– Ты права, – сказал он и повернулся. Я увидела выпуклость на его брюках.
– Болит, Нильс? – спросила я.
– Что?
Он проследил направление моего взгляда и быстро сел.
– О, нет, – сказал он, краснея. – Со мной все в порядке, но я, пожалуй, пойду. Не знаю, будет ли хорошо, если я еще побуду здесь немного, – признался он. Нильс быстро встал и пригладил волосы, избегая моего взгляда. Он подошел к окну.
– В любом случае мне лучше вернуться.
Я завернулась в одеяло и подошла к нему. Я прижималась щекой к его плечу, и он поцеловал мои волосы.
– Я рада, что ты пришел, Нильс.
– Я тоже.
– Будь осторожен, спускаясь с крыши. Здесь очень высоко.
– Эй, я же профессор лазания по деревьям, не так ли?
– Да, я помню, – сказала я, смеясь, – это практически первое, что ты мне сообщил в тот первый день, когда мы вместе возвращались из школы – ты хвастался, что залез на дерево.
– И заберусь на самую высокую гору или дерево, чтобы быть с тобой, Лилиан, – поклялся он.
Мы поцеловались, потом Нильс залез на подоконник и спустился на крышу. Он некоторое время еще был виден в окне, а затем исчез во мраке. Я слушала, как Нильс бежит по крыше.
– Спокойной ночи, – прошептала я.
– Спокойной ночи, – услышала я его шепот в ответ и затем закрыла окно.
Чарлз Слоуп первый обнаружил Нильса на следующее утро, лежавшего на земле возле дома со сломанной шеей.
Глава 10
В моей жизни одни несчастья
Утром меня разбудили крики. Я узнала голос Тотти и услышала, как Чарлз Слоуп зовет на помощь. Я накинула халат и одела шлепанцы. Суматоха на улице продолжалась, поэтому, не обращая внимания на папин приказ, я вышла из комнаты. Я поспешила к лестнице, ведущей в прихожую. Все метались по дому, как перепуганные куры. Я увидела, как Вера, метнувшись через фойе, понесла одеяло. Я окликнула ее, но она не услышала меня, и я начала спускаться по лестнице.
– Куда ты идешь? – заорала Эмили за моей спиной, выйдя из своей комнаты.
– Случилось что-то ужасное. Я должна узнать что там, – объяснила я.
– Папа сказал, что тебе нельзя выходить из комнаты. Убирайся назад! – приказала она и ткнула своим длинным костлявым указательным пальцем в сторону моей двери. Не обращая на нее внимания, я продолжала спускаться по ступенькам. – Папа запретил тебе покидать комнату. Убирайся назад! – заорала она. Но я уже шла через фойе к входной двери.
Я хотела бы вернуться назад, я хотела бы никогда не покидать своей комнаты, никогда не выходить из дома и никого не видеть. Не успела я дойти до входной двери, как сердце мое защемило. Казалось, я проглотила куриное перо, и оно плавало внутри меня, временами покалывая. Кое-как мне удалось выйти за дверь, спуститься с крыльца и, обойдя дом, я увидела Чарлза, Веру и Тотти и еще двух рабочих, смотревших на тело, уже накрытое одеялом. Я пригляделась и узнала ботинки, которые были не прикрыты. Мои ноги ослабли и стали ватными. Я посмотрела наверх и увидела раскачивающуюся сломанную водосточную трубу; я закричала и упала на лужайку.
Вера первая подошла ко мне. Она обняла меня, но меня шатало.
– Что случилось? – закричала я.
– Чарлз говорит, что водосточная труба оказалась ненадежной, и он упал. Он скорей всего упал головой вниз, это все, что можно предположить.
– С ним все в порядке? – закричала я. – С ним наверняка все в порядке.
– Нет, дорогая, нет. Это же мальчик Томпсонов, да? Он был в твоей комнате прошлой ночью? – спросила она, и я кивнула.
– Но он ушел рано, и ко всему прочему он умеет хорошо лазить, – сказала я. – Он может взобраться на самое высокое дерево.
