Джорди преподал ему несколько уроков относительно человечной стороны медицины.
Она весь день была как деревянная, думая о Джорди только тогда, когда теряла контроль над собой. Она вспоминала его страх и его храбрость, но быстро отбрасывала мысли прочь, пока они не помешали ее работе.
Слезы победили ее вечером, когда она легла в постель. Ванесса лежала рядом с Брайаном. Маленький телевизор на туалетном столике был включен на канал с новостями, на случай, если будет что-нибудь о судебном разбирательстве Зэда Паттерсона – дело было теперь в руках судей, но она не слушала. Ее глаза были закрыты, щеки – мокрые, и она наслаждалась теплом руки Брайана, обнимающей ее.
– Думай о том, что ты сделала все, что могла, – сказал Брайан, стараясь утешить ее. Она знала, что ее слезы огорчают его. Он не понимал, что после того, как она целый день сдерживалась от слез, этот потоп нес облегчение. Да, конечно, она многим помогла, но не потеряла способность реагировать на потери.
Ванесса почти заснула, когда муж растолкал ее.
– Приговор суда, – сказал он, и она вскочила и нажала на кнопку «звук» на пульте дистанционного управления.
Она пропустила комментарий ведущего программы, но уловила слова «невиновен». Потом в камере появилось широко улыбающееся лицо Зэда Паттерсона. Он стоял на фоне здания на Капитолийском холме, окруженный репортерами и микрофонами. Ванесса заставила себя посмотреть на него. О, он до сих пор был привлекателен, этот худощавый мужчина, с редеющими светлыми волосами, чуть тронутыми сединой, и в нем была такая скользкая красота, от которой у нее волосы встали дыбом. Она искоса смотрела на телевизионный экран, удивляясь, смогла бы она его узнать, если бы не знала точно, что это он. Уверенности не было. И все же, если бы ей пришлось столкнуться с этим человеком на улице, она все равно испугалась бы его горящих голубых глаз. Она так часто видела их в своих ночных кошмарах.
Зэд Паттерсон с полуулыбкой смотрел в камеру.
– Мы должны иметь к ней сострадание, – говорил он, – и я надеюсь, что вы, представители средств массовой информации, будете иметь это в виду. Ни к чему мучить эту маленькую девочку и разрушать ее будущее больше, чем она сделала это сама. В моем случае справедливость восторжествовала, и я хочу жить дальше, зная, что этой девочке помогут, а не навредят те, кто рядом с ней.
Программа новостей перешла к другому эпизоду, и Ванесса снова легла, закрыв глаза. Брайан коснулся рукой ее желудка, и она почувствовала его губы на своем плече.
– Он так гладко говорит, – сказал Брайан.
– Он и сам довольно гладкий. Негодяй. – Она попробовала подражать его голосу. – Мы не должны причинять вреда бедному ребенку. Она уже и сама причинила себе так много вреда, бедняжка. Господи, что за сукин сын!
– Мне жаль, Ван, – сказал он.
– Я хотела, чтобы она выиграла дело. Почему же, черт побери, я думала, что одиннадцатилетняя Девочка может победить без всякой помощи? В этом возрасте я бы не смогла. Даже сейчас не могу. Я подвела ее. В моих силах было помочь ей, а я устранилась. И теперь подвожу подростковую программу, потому что тоже ничего не делаю, чтобы спасти ее.
– А что же ты можешь?
Ванесса посмотрела на арочный потолок над ней. По всей его длине экран телевизора откидывал цветные тени, которые меняли цвета. Она чувствовала легкое дыхание Брайана на своей шее. Внутри нее была растущая решимость, смешанная со всевозрастающим ужасом. Они шли рука об руку.
– Я могу дать показания перед комиссией сената на Капитолийском холме. Я могу рассказать им о своем собственном опыте, как сказалось на мне насилие, когда я была в подростковом возрасте…
– Ван! – Брайан сел. – Ради Бога, Паттерсон возглавляет эту комиссию. Они никогда не пойдут на это.
– Я не стану называть имена. Я просто опишу им то, что со мной произошло.
– Но он будет там! – Глаза Брайана бешено засверкали.
– И если он вычислит, кто я, пускай. А если нет – значит нет. Мне все равно. Моя цель – сделать заявление в поддержку программы помощи подросткам, подвергшимся физическому насилию. Им нужны пострадавшие от насилия в подростковом возрасте. Им нужны ответственные профессионалы, которым можно было бы доверять. Я, к счастью, подхожу под эти требования. И если я это сделаю, другие пострадавшие не будут бояться. Тогда, может быть, другие женщины заговорят. И, возможно, эта маленькая девочка не станет просто еще одной жертвой статистики. Возможно, к тому времени, как она станет подростком и сойдет с рельсов, уже будет в работе программа, которая сможет позаботиться о ней.
Брайан держал ее за руку, и она видела, как он старается переварить все, что она сказала.
