Ни слуху, не духу! Мерзавцы…Остальные подавлено промолчали.– Да при чем тут Штаты? – вдруг снова вступил в полемику премьер Петров. Он дерганным движением провел мятым платком по потному лбу и произнес с одышкой. – Нам сейчас не о Штатах думать надо! Народ надо кормить, урожай собирать… В стране ни зерна, ни горючего на посевную нет! Если к зиме не будет хлеба и горючего, народ выйдет на улицы…– А куда ж всё делось? – недоуменно покосился на него хозяин дачи.– Так прожрали всё, Дмитрий Васильевич! – в тон ответил ему Петров. – У нас же теперь всё мимо государственного кармана идет! Все в коммерческих структурах вертится! Ты, что забыл? "Перестройка"!Жаркое обсуждение на несколько секунд утихло и только тени от веток, стоящих рядом с домом сосен, беззвучно колыхались на стенах, как будто, невидимые привидения неслышно подкрадывались к собравшимся в гостиной.– Да что мы тут всё обсуждаем? – вдруг спросил Крюков. – "Страна развалится, народ на улицы выйдет!" – произнес он с едким сарказмом. – Всё уже! Нет уже никакой страны! Мы все временщики…Присутствующие удивленно повернули к нему головы.– Через двадцать дней Михайлов подписывает новый Союзный договор и всё! – неприязненно произнес он. Вытащив из бокового кармана брюк магнитофонную кассету, он протянул её хозяину, и сказал сердито:– На-ка, Дмитрий Васильевич, поставь! Пусть присутствующие послушают…Вязов озадаченно покрутил кассету в руках, затем грузно встал, подошел к секретеру, на котором стояла японская магнитола, и вставил кассету. Щелкнул выключатель.– А руководить кто будет? – послышался из квадратных колонок звенящий от гнева и напряжения голос Бельцина. – Вязов с Крюковым? На чьей совести в Литва и Тбилиси? Или Петров, при котором цены выросли за месяц на двадцать процентов? Или быть может Линаев, привыкший мыслить цитатами Маркса и Энгельса?Петров, мрачно слушавший запись, снял очки и принялся протирать платком совершенно сухие стекла. Линаев курил, часто и подолгу затягиваясь, – сигарета едва заметно дрожала у него в руке. Вязов немым истуканом застыл перед включенной магнитолой, уставившись на плоские колонки, – было очевидно, что услышанное было для него, как удар обухом по голове.– Послушали? – спросил язвительно Крюков. – Вот так! Но это ещё не все! Скоро и Советского Союза тоже больше не будет! С республиками уже всё согласовано… Вот… Зачитываю!Он раскрыл лежащую перед ним тонкую коричневую папку с круглым золотым гербом посередине и, посмотрев на отпечатанный лист, прочитал:– "Основные принципы обновленного Союза… Союз Суверенных республик – федеративное демократическое государство, осуществляющее свои полномочия в пределах, добровольно предоставленных ему республиками… Государства, образующие Союз, самостоятельно решают все вопросы своего развития… Каждая республика – участник договора является суверенным образованием…"Присутствующие настороженно притихли.– Всё понятно? – Крюков обвел сидящих за столом мрачным взглядом. – Через двадцать дней уже будет не СССР, а будет Союз Суверенных республик.Он с шумом хлопнул папкой, словно выстрелил из пистолета, и в гостинной повисла гнетущая тишина. Было слышно, как жужжит одинокая муха под абажуром.– Черт те что! – громко засопел маршал Вязов. – Союз суверенных государств… Говно какое-то! Не рыба, не тюлень!– Да нет… Всё, как раз, понятно, Дмитрий Василич… – медленно произнес премьер Петров, засовывая скомканный платок в карман линялых джинсов. – Будут отдельные республики со своими президентами… А Союза уже никакого не будет… – и он перевел взгляд на Крюкова. – Откуда это у тебя, Виктор Александрович?Крюков дернул короткой шеей.– Плешаков принес…– Плешако-ов? – недоверчиво протянул хозяин дачи. – Так он же вроде цепной пес у Михайлова…Крюков ожег Вязова коротким взглядом:– Значит от Михайлова уже даже цепные псы бегут… Но дело-то в другом! Даже, если мы сможем уговорить Михайлова ввести чрезвычайное положение, то Бельцин нам этого никогда не позволит… И это проблема… Большая проблема, товарищи мои дорогие… Тут действительно надо думать…Линаев дотянувшись до массивной пепельницы, стоящей посередине стола, яростно ткнул нее коротким окурком.– Ну, Бельцин… Ну сукин сын… Ну и подлец! – прошипел он.