– Это случилось из-за водосточной трубы, а не по его вине, – ответила Вера. – Его родители наверное с ума сошли, пытаясь узнать, что с ним случилось. Чарлз послал к Томпсонам Кларка Джоунса.
– Я хочу его видеть, – сказала я.
Вера помогла мне встать и проводила меня к Нильсу. Чарлз поднял взгляд от тела и покачал головой.
– Этот кусок трубы проржавел в стыках и не выдержал его веса. Ему не следовало бы надеяться на трубу.
– С ним ведь все будет в порядке? Правда? – спросила я в отчаянии.
Чарлз посмотрел на Веру, а потом на меня.
– Его нет с нами больше, мисс Лилиан. Это падение оказалось смертельным для него. Я думаю, что сломана шея.
– О, пожалуйста, нет. Пожалуйста. Господи, нет, – стонала я, опустившись на колени возле Нильса. Медленно я отогнула одеяло и посмотрела на него. Его глаза были уже навечно крепко закрыты Смертью, той Смертью, которая уже посещала этот дом раньше и, ликуя, забрала у нас Евгению. Я замотала головой, не веря в случившееся. Это не мог быть Нильс. Лицо было слишком бледным, а губы слишком синими и толстыми. Ничто в этом лице не напоминало прежнего Нильса. Я улыбнулась над своей глупой ошибкой.
– Это не Нильс, – сказала я, с облегчением переводя дыхание. – Я не знаю, кто это, но это не Нильс. Нильс гораздо красивее. – Я посмотрела на Веру, с жалостью смотревшую на меня. – Нет, Вера, это кто-то другой. Может, это – бродяга. Может…
– Идем в дом, дорогая, – сказала она, поднимая и обнимая меня. – Это ужасное зрелище.
– Но это же не Нильс. Нильс сейчас дома, в безопасности. Вот увидишь, они отправят Кларка Джоунса обратно, – сказала я, но меня все еще трясло и зуб на зуб не попадал.
– Хорошо, дорогая, хорошо.
– Но Нильс действительно карабкался по трубе, чтобы увидеть меня прошлым вечером, потому что меня не пустили на вечер. Мы немного побыли вместе, а потом он вылез в окно и спустился. А потом бежал сквозь темноту, чтобы присоединиться к своей семье на празднике… А сейчас он дома в кровати или может уже встал к завтраку, – объясняла я, пока мы шли назад к входной двери.
Эмили ждала, стоя на крыльце, скрестив на груди руки.
– В чем дело? – спросила она. – Что означают все эти крики?
– Это – мальчик Томпсонов, Нильс, – ответила Вера. – Он, видимо, свалился, спускаясь с крыши. Водосточная труба треснула и…
– С крыши? – Эмили быстро и внимательно взглянула на меня. – Он был в твоей комнате прошлой ночью? Блудница! – завизжала она, не дав мне ответить. – Он был у тебя в комнате!
– Нет. – Я покачала головой. Я чувствовала себя легкой, отчужденной, гонимой ветром, как большое, плотное яблоко, плывущее по серебряно-голубому небу. – Нет, я ходила на вечеринку. Так все и было. Я была на вечеринке. И мы с Нильсом танцевали всю ночь. Мы прекрасно провели время. Все смотрели на нас и завидовали. Мы танцевали как два ангела.
– Он был у тебя в постели, так? – предъявила мне обвинение Эмили. – Ты совратила его. Иезавель!
Я просто улыбнулась ее словам.
– Ты завлекла его в постель и Господь наказал его за это. Он мертв из-за тебя, из-за тебя, – прошипела она.
Мои губы снова задрожали. Я замотала головой. Я не здесь, это не настоящее утро, думала я. Ничего такого не произошло. Я сплю, а это ужасный ночной кошмар. В любой момент я могу проснуться и окажусь в своей комнате, в своей кровати, в уюте и покое.
