Литами назывались печати министерства культуры на текстах песен. Такие проштампованные листочки давали право на публичное исполнение песен, но получить их оказывалось совсем не просто – обычно в министерстве внимательно смотрели не только на тексты, но и тщательно изучали весь репертуар автора, а у Игоря здесь судя по всему было далеко не все так безоблачно…– Нет… Да, думаю, в Сибири их не спросят, – отмахнулся как от чего-то уже второстепенного Игорь. Резман тяжело вздохнул.– Там не спросят, тут не спросят, а на третий раз так за задницу возьмут – мало не покажется… Пойдем! – он решительно вылез из автомобиля. Хлопнув дверцей, он запер машину на ключ и они с Игорем снова направились в ДК. Там Аркадий подошел к женщине-вахтеру, читавшей за столом перед входом журнал "Смена". Нацепил на лицо добродушную улыбку, он нагнулся над столом и спросил с елеем в голосе:– Тетя Валя, я пару звоночков сделаю?– Сделай, сделай, Аркаша, – пожилая вахтерша на секунду оторвалась от журнала и снисходительно посмотрела на него из-под своих массивных очков.Резман снял трубку и принялся накручивать плексигласовый диск.– Илья! – произнес он, услышав, как трубку на том конце сняли. – Привет! Это Аркадий Резман… Ты как – все еще в свободном полете? Тут есть один коллективчик неплохой, им клавишник грамотный нужен… На счет оплаты договоримся – ты меня знаешь, но они должны уезжать послезавтра на гастроли по Сибири… На сколько? Подожди, узнаю…Аркадий обернулся к Таликову, прикрыв трубку ладонью.– На сколько?– На две недели…– На две недели, – эхом повторил Резман. – Нормально? Но только к репетиции надо приступить сегодня… Да! Уже сейчас… Я за тобой сейчас заеду, будь дома. Договорились?Положив трубку на место, он задумчиво почесал нос:– Так! С клавишником разобрались… Теперь бы тебе литы сделать… Тексты песен у тебя есть?– Есть… Дома… – кивнул Таликов.– Вот и ладушки! – Аркадий достал из куртки потрепанную, коленкоровую записную книжицу и, пошуршав потемневшими, плотно исписанными страницами, принялся набирать следующий номер. – Вера Адамовна, это вас Аркадий Резман беспокоит… – в голосе у Аркадия опять появились приторно-медовые интонации. – Добрый день! Как ваше здоровьеце драгоценное? Вера Адамовна, если что-нибудь из лекарств нужно – без проблем…. Достанем! Как вы сказали? Сейчас запишу…Он развернул блокнот на последнем листе и принялся на нем что-то быстро записывать.– Вера Адамовна, завтра же сделаем! Обещаю! Кстати, можем заодно организовать вам небольшой концертик во время перерыва… Как всегда – бесплатно! Нет! Ну что вы, Вера Адамовна… Никакой попсы, только хорошая, добрая лирика… Помните, года два назад была такая популярная песня "Чистопрудный бульвар"? Так вот тот же исполнитель! Да? Замечательно! Значит завтра мы у вас в 12-30… Как штык! Всё Верочка Адамовна, до свидание, до завтра…Довольный Аркадий положил трубку, но Игорь глядел на него сумрачно, без всякой благодарности. Произнес с металлическими интонациями:– Я ж тебе сказал, что "Чистопрудный бульвар" петь не буду! Ты, что не понял?Резман грустно усмехнулся.– А кто тебе сказал, что ты будешь петь только про свой бульвар?– Ты только что это сказал!– Слушай, мужик! – взорвался вдруг Аркадий и темные глаза его недобро сверкнули. – Я тебя вижу второй раз в жизни и я хочу сделать так, чтобы у тебя были литы, понимаешь? Просто так! За спасибо! Для этого тебе надо завтра в Министерстве культуры один час отработать свою лирическую программу, а после этого можешь петь любые свои песни, понял? У тебя будет разрешение на ВСЕ твои песни! На все! Без исключения! А дальше разбежались – я тебя не знаю, ты меня не знаешь… Работать я с тобой не собираюсь! Так что решай сам: или ты подставляешься и тебя с твоими ребятами на твоих первых гастролях берут за жопу за отсутствие разрешения или завтра ты выступаешь в Министерстве культуры…Пожилая вахтерша, перестав читать, растерянно опустила журнальчик, удивленно смотрела на разъяренного Аркадия. Игорь смущенно почесал затылок.– Слушай… Я не понял… Зачем тебе все это надо? – спросил он.– Принцип у меня такой! – тяжело дыша, ответил Резман. – Помогать людям… Может потом как-нибудь встретимся, посидим за пивом… Жди меня через час – будет тебе клавишник!
