Она поцеловала его.
– Дорогая, это заслуга Дон, благодари ее. Она повернулась ко мне и поблагодарила. Возможно, что та любовь и забота, которой мы ее окружили, сыграла свою роль. Джимми оказался прав, на банкете не было никого, кто бы был вежливее и приятней, чем Ферн. Она была достаточно осведомленной относительно того, как держать себя на приемах, ее не надо было ничему учить. На Бронсона произвело сильнейшее впечатление то, что Ферн стала его называть «сэр». Она очень мягко и довольно изысканными фразами отвечала на все вопросы матери и Бронсона, описывала места, где она побывала, спектакли, которые видела, картины, то есть очень грамотно вела светскую беседу. Джимми был в восторге от того, что девочка производила такое прекрасное впечатление.
– Она просто восхитительная молодая леди, – сказала мне мать, когда вечер уже заканчивался.
– У нее была замечательная подготовка, – ответила я.
Я заметила, как изменилось лицо Джимми, оно стало пунцовым от злобы, его раздражала всякая фраза, касающаяся Осборнов.
– Мама, нельзя судить о ней как о породистой лошади. Да, она выросла в приличной семье, но поверь, она не была счастлива, – быстро проговорила я, пока Джимми не стал высказывать свое мнение.
– Да, да, дитя мое, я знаю, знаю. Я просто рада видеть ребенка, который так замечательно умеет держаться. Да, – она схватилась рукой за сердце, – это напомнило мне о Клэр, у меня есть новости от нее. Она по-прежнему живет с тем водителем грузовика. Сейчас он, вероятно, где-нибудь в Северной Каролине, она последний раз звонила оттуда, когда просила денег. Живут они в грузовике и путешествуют по всей стране. Как она связалась с этими людьми? Боже! Чем же я так согрешила, что теперь так наказана! Почему мое дитя так низко пало?
– Дело вовсе не в том, что ты сделала, а в том, чего не сделала.
– Пожалуйста, Дон, не надо заводить свою песню о воспитании Клэр, особенно теперь, когда мы празднуем возвращение потерянной сестры Джимми.
Она обернулась к Джимми, чтобы пролить на него очарование своей улыбки.
Мы собрались уходить и поблагодарили мать и Бронсона за необычайно теплый прием; мать выразила сожаление, что мы так рано уходим, но мы объяснили это тем, что детям нужно было еще делать уроки.
Мне показалось, что Ферн не выполнила домашнее задание до конца. Оказалось, что я ошибалась. Она вообще не делала домашней работы, и не только в этот вечер. Я выяснила это на следующее утро, когда мистер Йанмен позвонил мне, чтобы доложить о том, как она себя проявила за неделю пребывания в школе побережья Катлеров.
– У всех учителей одинаковые жалобы на нее. Она действительно невыносима. Иногда выполняет домашнюю работу, и довольно хорошо, но потом не делает ее вообще, и каждый раз находит этому какие-нибудь объяснения. За эту неделю она уже дважды провинилась, и эти провинности были столь серьезны, что учителя отправляли ее ко мне. Проблемы, связанные с ней, оказались гораздо большими, чем я предполагал, миссис Лонгчэмп. Нежность, любовь, забота – это еще не все, что ей сейчас нужно, еще нужна крепкая дисциплина.
– Спасибо, мистер Йанмен, что позвонили мне, я немедленно приму меры и поговорю с мужем.
Я сразу же пошла к Джимми и все ему рассказала. Его глаза потемнели, и он покачал головой.
– Думаю, мистер Йанмен прав, Джимми. Нам надо быть строже с ней.
– Мне казалось, что у нее все в порядке в школе.
– Это она нам так говорила, – подчеркнула я. – Но это неправда.
– Хорошо. Я поговорю с ней.
В этот же вечер мы с Джимми решили побеседовать с Ферн в ее комнате. Для начала мы установили новые для нее правила.
