Правда, было в ее взгляде что-то граничащее между упорством и отчаянием, и это заставляло его думать, что они сработаются.
— Да я и не ожидала ничего легкого, Фил, ты не беспокойся за меня, со мной все будет в порядке. — Эрика улыбнулась открытой улыбкой, она понимала, почему Фил беспокоится, она и сама бы так думала на его месте. — А зачем машина? — удивилась она. — Разве ты не сказал, что госпиталь находится совсем рядом?
— Да, рядом, но таковы правила безопасности. — Фил развел руками, как бы извиняясь, — Даже сто метров вне лагеря нельзя пройти пешком. Зачем лишний риск? Ведь организация несет за нас ответственность как-никак, понимаешь? Не все так плохо, — засмеялся он, увидев, как лицо Эрики становится все более и более озабоченным. — Несмотря на все эти неудобства, у нас очень хорошая команда, мы как одна семья, мы в одной лодке и поэтому стараемся скрасить нашу жизнь, добавляя в нее праздников. Так что тебе еще у нас понравится, доктор Эрика!
Пока они пересекали на машине территорию лагеря, Эрика опять увидела девочку Рабдину, весело махавшую им вслед.
— Кто эта девочка? Ребенок кого-то из сотрудников?
— В каком-то смысле да. Эта наша достопримечательность. Она скрашивает наши вечера своей детской болтовней. А с чувством юмора, я тебе скажу, у нее все в порядке! И с любопытством тоже. — Фил засмеялся, вспоминая нескончаемый поток вопросов Рабдины. — А вообще-то она удочеренная дочка Дэна, нашего координатора. Он руководитель всей программы, как ты, наверное, слышала. Ты его скоро увидишь. Кстати, ты уже знаешь, наверное, что Дэн — твой соплеменник?
— Как это — соплеменник? У нас в стране племен давно уже нет! — засмеялась Эрика словам Фила.
— А здесь так всех называют, близких по крови и языку.
— А откуда ваш Дэн будет?
— Не знаешь? — хитро улыбнулся Фил. — Тогда не скажу, пусть будет сюрпризом.
— А разве разрешают сюда привозить детей? Опасно, условия все-таки не для малышей!
— В принципе не разрешают, да сюда семейные практически и не приезжают, а если и приезжают, то ненадолго. Просто у Дэна особенный случай с Рабдиной. Он как-то умудрился договориться.
Они проехали до госпиталя, который располагался совсем рядом в двухэтажном здании, построенном достаточно добротно еще в мирные времена. Внутри все было переоборудовано под палаты, перевязочные и операционные. Сделано это было достаточно примитивно, только самое необходимое. Врачей было не так уж и много, все приезжие. Среди медсестер было несколько местных девушек, но были и иностранки, по большей части религиозные миссионеры, работающие в тех краях с давних времен. Больных было много, они лежали не только в палатах, но и в коридорах, и даже на полу. Запах стоял ужасный, и все это в духоте и жаре. Эрика постоянно отирала капли пота со лба, чувствуя себя неуютно оттого, что другие, казалось, не замечали этой жары.
— Жарко, доктор? — спросила ее, широко улыбаясь, чернокожая медсестра Бьеб. — Ничего, это только первый день, потом привыкнете! Там вон, в уголочке, баллон с водой стоит, если что — подходите, пейте, а то совсем плохо станет с непривычки-то. Вам, белым людям, наша жара — что для нас ваш холод. Собьет с ног — и не заметишь.
Эрика с трудом понимала, что говорит Бьеб, так как она произносила больше слов на пиджине, местной смеси упрощенного английского и немецкого, наследие колонизаторов, и Эрике эти слова не были понятны. «И к этому привыкну», — подумала она, в который раз убирая непослушные завитки волос под платок.
Фил провел ее по госпиталю, показывая, что где расположено и кто чем занимается. Зрелище откровенно ужасало. Больные лежали кто просто на полу, кто на кроватях в палатах и коридоре, часть людей просто сидели на полу вдоль облупленных стен. Грязные, потные, угрюмые лица, запахи гноя, пота и медикаментов — Эрике показалось на секунду, что она вот-вот грохнется без сознания. Но она взяла себя в руки и даже отметила, что, если улыбнуться кому-нибудь, в ответ угрюмое лицо тоже озаряется краснозубой улыбкой.
Работники госпиталя приветливо улыбались, с любопытством оглядывая красивую молодую женщину, непонятно как оказавшуюся на этом краю света. Один из врачей, Стивен, пошутил, что первое, что ему пришло на ум при виде Эрики, это что мисс красоты делает тур по миру и заглянула к ним для моральной поддержки.
— Нам бы это не помешало! — смеялся он. — Здесь моральная поддержка — на вес золота!