– Ты знаешь, я просто хотел, чтобы ты «противопоставила себя своему обидчику», как выразилась Марианна, но это несколько другое, – сказал он. – Она не это имела в виду. Возможно, тебе нужно поговорить с тем психоаналитиком, который замещает ее, прежде чем начать действовать. Не ввязывайся в это, Ван. Ты меня пугаешь.
– Меня тошнит уже от этих разговоров, и я хочу это сделать. Я хочу дать показания. – Ванесса села и схватила его обе руки. – Я хочу освободиться от чувства вины, Брайан. Ты однажды сказал, что мне нужно использовать Паттерсона. Именно этим я и собираюсь заняться.
– Но ведь мы так старались, чтобы твое прошлое не вылезло наружу. Ты занимаешь важный пост в хорошей больнице и…
– Это звучит, как будто мне нужно чего-то стыдиться.
– Ты знаешь, что это не так. Не передергивай мои слова.
– Именно из-за моего положения мне будут доверять.
Брайан поглядел вниз, на их руки, крепко переплетенные друг с другом. Когда он поднял глаза снова, его лицо было озабочено.
– Я боюсь за тебя, – сказал он. – С поверхностного взгляда ты кажешься такой сильной, но я ведь знаю лучше. Я – тот, кто просыпается с тобой посреди ночи. Я опасаюсь последствий для тебя после того, как ты принародно выставишь то, что сохраняла в тайне всю свою жизнь. И как ты сможешь описать то, что он сделал с маленькой Ванессой, когда он будет сидеть прямо перед тобой?
– Я не знаю, – сказала она. – Но я чувствую, что должна, Брайан. Конечно, я меньше всего хочу предавать гласности свое прошлое, но я не смогу жить дальше, если я этого не сделаю. – Она подняла руки к его плечам. – Мне хочется, чтобы ты был со мной в Вашингтоне. Хорошо?
Он медленно кивнул.
– Хорошо.
Первое, что она сделает утром, позвонит Терри Руз и спросит имя адвоката, который отбирает пострадавших. Наверное, Терри удивится. Она улыбнулась при этой мысли.
Брайан предложил включить ночник, чтобы отогнать плохие сны, которые непременно должны были появиться этой ночью. Но она не стала включать свет и заснула легко, и не удивилась, когда проснулась утром после ночи без всяких сновидений в первый раз за несколько недель.
42
Штат Вашингтон
Ближайшее место для парковки автомобиля Клэр смогла найти в трех кварталах от Марвин-центра. На тротуаре были лужи, и она шла осторожно, сверяясь с часами чуть не каждую минуту. Она была расстроена тем, что опоздает к началу выступления Джона.
Она совершенно забыла об этом симпозиуме в Университете Джорджа Вашингтона. Она позвонила Джону за день до этого, чтобы спросить, не смогла бы она работать в фонде неполный рабочий день – и с этим предложением Джон с готовностью согласился. Он поблагодарил ее за ее советы относительно итоговой конференции, сказав, что собирается воспользоваться многими. Во время их разговора он упомянул о симпозиуме, совершенно случайно, но для нее это было, как будто на нее наехал поезд. Предполагалось, что их с Джоном выступление будет основным на церемонии открытия. Это было определено за много месяцев до этого. Джон собирался делать доклад один. Она почувствовала себя предательницей. Они всегда говорили как одна команда. Как он собирается вытянуть все это в одиночестве?
– Мне так жаль, Джон. Я совершенно об этом забыла, а ты даже ничего не сказал о…
– Никаких проблем, – сказал он, стараясь показать, что он гораздо менее этим озабочен, чем ей кажется.
У нее не было четкого решения прийти на выступление Джона, но этим утром, когда она сидела на кухне у Рэнди после того, как он ушел на работу, Клэр поняла, что именно этого она жаждет больше всего на свете. Она проснулась с мыслями о Джоне после разговоров о нем с Рэнди прошлую ночь. Ее не оставляла уверенность, что со стороны Рэнди это был намеренный поступок. Он не хотел обладать ею нечестным путем. Он хотел, чтобы она все продумала относительно Джона, и выбрала сама. Рэнди не понимал, что дело было совсем не в ее выборе.
Обычно поездка из Маклина до университета занимала около двадцати минут, но дорожная авария на шоссе затормозила скорость движения до скорости улитки. По программе Джону нужно было говорить речь в девять, и было уже девять пятнадцать, когда она прошла через главный вход Марвин-центра. Она была в коридоре перед аудиторией. Три женщины – одна блондинка и две брюнетки – сидели за длинным столом, покрытым прозрачной пластмассой, на котором была дюжина карточек с именами участников и приглашенных на конференцию, которые еще не разобрали.
Клэр остановилась в нерешительности в нескольких футах от стола, покачивая зонтиком. Женщина посмотрела на нее выжидающе. Как же она попадает вовнутрь? Она не была участницей конференции. Не была даже приглашенной. Такого затруднительного положения ей не доводилось раньше испытывать.