– Теперь после школы ты должна сразу же приходить домой и делать домашнее задание, прежде чем займешься чем-либо другим, – сказал Джимми. – Когда ты закончишь, покажешь тетради Дон, чтобы она проверила, как ты выполнила уроки. Если ты их сделаешь хорошо, можешь заняться в отеле чем угодно. Но если мы узнаем, что твои учителя недовольны тобой, твоей ноги в отеле вообще больше не будет. Мы тебя запрем в комнате. Мы знаем, что ты пережила трудные времена, Ферн. Но ты должна трудиться и хорошо себя вести. Если мы не будем уверены, что у тебя это получается, значит, мы плохие воспитатели и у нас нет права оставлять тебя здесь. Ты поняла?
Все время, пока он говорил, Ферн сидела потупив глаза. Она молча кивнула, даже не взглянув на нас.
Я смотрела на Джимми и знала, как ему больно говорить все это.
– Ладно, – заключил Джимми, – попробуем начать все сначала и посмотрим, получится ли это.
Ферн ничего не ответила, но когда мы покидали ее комнату, она наконец подняла голову и посмотрела мне вслед. Ее лицо исказилось от гнева, глаза сузились в черные щелочки, губы растянулись так, что в свете лампы ее зубы сверкнули как оскал. От ее ненависти во мне застыла кровь. Я знала, что она обвинила меня в том, что я настраиваю Джимми против нее. Но сейчас я была убеждена более, чем когда-либо, что мы должны быть с ней строже, пока не стало слишком поздно.
И Ферн резко изменила свое поведение. На протяжении нескольких недель она все делала именно так, как мы хотели: хорошо вела себя на занятиях, отлично делала уроки, прекрасно занималась в школе. Я ожидала от нее открытой ненависти с того момента, как стала проверять домашнее задание, но она была само смирение. Вместо того чтобы бежать в отель, развлекаться со старшими ребятами, она теперь взялась помогать миссис Бостон по дому, занималась уроками с Кристи. Перемена была настолько резкой, что мистер Йанмен позвонил мне, чтобы выразить свое удивление и благодарность.
Обрадованная такой переменой, я немедленно сообщила об этом Джимми, который за обедом сказал ей, что мы рады таким переменам, и похвалил ее.
– Спасибо, видимо, я все это время просто была не в себе, – проговорила Ферн.
Нас с Джимми вполне удовлетворило такое объяснение. После обеда она обратилась ко мне с просьбой.
– Меня пригласили на танцы, можно ли надеть те украшения и одежду, которые ты приобрела для банкета?
Я была сильно удивлена.
– Танцы? В школе?
– Да, только не в моей, в школе для подростков.
– Кто тебя туда пригласил? – спросила я.
– Ну, один мальчик.
У нее было умоляющее выражение лица, она ближе пододвинулась к Джимми.
– Можно мне туда пойти? Можно?
– Ну, не знаю, – сказал Джимми, – все-таки школа для подростков.
– Кто этот мальчик? – поинтересовалась я. – Будут ли там еще девочки из твоего класса?
– Не знаю, все они ведут себя как дети.
– Не рано ли?
– Но я уже почти в шестом классе.
– Сколько лет этому мальчику? Он в седьмом или в восьмом классе? – продолжала я.
– Он в одиннадцатом.
– В одиннадцатом классе? Он же настолько старше тебя!
– Какое это имеет значение? Это же всего-навсего танцы!
– Почему он пригласил тебя? – спрашивала я.
– Я так и знала! Я знала, что ты так скажешь! – она начала кричать.
– Подожди, Ферн! – воскликнул Джимми.
– Она же ненавидит меня, ненавидит с того момента, когда я появилась здесь! Она так и хочет наговорить обо мне гадости!
– Ферн, замолчи! – приказал Джимми.
Она пристально поглядела на него, по лицу ее катились слезы.
