Глаза его стали круглыми от удивления.
– Ты говоришь прямо как бабушка Катлер. – Его слова заставили меня вздрогнуть. – Ты не понимаешь, – продолжал он, – бабушка сделала этот отель тем, что он из себя представляет на сегодняшний день, и если ты его не изменишь, то он изменит тебя.
– Поживем – увидим, – пробормотала я себе под нос.
Может, Филип прав, может, я все еще продолжаю войну с бабушкой.
– Ладно, я пойду проведаю отца. Посмотрим, что можно для него сделать. Можно ли мне присоединиться к вам с Джимми за обедом? Завтра утром я отправляюсь в колледж, и мы не увидимся до свадьбы.
– Пожалуйста, будь любезен, – ответила я.
– Ах да, я забыл кое-что тебе сказать. Я познакомился в колледже с девушкой, ее зовут Бэтти Энн Монро, на этой неделе я дал ей свою булавку, в колледже этот условный знак равносилен помолвке.
– Поздравляю.
– Я думаю, она тебе очень понравится. Она нежная и утонченная.
– Я рада за тебя, Филип, и надеюсь вскоре с ней познакомиться.
Я была на самом деле рада, что он проявил любовный интерес в отношении кого-то, и надеялась, что он действительно изменился. Возможно, его речь о нормальных семейных отношениях и имела некий резон после всего случившегося.
– Дон, я надеюсь... – он замялся, – то, что произошло между нами, будет забыто.
– Я никогда никому не скажу, Филип, если ты это имеешь в виду. – Мне показалось, что ему вдруг стало легче. – Мне и самой за это стыдно.
Эти слова вызвали у него улыбку.
– Да, хорошо, пойду я лучше проведаю своего отца. Увидимся за обедом. – С этими словами он вышел.
Через несколько минут ко мне поднялся Джимми, я рассказала ему о разговоре с Филипом. Я никогда не рассказывала Джимми о том, что Филип изнасиловал меня. Я боялась. А спустя некоторое время все стало забываться, и я надеялась, что забуду об этом навсегда.
– Свидетель? Конечно, это зависит от тебя. Если ты не против, то все так и будет.
Я не могла понять, что он чувствует. Конечно, он знал, что Филип был моим парнем в колледже, но это было до того, как мы узнали, что являемся родственниками.
– Это твой свидетель, Джимми, ты должен сам решать, – я опустила глаза.
– Он имеет на тебя влияние? Он давит на тебя, не так ли?
– Нет, Джимми, – и я рассказала ему о Бэтти Энн Монро.
– Хм, увидим. По-моему, лучшим вариантом было бы стать друзьями, в конце концов он мой будущий родственник, а будущее уже стучится в двери. – Джимми поцеловал меня и начал собираться в душ. – А, да, происходит что-то странное. Рэндольф подошел ко мне и сказал, что он отправляется в магазин за громадной партией гвоздей. Мне кажется, у него появилась идефикс. Что происходит?
Я рассказала Джимми о разговоре с Рэндольфом в моем кабинете и последующем объяснении с матерью.
– Да, если кто и был хорошим сыном, то только Рэндольф. – Джимми вздохнул. – Очень, очень печально.
Джимми переживает о Рэндольфе сильнее, чем его собственная жена, подумала я. Стоит ли так огорчаться?
Когда Джимми принимал душ, раздался телефонный звонок. Это была Триша, она рассказала мне кучу новостей о наших школьных товарищах, об Агнессе Моррис, которая была нашей квартирной хозяйкой.
– Заметных изменений в ней не произошло, в ее словах стало больше пафоса, она теперь играет более драматично. Кстати, миссис Лидди постоянно спрашивала о тебе и была рада услышать хорошие новости. Она передает тебе привет.
– Миссис Лидди, я так скучаю по ней, она была так добра. Возможно, когда-нибудь я приглашу ее на уик-энд на побережье Катлеров. Триша, я не могу дождаться встречи с тобой.