Она посмотрела на двойные двери аудитории и шагнула в направлении женщин.
– Меня нет в списках, но мне бы хотелось услышать приветственную речь, – сказала она, расстегивая свой плащ. В коридоре было тепло.
Блондинка в центре стола покачала головой.
– Мне жаль. Но вы не можете войти без пригласительного билета.
– Всего на полчаса? Я не могу остаться на другие выступления.
Женщина была неумолима. Она покачала головой.
– Простите.
Послышался взрыв смеха из аудитории сквозь щели двойных дверей. Джон, без сомнения, был на высоте, произнося свою речь.
– Мой муж говорит приветственную речь, – сказала Клэр. – Мне бы хотелось просто послушать его, а потом я уйду, хорошо?
У одной из темноволосых женщин перехватило дыхание.
– Вы – Клэр Харти-Матиас! – воскликнула она. Клэр улыбнулась.
– Верно.
Блондинка поднялась и протянула Клэр руку, неожиданно смягчаясь.
– О, извините, – сказала она. – Я не знала. Пожалуйста, входите.
Клэр кивнула в знак благодарности и прошла мимо стола к дверям аудитории.
Аудитория была почти заполнена. У стен в ряд стояли инвалидные коляски, некоторые из них заняты, другие сложены, в ожидании своих владельцев, которые сидели в креслах в зале.
Симпозиум был нацелен на людей с ограниченной возможностью передвижения и членов их семей, и быстрый осмотр помещения показал ей, что аудитория не ограничилась людьми только с травмами позвоночника. Она заметила белые гипсовые повязки, а на двух больших телемониторах, которые висели над аудиторией, молодая женщина-сурдопереводчик передавала те слова, которые говорил Джон со сцены.
В задних рядах аудитории было несколько свободных мест, и Клэр проскользнула к одному из них. Джон никогда не узнает, что она тут. Хорошо.
Он сидел в своей инвалидной коляске на широкой пустой сцене. Перед ним не было ничего, что отделяло бы его от аудитории. Никаких записей. Он никогда ими не пользовался. Единственный его помощник – микрофон, который он держал в руке.
На нем была розовая рубашка, которую она не видела прежде, серые брюки и серый твидовый спортивного покроя пиджак. Галстука не было. Даже с этого расстояния она могла заметить, что он похудел. Держался спокойно, как всегда перед аудиторией.
Он был в порядке. Более, чем в порядке. В своей стихии. Она оглядела аудиторию. Все глаза были устремлены на красивого мужчину впереди. Они были с ним, кивая и улыбаясь. Хотя он был один на сцене, он не смотрелся потерянным. И прекрасно владел аудиторией.
Она пропустила большую часть его выступления, но знала, о чем он говорил. Как всегда, о различных аспектах жизни людей с ограниченными возможностями передвижения и о тех, кто живет рядом с ними. Обычно они с Клэр подыгрывали друг другу, выступая в слаженном тандеме.
Вероятно, он опишет катастрофу, которая отняла у него семью и сделала инвалидом в юности. Он будет говорить о потери своей индивидуальности в подростковом возрасте, поскольку, начнем с того, сила воли у него была не такой уж крепкой. И он будет говорить о Клэр. Впрочем, станет ли он это делать, ведь сегодня ее не было рядом на сцене? И в его жизни тоже. И как бы он поступил, если б узнал, что она сидит в этой аудитории?
Ей не пришлось долго гадать.
– Часто вы слышите, как инвалид говорит, что другой человек или какое-либо событие послужило для него своего рода катализатором, – говорил Джон. – Кто-то или что-то перевернуло его, поставило на путь обновления. Для меня это была моя жена Клэр, которая вытащила меня из моря жалости к себе и заставила посмотреть на то, что я мог делать, вместо того, чтобы сожалеть о том, чего я делать не мог.
Клэр много раз до этого слышала подобные слова, но в этот раз впервые у нее на глазах навернулись слезы.
– Но вы можете любить кого-то слишком сильно, – неожиданно сказал Джон, и Клэр наклонилась вперед на своем месте. Она никогда не слышала, чтобы он произносил это в своих предыдущих лекциях. Она вообще никогда не слышала, чтобы он говорит такое. – Конечно, это правильно, ведь мы любим независимо от того, обладает ли человек физическими недостатками или нет, – говорил Джон. – Но если вы любите человека, который требует специальной заботы! Любя, вы хотите сделать для него все, что можете. Он и так настрадался, и вы хотите сделать все, что в ваших силах, чтобы защитить его от других страданий.
В аудитории одобрительно закивали головами, а Клэр не понимала, куда же все это приведет.
– Те, у кого нет физических недостатков, знают, о чем я говорю, не так ли? Вы смотрите, как человек, которого вы любите, с трудом преодолевает комнату, чтобы выключить телевизор.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57