– Подожди, когда папа обнаружит все это. Он с тебя шкуру живьем спустит. Тебя следует забросать камнями, как это делали с блудницами в старину, – зло и надменно проговорила она.
– Мисс Эмили, что за ужасные вещи вы говорите? Она так расстроена, что не понимает, где она и что случилось, – сказала Вера. Эмили направила свой горячий взгляд в сторону нашей новой служанки.
– Только не вздумайте пожалеть ее теперь. Так она маскирует свои злые помыслы. Она – злобная притворщица. Она – проклятье и всегда им будет с самого дня ее рождения, когда ее мать умерла, дав ей жизнь.
Вера не знала, что папа и мама не мои настоящие родители. Новость ошеломила ее, но она не выпустила меня из своих объятий и не отстранилась.
– Никто не может быть проклятьем, мисс Эмили. Вам не стоит говорить такие вещи. Идем, дорогая, – сказала она мне. – Тебе лучше подняться к себе и отдохнуть. Идем.
– Это же не Нильс, правда? – спросила я ее.
– Нет, – ответила Вера.
– Иезавель, – пробормотала Эмили, избегая смотреть на тело.
Вера отвела меня в комнату и уложила в постель. Она укрыла меня одеялом.
– Я принесу что-нибудь горячего попить и что-нибудь поесть. Вам лучше оставаться в постели, мисс Лилиан, – сказала она, уходя.
Я лежала и слушала. Я слышала шум, звуки подъехавшего экипажа и крики. Я узнала голос мистера Томпсона, крики близнецов, а потом наступила мертвая тишина. Вера принесла поднос с едой.
– Все кончилось, – сообщила она мне. – Его увезли.
– Кого?
– Этого молодого человека, который упал с крыши, – сказала Вера.
– О, а мы знали его, Вера?
Она покачала головой.
– Но все равно это ужасно! А мама как? Она все видела и слышала?
– Нет. Иногда ее состояние ей на пользу, – сказала Вера. – Она не выходила из своей спальни в это утро. Она в постели, читает.
– Хорошо, – сказала я. – Я не хочу, чтобы еще что-то тревожило ее. Папа дома?
– Нет, еще нет, – сказала Вера. Она опять покачала головой. – Бедняжка. Уверена, ты первая узнаешь, когда он вернется.
Она посмотрела, как я пью чай и ем овсянку, и вышла.
Я быстро поела и решила встать и одеться. Я была уверена, что папа, как только вернется, позволит мне сегодня выйти из комнаты. Мое наказание окончится, и я хочу придумать чем нам с Нильсом заняться. Если папа разрешит погулять, я непременно навещу Томпсонов. Я хотела посмотреть на все эти замечательные подарки, которые получили близнецы. И, конечно, я увижу там Нильса и, возможно, он проводит меня домой. И мы совершим еще одно путешествие к волшебному пруду.
Я подошла к туалетному столику, расчесала волосы и вплела в них розовую ленту. Я одела светло-голубое платье и села у окна, глядя на небо, представляя на что похожи плывущие по небу пухлые облака. Одно из них походило на верблюда, а другое – на черепаху. В эту игру мы с Нильсом играли на пруду. Он обычно говорил: «Я вижу лодку», а я должна была найти и показать это облако. Я уверена, что он сидит у своего окна и занимается тем же, что и я, думала я. Я была готова поклясться, что это так. Так было всегда: мы всегда думали и чувствовали одно и тоже в одно и то же время. Нас считали любовниками.
Когда папа вернулся домой, его шаги по лестнице были такими тяжелыми, что весь коридор дрожал. Казалось, они сотрясают фундамент дома и эхом проникают сквозь стены. Как будто великан возвратился домой, великан из сказки про Джека и бобовый стебель. Заняв весь дверной проем своими широкими плечами, он стоял, молча разглядывая меня. Его глаза были огромными, а лицо покраснело.
– Здравствуй, папа, – сказала я и улыбнулась. – Сегодня такой хороший день, правда? Твоя деловая поездка прошла успешно?