– Я тоже, – в нашей беседе наступила пауза, неуместная, тяжелая тишина. – Я кое-что слышала о Михаэле Саттоне, не знаю, хочешь ли ты это узнать.
– Ничего не имею против. Ну, что там?
– Это только сплетни: ему досталась главная роль в каком-то лондонском мюзикле.
– Ну что ж, я рада.
– Думаю, он в ужасе от своего поступка.
– Я не хочу больше думать о происшедшем. Мне сейчас хорошо, и у меня есть Кристи, только это и имеет значение. А Михаэля я вычеркнула из своей жизни. Когда ты говоришь о нем, у меня не возникает никаких эмоций, – солгала я. Я никогда не забуду его предательства, я так любила его, а он растоптал мои чувства.
– Я рада, мы еще споем, Дон?
– Я надеюсь, когда-нибудь... Сейчас же я разрываюсь между отелем и Кристи.
– Я скоро увижу твою дочь, Дон. На кого она больше похожа?
– Немного на Михаэля, но сейчас больше на меня, – еще раз солгала я.
Было время, когда, глядя на Кристи, я видела Михаэля. Какую боль это причиняло мне. О! Воспоминания!
– Ну, мне пора, – сказала Триша, – куча мелких дел. До скорого, пока.
– Пока, Триша.
Я застыла на месте с телефонной трубкой в руках. Голос Триши звучал у меня в голове как эхо, постепенно умолкая, пока не пропал совсем. Когда-то я была юной и невинной, полной радужных грез. Я не могла не улыбнуться, когда вспомнила свой первый приезд в Нью-Йорк. Как меня пугали толпы людей, высокие здания! Я не знала, как реагировать на Агнессу Моррис, эксцентричную, неутомимую актрису, которая содержала наше общежитие. А потом Триша вторглась в мою жизнь и преподнесла все радости большого города, ночные бары, театры, магазины. Она ходила со мной на прослушивание в класс Михаэля Саттона, который выбрал всего несколько студентов для своих занятий. Мы с Тришей в то утро обезумели от восторга, мы неслись по улице, не обращая внимания на автомобили, а потом мы увидели его... Он выглядел так, словно сошел с обложки шикарного журнала. Я никогда не забуду, как встретились наши взгляды. Они были такие многообещающие, о таких взглядах слагали песни, писали романы. Каких тайных струн Вселенной касались наши души в своем единении, рождая такую симфонию, что к ее гармонии не могли остаться равнодушными даже уши медведей, привыкших к незатейливым песням сибирских лесов. Даже сейчас мне слышится его прекрасный голос.
– Эй, – вошел Джимми, закутанный в махровое полотенце, – ты почему сидишь с телефонной трубкой в руках и улыбаешься?
– Ох, – я только сейчас поняла, что еще не положила трубку на место, – только что звонила Триша, мы так приятно с ней поболтали.
– Хорошо, – я почувствовала на себе пристальный взгляд Джимми, – с тобой все в порядке?
– Да, – я положила трубку на место, – то есть нет. Обними меня, мне холодно, как перед концом света. Обними меня.
Он бросился ко мне и начал целовать волосы. Я с благодарностью за вечную готовность излить на меня всю свою нежность прижалась к широкой груди Джимми.
– Не говори так, – взмолился он. – Мы проживем долгую жизнь, очень долгую, и умрем в один день.
Его слова для моей истерзанной души были целебным бальзамом. Я запрокинула голову, его жаждущие губы нашли мои и в неистовом поцелуе наполнили меня надеждой, надеждой на то, что самые сокровенные мечты станут реальностью.
СВАДЬБА
В день свадьбы атмосфера в отеле была восхитительной. Все были заняты подготовкой к предстоящему торжеству. От радости я словно парила в воздухе и постоянно ловила на себе пристальные взгляды и искренние улыбки окружающих. Я находилась в состоянии необычайного подъема. Головокружение от счастья – так точнее всего можно охарактеризовать мое ощущение. Я постоянно старалась сдерживать свои эмоции.