Вот и всё! Рубикон перейден, отступать некуда! Пора покидать душную, отравленную ядом заговора Москву… В Крым… С семьей… Быстрее… Михайлов испытал даже некоторое облегчение, когда Плешаков, придя в его кремлевский кабинет, просто и обыденно произнес, что заговор подготовлен, – самолет с Бельциным решено сбить, представив все в виде несчастного случая. Затем, по замыслу заговорщиков, управление государством должно перейти к Комитету по чрезвычайной ситуации, – по всей стране вводится чрезвычайное положение. После чего начинается новый этап, обратный отсчет – восстановление союзной вертикали власти…Михайлов, чувствуя, тонко посасывающий холодок внутри, спросил:– Надеюсь против меня и моей семьи не планируется никаких насильственных действий?Кадык у него на шее резко дернулся.– Не волнуйтесь, Алексей Сергеевич… – произнес Плешаков спокойно. – В случайную смерть двух президентов ведь никто не поверит! С вами останется вся ваша охрана… Кроме того, в Крыму вас будут охранять мои люди…Михайлов, стараясь изобразить на лице твердую решимость, произнес хрипловато, сжимая в кулак холодные пальцы:– Я думаю, вы понимаете, Юрий Алексеевич, что путч обречен… Цивилизованный мир никогда не смирится с антиперестроечным переворотом… Никто не позволит держать под арестом законно избранного Президента Советского Союза… Так, что путч захлебнется… Это очевидно… И когда это произойдет, мы под вашей охраной должны возвратиться в Москву… Это будет лучшей рекомендацией вам на будущее… Так, что сейчас ваша задача, Юрий Алексеевич, защитить Президента и его семью…Он пытливо уставился на Плешакова, прекрасно понимая, что устного согласия собеседника не требуется, здесь всё будет ясно и по глазам… Плешаков глаз не отвел – в них была только спокойная невозмутимость, которая вселила в Михайлова уверенность, что Плешаков согласился на ту роль, которую ему отвели. Ну, что ж… Хорошо! Теперь осталось действовать по плану… Но неделя до отъезда тянулась отвратительно медленно. Михайлова уже не волновало ни отсутствие средств для сбора необычайно богатого урожая (самого богатого за последние семь лет!), ни то, что Бельцин, а не он собирает деньги на его уборку. Он уже смотрел на всё это, как на нечто неважное, второстепенное, стараясь не теребить уязвленное самолюбие. Это не главное, успокаивал он себя, – не стоит размениваться на мелочи… В конце концов и Америка, и Европа обязательно помогут ему, когда путч захлебнется. (Кто ж откажет стране победившей демократии, откажет ему, президенту-реформатору?) Сейчас главное оказаться подальше от Москвы, подальше от всех этих Крюковых, Тугго, Линаевых и попасть в Крым под защиту Плешакова. И Михайлов, гнал от себя мрачные мысли, старался занять себя делами, участвовал в каких-то пустых, ненужных заседаниях и приемах, но все же время тянулось ужасно медленно.Перед самым отъездом чуть было всё не сорвалось… За четыре часа до отлета с семьею в Крым ему позвонил президент Соединенных Штатов. Обменявшись принятыми в таких случаях короткими приветствиями, американский лидер перешёл к сути:– Господин Михайлов, я звоню, потому что обеспокоен… Из источников, близких к вашему правительству, ко мне поступили сведения, что рассматриваются варианты вашего отстранения от власти… Моя тревога могла бы показаться напрасной, если бы наши средства космического слежения не обнаружили крупное стягивание войск к Москве… Мне, конечно, хотелось бы, чтобы это было никак не связано, но я посчитал своим долгом предупредить вас…Михайлов прочувствованно поблагодарил. (Именно прочувствованно, не кривя душой… Накануне путча было приятно убедиться в поддержке Америки, – ведь Михайлов отлично понимал, что чем сильнее будет резонанс от его пленения, чем больше крупных мировых держав встанут на его защиту, тем быстрее всё закончится и вернется на круги своя)…– Я рад, что в Америке проявляют беспокойство по поводу событий в нашей стране и лично по поводу моей безопасности, – произнес он в ответ. – Но, на самом деле, причин для беспокойства нет… В Московской области будут проводиться обычные плановые ученья, – я в курсе, вопрос между мной и министром обороны согласован… На ваши опасения, Джорж, хочу лишь заметить, что сейчас в Советском Союзе нет силы, способной, противопоставить что-то серьезное перестройке… Это сложившийся факт… Демократия уже стала неотъемлимой частью жизни советского человека, и её не так просто будет отобрать… Но я искренне признателен вам за этот звонок… Это значит наши страны окончательно похоронили конфронтацию между собой…С другого конца Атлантики телефонный кабель донес вежливый отклик американского президента:– Спасибо, Алексей! Мы действительно хотим видеть Советский Союз демократической страной… Поэтому хочу пожелать вам таких же успехов в ваших преобразованиях, каких удалось достичь в свое время Аврааму Линкольну в Америке…А потом прозвучало лаконичное то ли добавление, то ли предостережение:– Но не желаю вам его судьбы!
