— Эдвин! Уже планерка. ОЗОС.
— Что за ОЗОС?
— Оторви Задницу От Стула. Босс ждет.
У Найджела должны были быть гладко зачесанные волосы и масленая улыбка, золотой зуб и ремень из змеиной кожи. Ему бы пошло. На самом деле одевался он безупречно — нарочито небрежно и вместе с тем изысканно. Из редакторов Найджел Симмс был самым обходительным, привлекательным и молодым. Но так казалось лишь составителям рейтинга (редакторам женского пола), причем только на фоне его коллег (редакторов мужского пола). В нормальном человеческом коллективе Найджел в лучшем случае выглядел бы средненько, а в этой клетке для кроликов, в категории «на одну позицию выше библиотекарей по остроумию и привлекательности» он сверкал подобно лощеному жеребцу. Эдвин ненавидел Найджела. Ненавидел по очень простым и банальным причинам. Ненавидел за то, что Найджел был отражением Эдвина в кривом зеркале, более гладкой, приятной и совершенной версией его самого. Ненавидел за профессионализм. За то, что Найджел не курил. В общем, за все.
Не то чтобы Эдвин де Вальв был неряхой. Отнюдь. Он всегда старался одеваться стильно или, по крайней мере, не слишком скучно. Одежда на нем сидела хорошо — примерно так же, как пиджак от «Армани» на вешалке. Проблемы начинались, когда ему приходилось снимать этот пиджак, или же надевать шорты с сандалиями, или — худший вариант — раздеваться при свидетелях и/или перед зеркалом. Собственная тощая фигура — сплошные руки-ноги, локти-колени — отравляла ему жизнь. Однажды Эдвин даже пережил сильный, почти нервный, полугодовой приступ бодибилдинга и белковых коктейлей, пытаясь «накачаться» и стать «мачо». Как лихорадочное помрачение рассудка. Кожу он смазывал маслом, тягал штангу и выжимал над головой невообразимые тяжести, пока не начинали дрожать ноги, спину не схватывало, а на лице не выступали комические гримасы Халка Хогана (но не с таким артистическим блеском) — и все это под ободряющую ругань тренера-кроманьонца со стероидными узлами мускулов. Несколько раз ему грозило кровоизлияние в мозг, каждый вечер он еле приползал домой — и ради чего? Да, теперь он был не тощим, а жилистым и тощим. Мускулов не прибавилось — они похудели. «Как освежеванный лемур», — вздыхал Эдвин, глядя на свое голое тело в зеркале.
Найджел Симмс выглядел как модель на заднем плане снимков в журнале мужской моды: для обложки не очень, а для фото внутри сойдет. Эдвин же напоминал хиляка из стародавних рекламных комиксов Чарлза Атласа — того, что на картинке «до». Парня, которому до скончания веков будут пинать в лицо песок.
— Еще одна. — Эдвин взглянул на последнюю рукопись в стопке. — Ладно. Я быстро.
Он вытащил ее из обертки. Толстая, не меньше двух стопок писчей бумаги, больше тысячи страниц. Господи. И ради этого гибнут деревья… Письмо (да и вся рукопись — Эдвин специально ее пролистал) оказалось отпечатано на старой машинке. Зрелище так удивило Эдвина, что его рука с бланком отказа повисла в воздухе. Он обратился к титульному листу. «Что мне открылось на горе», — написал какой-то Раджи Тупак Суаре. По всей странице — Эдвин чуть не загоготал — разбросаны маленькие наклейки с маргаритками (маргаритки, с ума сойти!), а внизу от руки приписано: «Живи! Люби! Учись!»