Единственной неприятностью, случившейся в тот день, было сообщение матери о том, что у Клэр проблемы в школе. Я знала, что моя драгоценная сестрица лопается сейчас от зависти. Когда она звонила домой, все только и говорили о свадьбе. Ее бесило, что я нахожусь все время в центре внимания. Даже Филип потихонечку радовался моему счастью и имел неосторожность сказать ей об этом. Клэр отказывалась приехать домой и этим сама себе создавала лишние трудности.
Мать вошла в комнату, когда я готовила Кристи ко сну.
– Я не знаю что делать, – заплакала она, нервно сжимая платочек в руках. – Миссис Турнбэль уже дважды звонила. Клэр запустила все предметы и плохо ведет себя на занятиях, у нее огромные проблемы с весом, с психикой, и... и она курит травку и пьет виски с двумя своими подругами. Сегодня, – мать устало опустилась в кресло и растерянно договорила, – коридорный нашел в ее комнате мужчину.
Она уставилась на кроватку. Кристи приподнялась и невинно посмотрела на свою бабушку открытым детским взглядом, похоже, наводившим на мою мать мистический ужас.
– Я не знаю, чем помочь Рэндольфу. Он все хуже и хуже, он не слышит меня, я пытаюсь ему что-нибудь объяснить, а он сидит молча и тупо смотрит в пространство. Например, полчаса назад... – мать запнулась, – он чуть не убил меня своим видом. Помоги мне, Дон. Скажи, что делать.
– Я говорила тебе, созови для Рэндольфа врачебный консилиум.
– Доктор осматривал Рэндольфа.
– Ты никогда не говорила мне об этом, мама, я не знала. Когда его осматривали?
– На прошлой неделе, – мать принялась рассматривать свои ногти.
– И? Что он сказал? Он что-нибудь прописал?
– Он хотел, чтобы я поместила Рэндольфа в клинику для душевнобольных, чтобы провести полную диагностику. Но как? Это невозможно! Только подумай, один из Катлеров находится в дурдоме! Люди будут смотреть на меня как на жену сумасшедшего! Это невозможно! – Она снова заплакала.
– Но, возможно, так будет лучше для Рэндольфа? – Я не смогла скрыть в своем голосе презрение к матери.
– Ох, для него-то лучше, – она закрыла лицо руками. – Я просила доктора прописать какие-нибудь пилюли, процедуры, но он игнорировал мои слова. Помоги мне, сделай что-нибудь!
– Что? Что я могу сделать? – Я не могла понять, к чему она клонит.
– Я не знаю, позвони миссис Турнбэль и поговори с ней о Клэр. Они хотят ее исключить из «Эмерсон Пибоди».
– Я? Позвонить миссис Турнбэль? – Я рассмеялась. – Она же ненавидит меня, а о Джимми даже слышать не может и сделает все возможное, чтобы держать нас подальше.
– Но это было в прошлом, а теперь ты владелица лучшего курорта на побережье, ты можешь ей пообещать материальную поддержку, ну хоть что-нибудь. Что станет со мной, если Клэр исключат! Еще одно пятно на нашей семье.
– На твоей семье, – холодно ответила я.
– Это касается и тебя, Дон, и надеюсь, в будущем коснется тебя намного больней, чем меня, – ее глаза стали белыми от гнева. – Я работаю день и ночь, чтобы защитить нашу честь... Я надеялась, что ты окажешься немного умнее и более респектабельной. И, в конце концов, я твоя мать, а ты стремишься забыть этот факт.
Я покачала головой, этого не выдержат мои нервы. Мать впадает в истерику, когда я пытаюсь ей объяснить суть вещей, ей кажется, что реальное освещение проблем лишает ее комфорта и счастья.
