой по щетине на лице и потянулся. Боль дала мне понять, что не собирается так легко со мной расстаться.В гостевой ванной комнате, находившейся рядом с холлом, я плеснул водой в лицо, помассировал голову и отправился наверх.Мелисса все еще спала; ее волосы разметались по подушке, но лежали так красиво, что вряд ли это получилось случайно.Картина напоминала мне фотографию похорон викторианской эпохи. Похожие на ангелочков дети в украшенных кружевами гробиках.Я отогнал эти мысли и улыбнулся Мадлен.Розовая вещица была по-прежнему бесформенна, но удлинилась на полметра. Интересно, спала ли она вообще. Она сидела босиком, ее ступни были больше моих. Пара вельветовых шлепанцев аккуратно стояла на полу у кресла-качалки. Рядом со шлепанцами стоял телефон, перенесенный сюда с тумбочки.Я сказал:— Bonjour.Она взглянула на меня совершенно ясными, серьезными глазами, и крючок у нее в руках задвигался еще быстрее.— Месье. — Она нагнулась и поставила телефон на место.— Мистер Рэмп вернулся?Она бросила быстрый взгляд на Мелиссу. Покачала головой. От этого движения кресло заскрипело.Мелисса открыла глаза.Мадлен укоризненно посмотрела на меня.Я подошел к кровати.Мадлен начала раскачиваться. Скрип стал громче.Мелисса посмотрела на меня снизу вверх.Я улыбнулся ей, надеясь, что это выглядит не слишком жутко.Ее глаза округлились. Она пошевелила губами, силясь что-то сказать.— Привет, — произнес я.— Я... что... — Ее глаза заметались, не в состоянии ни на чем остановиться. На лице промелькнуло выражение панического страха. Она с усилием приподняла голову, но снова бессильно уронила ее. Закрыла и снова открыла глаза.Я сел и взял ее за руку. Она была мягкой и горячей. Я пощупал ей лоб. Теплый, но жара нет.Мадлен начала раскачиваться быстрее.Я почувствовал, что Мелисса сжимает мои пальцы.— Я...Что... Мама.— Ее продолжают искать, Мелисса.— Мама. — Ее глаза наполнились слезами. Она закрыла их.Мадлен моментально оказалась рядом с бумажной салфеткой для нее и укоризненным выражением на лице для меня.В следующую секунду Мелисса уже опять спала. * * * Я подождал, пока ее сон не стал более глубоким, добился от Мадлен того, что было нужно, и спустился вниз. Лупе и Ребекка там пылесосили и мыли. Когда я проходил мимо, они отвели глаза.Я вышел из дома в неясный свет, от которого лес вокруг дома казался серым. Когда я открывал дверцу «севиля», по подъездной дорожке с ревом подкатил белый «сааб-турбо». Он резко остановился, рев мотора умолк, и из машины вышли оба Гэбни, Урсула — со стороны водителя.На ней был облегающий костюм из плотной ткани и белая блузка, и накрашена она была гораздо скромнее, чем тогда в клинике. От этого она казалась усталой, но зато моложе. Каждый волосок по-прежнему был на своем месте, но прическе не хватало общего блеска.Ее муж сменил ковбойский наряд на пиджак в мелкую коричнево-бежевую клетку, бежевые брюки, остроносые туфли из замши шоколадного цвета, белую рубашку и зеленый галстук.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69