Эдвин фыркнул. «Живи! Люби! Учись!» В голове уже вертелся ответ: «Пошел! Ты! На хуй!» Он достал сопроводительное письмо и углубился в чтение:
Дежурному по макулатурной куче, то есть Вам — тому, кто сейчас читает мое письмо, возможно, издевается над светлым жизнеутверждающим девизом, сидя в своем офисе, в унылом и сером офисе, или, возможно, даже не в офисе, даже не в унылом и не сером — возможно, это каморка, крохотная комнатенка среди комнатенок побольше, Вы сидите там, безымянный и несбывшийся, как Ваши надежды и мечты, которые Вы заперли в этой каморке, шепчете их ночью, чтобы никто не услышал. Никто, кроме Господа. Если Он существует. А если нет? Тогда что? Пустота, лежащая в центре Вашего бытия, не остается незамеченной, она лишь придавлена, удерживается на привязи… Впрочем, Вы и сами это знаете, верно?
Сердце Эдвина еле заметно сжалось. Улыбка исчезла, по коже побежали мурашки, его передернуло. Так бывает, когда знаете, что за вами следят, и Эдвин едва не кинулся задергивать шторы и забираться под стол. К счастью, в каморке не было окна, поэтому ему не грозили ни любопытные, ни случайная пуля снайпера, ни — того хуже — вид на город.
Мой рецепт человечеству — назвать его «книгой» было бы неверно — результат семимесячного уединения высоко в горах Тибета, где дни напролет я сидел, глубоко погрузившись в медитацию, без пищи и воды. Постепенно мне открылись взаимосвязи проблем человечества и их решение. Итак, они перед Вами. Я предоставляю Вам право публикации этого важнейшего труда. Для чего моя «книга»? Она принесет счастье всем, кто ее прочитает. Она поможет похудеть и бросить курить. Излечит от пристрастия к азартным играм, алкоголю и наркотикам. Позволит людям обрести душевное равновесие. Научит высвобождать интуитивную творческую энергию левого полушария, верить в себя, обретать утешение, зарабатывать деньги, радоваться жизни, а также гармонизировать сексуальную жизнь (благодаря моему открытию Любовной Техники Ли Бока). Читатели станут более уверенными, спокойными, умиротворенными, не такими одинокими. Кроме того, «книга» поможет улучшить осанку и грамотность, придаст смысл и подарит цель жизни. В ней есть все, что нужно людям, все, чего они жаждут. Она принесет счастье всему миру. Человек в маленькой серой каморке, я предлагаю тебе Свет. Истинный Свет. Искренне Ваш, Тупак Суаре.
Уважаемый мистер Суаре! Это, конечно, неподражаемо. Не знаю, кто внушил Вам мысль, что самый верный способ напечатать Вашу рукопись — оскорбить редактора такого замечательного и преуспевающего издательства, как «Сутенир Инк.». (Кстати, я сижу в просторной комнате, отделанной полированным дубом, из окна открывается вид на океан, а не в какой-то унылой серой каморке, как Вы самоуверенно утверждаете.) Я хотел было отослать обратно Ваш машинописный сборничек дурацких самонадеянных советов, но, видя, что Вы — явно сбрендивший, невменяемый, полоумный псих, я лучше Вашей рукописью подотру…
Конечно же, Эдвин этого не написал. Нет. Сунул в конверт еще один стандартный отказ, в котором мистеру Суаре сообщалось о «неутешительном решении» и предлагалось отправить данную рукопись — и, разумеется, все остальные, которые, возможно, у него имеются — в «ХарперКоллинз» или «Рэндом Хаус». «Напишите, что вас направили из „Сутенира“», — накорябал Эдвин в конце.
Однако что-то необычное было в тоне того письма. Завораживающее и зловещее, сродни страху, когда незнакомый прохожий на улице вдруг произносит ваше имя. Эдвин напомнил себе, что из горы макулатуры извлекались великие книги. И дьявольские тоже. «Энн из Грин-Гейблз» выудили из самотека. Как, согласно легенде, и «Майн Кампф». И это имя, это имя: Тупак Суаре. Где он его слышал?..