– Что ты наделала? – хрипло спросил он. – Что за очередной жуткий позор и унижение ты навлекла на дом Буфов?
– Я не перечила тебе, папа. Я весь вечер оставалась в своей комнате, как ты и приказал, и я раскаиваюсь, что так вела себя с тобой. Ты меня простишь? Пожалуйста?
Он скривился так, как будто проглотил тухлый орех.
– Простить тебя? Я не обладаю той властью, чтобы простить тебя. Даже у священника ее нет. Только Бог может простить тебя, и я уверен у Него есть все основания сомневаться. Мне жаль твою душу. Она наверняка движется в ад, – сказал он и покачал головой.
– О, нет, папа. Я прочитала молитвы, которые дала мне Эмили. Смотри, папа, – сказала я и поднялась, чтобы достать листок бумаги, на котором был написан псалом. Я протянула его папе, но он даже не взглянул на него. Вместо этого он продолжал свирепо смотреть на меня и многозначительно качал головой.
– Ты не совершишь больше ничего, чтобы опозорить нашу семью. Ты была для меня тяжким бременем с самого начала, но я принял тебя в семью, потому что ты была сиротой. И вот твоя благодарность мне. Вместо того, чтобы превозносить нас и благодарить судьбу, на нас сыплются проклятья за проклятьями. Эмили права. Ты – Енох, и Иезавель.
Он выпрямился, приняв позу уверенного в себе человека, и продолжал говорить, как Библейский судья.
– Отныне… с этого дня пока, другими словами говоря, пока ты не покинешь Мидоуз, твое обучение в школе закончено. Ты будешь проводить время в молитвах и раздумьях, а я буду лично следить за твоим раскаянием. А теперь отвечай мне прямо, – пророкотал он. – Ты разрешила этому мальчишке познать тебя в твоем Библейском значении?
– Какому мальчишке, папа?
– Этому Томпсону. Ты спала с ним? Он лишил тебя невинности на этой кровати прошлым вечером? – спросил он, указывая на подушку и одеяло.
– О, нет, папа. Нильс уважает меня. Мы просто танцевали, правда!
– Танцевали?
В папином взгляде показалось смущение.
– О какой чертовщине ты говоришь? – Он подошел ближе. Я продолжала улыбаться.
– Что с тобой, Лилиан? Ты что, не знаешь, что ты наделала и что произошло? Как ты можешь вот так стоять тут, с этой глупой улыбкой на лице?
– Извини, папа, – сказала я. – Я не могу сдержать радость. Ведь сегодня такой замечательный день, правда?
– Но не для Томпсонов. Это самый черный день в жизни Вильяма Томпсона, это день, когда он потерял своего единственного сына. Я знаю, что значит не иметь сына, который унаследует твою фамилию и владение. А теперь убери эту улыбку, – приказал папа, но я не смогла. Он подошел и ударил меня так сильно, что моя голова откинулась на плечо, но улыбка не исчезла.
– Прекрати это! – закричал папа. Он ударил меня снова, так что я упала на пол. Мне было больно, лицо жгло от удара. Перед глазами пошли круги, и у меня закружилась голова, но я смотрела на него, продолжая улыбаться.
– Сегодня слишком хороший день, чтобы быть несчастливой, папа. Могу я выйти на улицу? Пожалуйста! Я хочу прогуляться, послушать пение птиц, увидеть небо, деревья. Я буду хорошо себя вести. Я обещаю.
– Ты что не слышишь, о чем я говорю? – проревел он, вставая надо мной. – Ты что, не поняла, что натворила, позволив этому мальчишке забраться сюда? – Он указал на окно. – Он вылез из этого окна и упал, и разбился насмерть. Он сломал шею. Этот мальчишка – мертв! Он мертв, Лилиан! Силы небесные, – проговорил папа. – Не пытайся убедить меня, что ты стала такой же полоумной, как и Джорджиа. Мне этого не нужно! – Он приблизился и, схватив за полосы, поднял меня на ноги.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44