– Мама, мы были всегда чужими друг для друга. Я хотела бы тебе помочь с Клэр, но не могу, ты не слышишь меня. Миссис Турнбэль, скорее всего, не захочет разговаривать со мной по телефону. И как ты думаешь, что сделает Клэр, когда узнает, что я хлопочу за нее? Она ненавидит меня и не позволит мне вмешиваться. Нет, ты собираешься переложить на меня свои родительские обязанности. Съезди сама и переговори с ними. Встретьтесь и обсудите свои проблемы.
– Что? Что за нелепая идея? Я? Ехать в эту грязь, в эту школу? – Она вытерла слезы изящным жестом и истерично рассмеялась. – Как глупо!
– Ты же ее мать. Не я. Ты должна заботиться о ней, – настаивала я.
– Я ее мать, но я не знаю, что мне делать, – она ненадолго задумалась. – Хорошо, если ты отказываешься помочь, тогда я поговорю с мистером Апдайком. Да. – Эта идея воодушевила ее. – Это расставит все точки над «i», тем более что мы сами ничего не можем сделать.
– Твои претензии несерьезны. Мистер Апдайк наш адвокат и решает только те проблемы, которые связаны с законами, – ответила я.
– Нонсенс, он всегда был частью нашей семьи. Всегда. Бабушка Катлер относилась к нему только с этой позиции, и ему это нравилось. Он поможет мне. Я знаю, что он поможет. Он позвонит, естественно, и не даст им исключить Клэр. – Она выпрямилась и посмотрела на себя в трюмо. – Только посмотри, – простонала она, – только посмотри, как это все ужасно отразилось на мне, стало больше морщин. – Мать показала на уголки своих глаз, и я, конечно, ничего не увидела, кожа у нее была как у Вечно юной богини. – А мои волосы, – она приподняла прядь и поднесла к моим глазам, – ты знаешь, что я обнаружила, когда сегодня утром причесывалась? Знаешь? Седой волос. Да, да, седой волос.
– Мама, все стареют. Ты же не можешь всю жизнь выглядеть как юная красотка.
– Если ты не будешь забивать голову чужими проблемами и будешь заботиться о себе, то можешь очень долго оставаться «юной красоткой».
– Проблемы Клэр и Рэндольфа ты не можешь называть чужими. Клэр – твоя дочь, а Рэндольф – муж.
– Не напоминай, – бросила мать и, махнув рукой, направилась к выходу. – Когда-нибудь, дорогая, ты поймешь, что я тот человек, к которому ты должна испытывать наибольшую симпатию.
Я хотела сказать, что мне очень жаль ее, жаль, что она такая эгоистичная, что она не может любить даже собственных детей, что мне жаль ее за то, что она пытается противостоять естественному ходу событий, и что желаю ей с каждым годом становиться все грациозней и выигрывать битвы с каждым седым волосом. Но однажды она проснется, и собственное тело ей покажется смирительной рубашкой, зеркала будут вызывать слезы, фотографии, сохранившиеся со времен ее молодости, будут вонзаться иглами в ее душу. Но я остановила себя.
Мать позвонила господину Апдайку, и он согласился поговорить по поводу Клэр. Миссис Турнбэль соблаговолила предоставить Клэр еще один шанс, но я не сомневалась, что через некоторое время ее ждут еще более серьезные неприятности. Поэтому я не согласилась поручиться за Клэр перед администрацией «Эмерсон Пибоди», когда мистер Апдайк сделал мне подобное предложение. Джимми очень понравилась моя твердость.
– Мне хотелось бы зайти как-нибудь в кабинет миссис Турнбэль и увидеть выражение ее лица, – сказал он.
– Она оценит твой поступок, Джимми.
– Да, но в этот раз нам больше нечего будет бояться, – он рассмеялся.
Сколько в жизни великого и смешного, сколько тайных путей в лабиринтах судьбы!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41