— Эдвин, давай скорее! — Мэй, казалось, еле сдерживается. — Мистер Мид ждет! Я выскочила под отвлекающим предлогом — якобы за папкой. Планерка уже идет, пошли!
Эдвин крутнулся на стуле и улыбнулся ей.
— Ого! Ты употребила в речи оборот «под отвлекающим предлогом».
— Скорее давай! Я пошла. — И убежала.
— Иду, иду. — Эдвин рылся в рукописи, пытаясь найти конверт с обратным адресом. Но его не было. Эдвин проверил упаковку, обшарил стол и даже посмотрел на полу — вдруг конверт выпал. Ничего нет. «Так ты еще и конверт не вложил? Ну и козел же ты, мистер Суаре». По издательским правилам, все рукописи без конверта с обратным адресом возвращаться не должны, но это блеф. Такие рукописи возвращали постоянно. Но не сегодня. На календаре понедельник, у Эдвина разыгралась язва, его ждет тупоголовый босс — да и сам Тупак Суаре уже порядком надоел. Эдвин запихнул раздутую рукопись и письмо обратно в упаковку, закрыл и накатом швырнул в мусорную корзину.
— И так много чести, — пробормотал он, схватил блокнот и выскочил из каморки. Вот и покончено с Тупаком Суаре. Так, во всяком случае, думал Эдвин.
Глава третья
Когда Эдвин вошел, планерка была в самом разгаре. То есть хорошие булочки уже расхватали. Он принялся копаться в жалких остатках — черника и бананы пошли в дело первыми, оставалась никого не прельщавшая гадость из отрубей, цуккини и тыквы, — и тут всемогущий мистер Мид оторвался от своего диапроектора и одарил Эдвина назидательной отеческой улыбкой:
— Эдвин! Как приятно, что ты к нам присоединился.
Мистер Мид — бэби-бумер в худшем смысле это-го слова. Ему перевалило за пятьдесят, а он все пытается — как бы сказать точнее? — хипповать. Или вроде того. Сам носит на работу джинсы, но другим не разрешает. (Как бы в знак того, что он не «застегнут на все пуговицы», что он — «мужик что надо», или какую другую хрень.) Мистер Мид лысел, и его жидкие седые волосы — говорят, крашеные, поскольку натуральная седина выглядела у него не очень естественно, — были схвачены сзади в тугой маленький хвостик, похожий «на пенис чихуахуа», по незабвенному описанию Эдвина. И как любой лысеющий бэби-бумер, мистер Мид отрастил бородку в качестве компенсации (или по рассеянности — трудно сказать). Он носил очки какой-то жуткой восьмиугольной формы, как бы стремясь показать, что их обладатель идет и ногу со временем как в области оптической моды, так и — в расширительном смысле — в политике, бизнесе и жизни. Мистера Мида Эдвин терпеть не мог. Ненавидел он многих, но особенно — мистера Мида в его вельвете, при галстуке и с вечным выражением «Я рассказывал вам об истинном духе Вудстока?» на морде. А особенно Эдвин ненавидел, когда мистер Мид указывал на его плохое поведение на работе, неаккуратность, молодость и неопытность. Да, Эдвин плохо себя ведет. Да, он неаккуратный и неорганизованный. Но зачем так глумливо это подчеркивать?
Мистера Мида звали Леон, но все знали, что он просто-напросто Леон, ударение на первом слоге — обычная показуха. Однако фамилия босса поражала Эдвина — настоящая эмблема бэби-бумера, приторная на слух, прекрасная характеристика всего поколения.
И вот когда Эдвин, дрейфуя в придавленном тупостью собрания расположении духа, ковырялся в отрубях с тыквой и старался не клевать носом от скуки — тут-то он и почувствовал, что все уставились на него и ждут, что он скажет. Напомнило ощущение от письма, приложенного к рукописи о горе (название уже стерлось с доски его сознания). Но сейчас это было уже не предчувствие.