— А ничего, что плюс к поддержке я вам еще и с лечением помогу, а? — в тон ему отвечала Эрика.
— Ну это слишком много удовольствий сразу! Сжальтесь! Мое одинокое сердце не выдержит такой атаки красоты и ума!
Теперь уже послышался смех со всех сторон.
— На столько, сколько выдержит твое сердце, Стивен, не хватит всех красавиц мира! — парировал Марк, еще один врач, меняя при этом кому-то повязку на ноге. — Так что можешь не волноваться, Эрика, разбить ему сердце тебе не грозит, слишком уж оно крепкое!
Стивен и Марк провели здесь не один месяц, бок о бок, прекрасно осознавая, что в такую дыру мало кто приедет без особого мотива. Жить здесь было сложно, а вынужденная изоляция от внешнего мира, замыкавшая работников миссии в узком кругу лагеря, приучила их к тому, что без чувства юмора такой жизни не выдержит никто.
Работы было много, слишком много, и никто не шатался без дела. Причем разделения труда здесь, по всей видимости, не существовало. Пока Эрика наблюдала за работающим персоналом, она заметила, что один и тот же человек мог стоять на подмоге, поднося и унося инструменты, а мог сам делать перевязки или другие процедуры. Операции, конечно, оставались за врачами, но и тут не было такого понятия, как узкий специалист, врачи брали на себя любые случаи, с которыми больные поступали в госпиталь. Кто был свободен, тот и занимался пациентом, будь то ребенок с аппендицитом, солдат с открытой черепно-мозговой травмой или женщина в родах. Эрика смотрела на все это с расширенными от ужасами глазами, так как в своей недолгой практике она никогда не сталкивалась ни с чем подобным, разве что слышала кое-что из рассказов Макса и помнила некоторые темы из учебников. «Боже мой, как хорошо, что я взяла с собой как можно больше книг», — подумала она с некоторым облегчением. Но все равно это не спасет от трудностей, все равно что поступить заново в институт, только с более жесткими правилами и без права на ошибку, так как здесь под руками будут не резиновые муляжи, а живые люди.
Фил, наблюдая за выражением ее лица, усмехнулся, но решил приободрить ее:
— Не думай, что мы все приехали сюда с подобными навыками и знаниями. Большинство из нас научились многому на месте. Читать в книгах и видеть на деле — это совершенно разные вещи, хотя и взаимодополняющие друг друга. Даже мне, который провел в подобных местах не один год, и то приходится открывать для себя много нового каждый день. Ни один больной не похож на другого. Понимая это, мы здесь четко придерживаемся правила взаимовыручки. Никто не осудит тебя за вопрос и никто не откажет в помощи, если ты попросишь. Так что не смущайся, если поначалу не будешь чувствовать себя комфортно, все придет со временем. И еще — у нас тут отличные помощники, которые не дадут упасть, даже если сильно споткнешься. Вот, например, Мирьям, она медсестра, каких поискать надо. — Фил указал на смущенно улыбавшуюся девушку, стоявшую неподалеку от них.
Эрика благодарно улыбнулась словам поддержки, но в душе совершенно не успокоилась. Может, со временем она и станет смотреть на свою работу по-другому, но сейчас это все только пугало ее, вызывая дрожь в руках и спазмы в желудке. После того, как они закончили ознакомление с госпиталем, Фил сказал ей, что она может остаться здесь еще на какое-то время, чтобы осмотреться, но потом ей лучше пойти и выспаться после дороги, так как иначе она не сможет проснуться на следующий день.
— В госпиталь мы приходим довольно рано, — объяснил Фил, — так что утром поспать не удается, и это не считая ночных смен и авралов, которые возникают довольно часто. Так что используй сегодняшний день на адаптацию и набирайся сил для настоящего старта. Потом мечтать будешь о лишнем часике сна!
Со сном у Эрики в этот день проблем не намечалось. После перелета и обилия впечатлений она буквально валилась с ног и ей было абсолютно все равно, насколько жесткая у нее кровать и как душно под сетчатым балдахином над кроватью, защищающим от комаров. Ее это нисколько не волновало. Она просто легла, не раздеваясь, лишь скинув кроссовки, и моментально закрыла глаза. Не прошло и пяти минут, как она уже спала глубоким сном.
Глава 2
Данила Карелин вырос в самолетах, поездах и африканских заповедниках. С детства он привык к частым переездам из страны в страну, адаптируясь каждый раз к новым условиям, новой школе и заводя новых друзей. Это было нелегко, но жутко интересно. Его родители были родом из Тюмени и занимались изучением животного мира. Занимались они этим фанатично, отдавая делу всю жизнь. Сначала они работали в российских заповедниках, в тайге, в самых разных местах. Потом решили, что после северной фауны было бы интересно изучить что-то совершенно противоположное, и связались с английским обществом изучения животного мира африканского континента. Их труды были довольно известны в научном мире, а потому опытных советских ученых с радостью приняли для продолжения исследования в рамках английского проекта в Африке. Таким образом путешествия Карелиных вышли за рамки Советского Союза и приняли мировые масштабы.