Даже Кристи прониклась сочувствием.
– Дон права, – сказал Джимми. – Мальчики в одиннадцатом классе обычно не очень интересуются девочками твоего возраста. Ты, конечно, быстро развиваешься, но все-таки следует еще подрасти.
– А вы, вероятно, не ждали, пока вырастете.
– У нас все было не так просто, это нехорошо, Ферн, что ты используешь против нас то, что мы сами по чистоте душевной тебе рассказали, тем более если сама не имеешь к этой истории ни малейшего отношения, – тихо возразила я.
– Думаю, тебе следует попросить у нас прощения, – произнес Джимми.
– Простите, – Ферн опустила глаза в пол. – Можно мне идти к себе?
– Ты ведь еще не ела.
– Я не голодна.
– Ферн, станет гораздо лучше, если ты будешь слушаться нас, – сказала я.
– Хорошо, – ответила она, вытирая щеки салфеткой. – Можно, я пойду к себе наверх и немного почитаю?
– Конечно, иди, – разрешил Джимми.
Кристи повернулась ко мне, как только она покинула комнату.
– Что случилось с тетей Ферн?
– Она слишком быстро растет, – вздохнула я. Кристи недовольно посмотрела на меня.
– Так что, я расту слишком медленно?
– Нет, нет, что ты. У тебя все в порядке.
Джимми улыбнулся, он снова обеспокоенно посмотрел на дверь, в которую минуту назад вышла Ферн. Вокруг его глаз были темные круги. Это меня очень беспокоило; я погладила его по руке.
– Джимми, я поговорю с ней, – попыталась я его утешить.
Я поднялась наверх и тихонько постучала в ее дверь.
– Войдите, – сказала она.
– Мне кажется, нам нужно с тобой поговорить как женщинам.
– Ты хочешь поговорить о сексе? На ее лице была странная гримаса.
– Да, ты растешь слишком быстро. Лесли говорила с тобой на эти темы?
– Едва ли, – она засмеялась. – Я не думаю, что она и Клейтон вообще когда-нибудь занимались этим, у них же отдельные спальни. Может быть, поэтому он приставал ко мне.
Какая маленькая девочка, а так легко рассуждает на сексуальные темы. Это удивило меня, но потом я вспомнила о том, что она росла в Нью-Йорке, а там было чему научиться.
– Ты знаешь намного больше, чем я в твои годы; откуда ты все это взяла, если Лесли ничего тебе не рассказывала?
– Друзья в школе и другие источники.
– Какие источники?
– Книги, журналы, телевидение.
– А, – протянула я, – ну, хочешь, я поделюсь с тобой тем, что я тогда, в твоем возрасте узнала?
– Да, – она заинтересовалась.
– Твое тело сейчас начинает становиться телом молодой женщины.
– Да, у меня начинает увеличиваться грудь, – сказала она, довольная собой, – мальчики тоже это замечают.
– Дело не только в груди, Ферн. С тобой начнут происходить вещи, которых раньше никогда не случалось, начнется очень сильный перепад эмоций. Тебя начнет волновать то, что раньше было безразлично: запахи, звуки. Тебя уже начали волновать мальчики. Тебе хочется, чтобы они обратили на тебя внимание и относились к тебе как к женщине, а не как к девочке, именно поэтому ты стреляешь у них сигареты и куришь вместе с ними возле прачечной.
Она испуганно посмотрела на меня.
– Кто тебе сказал это? Роберт Гарвуд? Стукач! Лжец!
– Я знала об этом уже давно, но никому не говорила и не скажу, но ты сама можешь себя выдать. Ты, конечно, можешь проигнорировать и мои слова, но все-таки тебе следует быть осторожней именно в этот период своей жизни. Иногда твои эмоции выплескиваются наружу, и ты делаешь такие вещи, о которых впоследствии будешь жалеть.
– Например, такие, как делала ты, я имею в виду Кристи.