Когда Эдвин поднял глаза, все присутствующие — Мид с покровительственной улыбкой на лице, Мэй в паническом смятении и Найджел со зловещей усмешкой, — все до единого очень внимательно на него смотрели.
— Ну? — сказал мистер Мид.
Всего-то один слог, но как тяжело и влажно он улегся на разум Эдвина. Он принялся судорожно рыться в своей кратковременной памяти, тщетно пытаясь привязать к себе то, о чем шел разговор. Блокнот бесполезен — там лишь кучерявые каракули и вдохновляющие девизы наподобие «чихуахуа» и «блабла-бла-бла». Он взглянул на Мэй. На ее лице читалось такое напряженное ожидание, будто у нее с минуты на минуту начнутся роды. Пауза уже не на сносях. Это полная программа: на подходе тройняшки, где наркоз? вызовите «скорую» кто-нибудь!
— Да? — ответил Эдвин.
Мистер Мид обнаружил непредвиденную дыру в осеннем каталоге. Уже шесть или семь лет в октябре «Сутенир» публиковал книги некоего доктора из Джорджии, известного под псевдонимом «мистер Этик»: один год — «Путеводитель по этике для каждого», другой — «Введение в этику для современного руководителя», потом — «Как вести этическую жизнь в нашем безумном запутанном мире» и так далее. (Чем больше мистер Этик преуспевал, тем длиннее становились названия, а содержание — жиже. Говорили, будто последнюю книгу он диктовал секретарше по утрам во время бритья.) Его новейшее творение — «Семь привычек высокоэтичных людей — и какие уроки жизни они могут вам преподать!» — находилось на стадии технической редактуры. Но две недели назад Этика задержала за уклонение Налоговая служба, и ему, несмотря на чистосердечное признание, грозил срок от восьми до десяти лет. Издание целой серии книг Этика по самосовершенствованию приостановлено. Но при чем тут Эдвин, непонятно.
— Мы ждем. — Мистер Мид по-прежнему улыбался.
— Ждете, сэр?
— Твоих предложений.
— Моих предложений?
— Именно, твоих предложений. Помнишь, перед моим отъездом на прошлой неделе мы немного поболтали? Я спросил, как поживает твоя тетушка, ты сказал, у нее все хорошо. Мы поговорили о том, что выход следующей книги мистера Этика откладывается. Я сказал: «Черт возьми, чем заполнить дыру в каталоге?» А ты ответил: «Не беспокойтесь. У меня на осень есть отличная книга по самосовершенствованию». На что я сказал: «Потрясающе! Расскажешь об этом, когда вернусь». А ты сказал: «Конечно!» Что, неужели ничего не помнишь?
— Но у меня нет тетушки.
— Господи, да при чем тут тетушка! Итак, чем нас обрадуешь? — Мистер Мид посуровел. Его терпение явно подходило к концу.
Эдвин с трудом сглотнул, почувствовал, как бьется пульс в висках, и дрожащим голосом вымолвил:
— Да, сэр. Я тут кое над чем работаю.
— Над чем же?
— Это… м-м-м… книга. Очень интересная. Вот с чем я сейчас работаю. С книгой.
— Продолжай, — подбодрил Мид. Найджел зловеще улыбнулся:
— Да, пожалуйста, продолжай. Нам всем очень интересно.
Эдвин откашлялся, стараясь сохранять спокойствие:
— Эта книга о том, как похудеть.
— Таких много, — сказал Мид. — В чем изюминка?
— Ну… еще она о том, как бросить курить.
— Дешевка для супермаркетов. Нам нужен бестселлер по самосовершенствованию, большой формат, мягкая обложка. Реальное мясо. А ты говоришь — похудание и курение. Меня тут не было почти две недели, и у тебя не появилось ничего приличнее?
— Нет, появилось. Там еще говорится о том, как улучшить половую жизнь. Называется это, кажется, Техника Ли Пока — или, может, Ли Бока. Настоящий переворот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35