Маленького Данилку они возили везде с собой, решив заранее, что не оставят его на попечение бабушек и дедушек, а покажут ему настоящую жизнь, полную захватывающих дух пейзажей и интереснейших людей. Может, кто другой и видел в такой жизни сплошные неудобства, малярию и изнуряющую жару, осуждая их за то, что они лишают свое чадо нормальной цивилизованной жизни со всеми удобствами, не говоря уж о нормальном образовании, но они видели в этом настоящую закалку для своего сына, возможность привить у него любовь к природе, познать ее, увидеть жизнь со всех ее сторон. Подтверждением правоты их выбора служило то, что маленький Данила впитывал все как губка и несомненно обожал жизнь, которую они вели.
Так было до того времени, пока Данила не вырос и не пришла пора определяться с его высшим образованием. Тогда они решили вернуться и осесть на какое-то время в России — определить сына в институт, оформить свои записи в серьезный научный труд, посмотреть, что изменилось дома за время их долгого отсутствия. Однако Данила не пошел по стопам родителей, как ожидалось. Насмотревшись «прелестей» жизни в развивающихся странах и всем сердцем полюбив людей, живущих там, он решил направить свои силы в другую сферу, позволяющую ему продолжать работать для этих несчастных людей, привлекая к ним внимание и деньги всего мира. Окончив институт и проработав пару лет в родном городе, он понял, что страсть к путешествиям передалась ему от родителей в полной мере. Усидеть на одном месте казалось совершенно невозможным. Он просто физически ощущал необходимость сорваться с места и уехать куда глаза глядят — лишь бы мчаться по неизведанным просторам, видеть и впитывать все больше и больше нового. Многочисленные друзья по всему свету помогли ему в конце концов устроиться в Красный Крест, и это дало ему возможность осуществить свою мечту. Родители остались в Тюмени, поняв, что возраст уже не тот, чтобы мотаться по свету, да и с годами люди имеют тенденцию тянуться к своим корням, своей земле. Они занимались составлением энциклопедии животного мира и были вполне счастливы.
Данила же выпорхнул из гнезда и вернулся к тому свободному парению, к которому привык с раннего детства. И вот в свои тридцать шесть лет он уже успел поработать в пяти странах, участвуя в проектах различных гуманитарных организаций, преимущественно в горячих точках, где они поставляли самое необходимое, привозили врачей, лекарства, всегда в напряженных условиях, всегда среди смертей и несчастий, всегда на пределе сил и возможностей. Однако он не ощущал, что устал от такой жизни. Его работа приносила ему удовлетворение, а это многого стоило в его глазах. Ни за что на свете он не согласился бы променять ее на спокойную размеренную жизнь в каком-нибудь благополучном офисе.
Приходилось ему работать и в тех странах, где он вырос, живя с родителями. Там он встречался людьми, которых знал с детства, советуясь с ними, как лучше помочь их народу. И когда он видел в их глазах уважение, смешанное с огромным признанием и благодарностью за то, что для них делалось, когда он слышал слова стариков о том, что люди не забыли о них, не бросили их на произвол судьбы, он забывал обо всех трудностях и отчетливо понимал, что выбрал правильный путь, хоть и сопряженный с постоянными скитаниями по свету и с опасностями. Так, работая в Руанде, он однажды оказался отрезанным на территории, окруженной разъярившимися толпами вооруженных людей, изгонявших белых со своих земель. Так проявлялся антирасизм, распространявшийся по африканскому континенту с ужасающей скоростью. К дележу власти примешалась ненависть к белому человеку за все исторически нанесенные обиды. Потерявшие от ярости и запаха крови разум люди сметали все на своем пути, с особенной жестокостью обрушиваясь на представителей белой расы. Это был разгар войны, жесточайшей по количеству кровопролитий.
Данила с местными помощниками доставлял медикаменты в отдаленные деревеньки, когда бои внезапно переместились в ту сторону, отрезав ему путь назад. Его черные «друзья» быстренько испарились в неизвестном направлении, спасая свои шкуры, и их можно было понять. За содействие белому человеку можно было потерять голову от взмаха длинного ножа или пулю в лоб. Данила стал искать возможности возвращения. После нескольких дней отсиживания в укрытиях и коротких ночных перебежек он наткнулся на семью черных фермеров, Этель и Ревы, которые, вместо того чтобы сдать Данилу воюющим, укрыли его у себя на свой страх и риск.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38