Кабинет Стивена Крамера в Управлении представлял собой стандартную квадратную коробку с металлическими жалюзи на широких стеклянных перегородках. Обстановка была чисто деловой. Кресло, стул, стол… На двух серых офисных столах, составленных буквой "L", стояли два компьютера и телефон. Рядом со столом разместился приземистый ящик принтера, впритык к которому был поставлен измельчитель бумаги, в обиходе называемый "крокодилом". Некоторым диссонансом в деловом стиле кабинета выделялась лишь стоящая на столе цветная фотографии Наташи, вставленная в рамку из светло-коричневого дерева – единственная вольность, которую позволил себе Стивен, нарушив сухой, официальный интерьер кабинета.Стивен сидел в высоком черном кожаном кресле, уставившись на монитор, закрытый матовым защитным экраном. На экране компьютера была карта Московской области. Рядом со Стивеном, опираясь ладонью на стол, стоял Роберт Мотс. Он тоже смотрел на экран. Голубая клякса в центре изображала Москву. Река извилистой линией разрезала город на две неровные части, от окраин, точно лучи от солнца во все стороны разбегались трассы автомобильных дорог, но ни Мотса, ни Крамера сейчас не интересовали географические особенности русской столицы. Их внимание было сосредоточено на трёх жирных красных точках вокруг города. Этими точками было отмечено расположение военных частей. Вершинами правильного треугольника, они охватывали Москву с трех сторон так, что неприкрытым оставалось только западное направление.Стивен придвинул к себе клавиатуру, щелкнул по клавишам и увеличил масштаб. Клякса в центре уменьшилась, но зато у края экрана к западу от Москвы появилась четвертая точка …– Это то, что происходит сейчас, – сказал он. – А это, то что было неделю назад, перед отлетом Михайлова в Крым…Вызвав на экран меню, он пробежался пальцами по клавиатуре. Картинка с красными точками моргнула, но почти не изменилась.– Похоже! – задумчиво произнес Мотс.– То же самое, – подтвердил Крамер.Роберт Мотс, не отрывая сосредоточенного взгляда от монитора, негромко попросил:– А ну-ка покажи мне места постоянной дислокации этих частей…Крамер снова застучал по клавиатуре. На карте возникли фиолетовые стрелки. Они начинались у темных квадратиков и заканчивались, упираясь в красные точки.– Это маршрут движения частей в район учений, – пояснил Крамер, показав на пунктирные стрелки. – А квадратики – места постоянной дислокации.Взгляд Мотса, устремленный на экран монитора, стал напряженным.– А до этого учения в этом районе проводились? – спросил он.Крамер кивнул.– Да… Но до этого тяжелая техника никогда не двигалась своим ходом, а перебрасывалась по железной дороге. Но интересно даже другое! Главное, что до сих пор военные никогда не останавливались, а в этот раз их словно к Москве магнитом притянули! И вот ещё один факт… – Крамер показал на четвертую, самую удаленную от Москвы точку. – Это те части, которые дислоцируются дальше всего от Москвы. Их место постоянного базирования вот тут, – он ткнул за край монитора, словно хотел показать, где бы находился темный квадратик, если бы экран монитора был больше. – Эти части в начале учений первыми выдвинулись на место учений, а теперь, когда учения закончились, они почему-то остаются на месте… Как будто для того, чтобы специально не уходить от Москвы…Роберт Мотс оторвал сосредоточенный взгляд от экрана и медленно распрямился. Отойдя от компьютера, как будто увиденное перестало его интересовать, он скучным, невыразительным голосом произнес:– Это ничего не значит… У нас, Стивен, как у хороших альпинистов, все выводы, должны иметь не менее трех точек опоры… А сейчас у нас только два факта! Первое – обращение в наше посольство мэра Москвы Харитонова о якобы готовящимся перевороте неделю назад… И второе – необычное передвижение войск из района учений… Мало! Мы не знаем, на чем были основаны умозаключения Харитонова, но тому, что военные части двигались своим ходом может быть самое простое объяснение… Как это у русских называется? – Мотс нахмурился, вспоминая русское слово, а потом громко щелкнул пальцами. – "Головотяпство"!Взгляд у Стивена на какую-то секунду стал недоуменным, а потом глаза его весело заискрились – он вспомнил, когда впервые услышал от Мотса это слово. Это было во время московской Олимпиады, лет десять назад. Он, тогда ещё молодой сотрудник, работал под началом Мотса в московском посольстве… Русские как раз перед этим ввели свои войска в Афганистан, а потом показали у себя по телевидению передачу о Москве… В качестве музыкальной заставки они почему-то взяли песню немецкого ансамбля "Темучин".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74