– Да, и слава Богу, что рядом со мной оказался Джимми, который любил меня, но не все такие счастливые, Ферн. Тебе может очень не повезти. А если ты будешь так вести себя с мальчиками, они не будут уважать тебя, ты будешь для них просто развлечением. Надо быть мудрой, Ферн. Надеюсь, ты прислушаешься к моим словам.
– Но ведь это же просто танцы.
– Понимаешь, Ферн, для этого юноши это не просто танцы, пусть он даже не говорил тебе этого. По твоему поведению он понял, что для тебя это тоже не просто танцы.
– Почему? Может, он выбрал меня потому, что я просто очень симпатичная девушка?
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, даже думаю, самая симпатичная в классе, но мне кажется, этого юношу привлекло в тебе вовсе не это. Вероятнее всего, кроме тебя он еще поддерживает отношения и со своими сверстницами, а может, и с более старшими. Мы просто считаем, что тебе нужно немножечко подождать, позже у тебя будет толпа поклонников, а если этот юноша, кроме плотских, имеет к тебе еще какие-нибудь чувства, он подождет тоже.
– Когда же мне можно будет пойти на танцы?
– Очень скоро, когда придет время. Мы не станем тебя останавливать. Мы будем за тебя счастливы.
Я встала.
– Джимми разозлился на меня? – спросила она.
– Вовсе нет, он просто сильно за тебя волнуется. Если хочешь, можешь спуститься вниз и поговорить с ним.
– Хорошо.
Она подскочила и побежала к двери, но вдруг остановилась.
– Ведь ты мне когда-нибудь расскажешь, Дон, как забеременела и как рожала?
– Конечно, обязательно, когда-нибудь.
Я почти перестала вспоминать о Михаэле Саттоне, иногда мне напоминала о нем Триша. Она часто звонила из Нью-Йорка, но в большинстве случаев это были слухи. Просьба Ферн оказалась предзнаменованием: Михаэль позвонил мне.
– Здравствуй, Дон, – сказал он.
Я тотчас поняла кто звонит. Никогда не забыть мне этого чудесного голоса, голоса, который наполнил мою жизнь в Нью-Йорке сладчайшей музыкой и утопил в грезах. У меня перехватило дыхание, я не могла ответить.
– Это Михаэль, – засмеялся он.
– Михаэль?
– Я знаю, что ты не ожидала услышать меня снова, быть может, даже не хотела этого, но я не мог сдержаться и все-таки позвонил тебе. Я в Вирджинии. Всего несколько километров от отеля.
– В Вирджинии?
– Да, так близко и так далеко, за много лет до сегодняшнего дня. Как ты поживаешь?
«Как ты поживаешь?..» И это говорит человек, клявшийся мне в вечной любви, но бросивший, когда выяснилось, что я беременна, бессовестно лгавший мне, что заберет с собой, что рад стать отцом моего ребенка.
– Как поживаю? – переспросила я.
Он снова засмеялся, но очень нервным смехом. Удивительно, Михаэль Саттон смеется нервным смехом, такого никогда не случалось раньше.
– Я тут навел о тебе некоторые справки, оказывается, ты унаследовала целый курорт.
– Совершенно верно, – я произнесла это столь формально, что мне могла бы позавидовать бабушка Катлер, – а также я очень удачно вышла замуж и счастлива в браке.
Снова в телефонной трубке послышался смех, тихий и нервический.
– Ты вышла замуж за того солдатика, которого раньше считала братом, не так ли?
– Именно так, который оказался прекрасным мужем и любящим отцом.
Моя речь была настолько сухой, что его слова становились все тише, а интонация все более просительной.
– Да, я понимаю. Мне хотелось бы увидеть тебя.
– Зачем?
– Ты совершенно права, что сердишься на меня, Дон, но дай мне шанс объяснить.
– Объяснить, – его слова очень насмешили меня, я, как могла, сдерживалась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41