Через час Аркадий действительно привёз нового музыканта.– Илья, – скромно представился парень. Длинный с горбинкой нос, чуть на выкате глаза под девичьи густыми, словно нарисованными ресницами и волосы, стянутые на затылке черной резинкой выдавали в нем типичного неформала-гуманитария. Только тонкие упрямые губы и двухдневная щетина выказывали в нем характер, несколько отличающийся от отличника-ботаника. Без лишних слов он встал за инструмент и, взглянув в ноты, легко пробежался пальцами по клавишам. Таликов, одобрительно хмыкнув, скомандовал:– Начали!Аркадий просидел всю репетицию в зале – занял свое место там же, где прежде, поближе к сцене. Репетиция прошла слаженно и было заметно, что Таликов остался доволен. Но Аркадий после репетиции вышел нерадостный, задумчивый: несмотря на хороший репертуар, исполнение было сырым – надо было всё заново режиссировать. Резман вспомнил слова Ларина по поводу того, что здесь можно нахлебаться по полной программе и с сожалением подумал:"Похоже, игра не стоит свеч!"Но перед тем, как попрощаться, подошел все же к Таликову и договорился, куда им завтра надо подъехать.
На следующий день, к обеденному перерыву Таликов со своей группой приехал к Министерству культуры, где перед входом его уже ждал Аркадий.– Давай тексты песен! – сказал ему Аркадий, едва они успели обменяться коротким рукопожатием. – Только я тебя прошу, старик, – без самодеятельности, иначе подставишь и меня, и ребят…– Не бойся! – флегматично ответил Игорь. – Раз обещал отыграть нормально – значит, сделаю… Будет вам… "Белый лебедь с аккордеоном"! – он болезненно сморщился, как будто его ткнули шилом в бок.Выступление он начал с "Чистопрудного бульвара"… Потом пел песни Туманова, свои старые лирические песни… Чиновникам от культуры концерт понравился. Мелодичные лирические композиции, так отдающие ностальгией по безоблачной поре середины восьмидесятых, привели их в благодушно-расслабленное состояние… На это, в общем-то, и рассчитывал Аркадий. Когда концерт окончился он слезливо пожаловался, что такой талантливый исполнитель, как Игорь Таликов, до сих пор не имеет разрешения на исполнение своих песен, и ему легко, не читая, проштамповали все тексты. После концерта, когда музыканты собирали аппаратуру, он подошел к Таликову.– На, держи! – протянул он Игорю залитованные листки. – Теперь весь свой репертуар можешь исполнять на законных основаниях… Ну, будь здоров, Аника-воин! Давай только договоримся на счет Ильи – ему за три недели надо отстегнуть две тысячи. Сможешь?– Две тысячи? – озадаченно переспросил Таликов. В уме он прикинул, что этом случае его доля, которая и так была меньше, чем у остальных уменьшалась чуть ли не на четверть. Плюс ещё расходы на дорогу, гостиницу…"Маловато будет!" – подумал он с сожалением. А тут ещё вспомнилось о матери, которая жила сейчас вместе с ними и спала на матрасе на полу, потому что не было денег, чтобы купить ей новую кровать."Ладно, перебьёмся пока как-нибудь! – решил он. – В конце концов теперь есть разрешение, да и гастроли не накрылись… Илья, похоже, нормальный мужик, – не жлоб… Выкарабкаемся! Бывало и похуже!" Он тепло поблагодарил Аркадия, крепко пожав ему напрощанье руку. Резман вырвал из записной книжки листок и, написав на нем свой телефон, протянул его Игорю.– Звони, если что…Сунув книжицу и ручку обратно в карман вытертой голубой джинсовки, он уже собрался уходить, как Игорь вдруг остановил его.– Подожди, Аркаш! – смущенно сказал он. – Слушай-ка… А поехали вместе с нами! Мне директор сейчас во как нужен! – он чиркнул ладонью под аккуратно подстриженной бородкой. – Я ведь хреновый администратор… Честно!Резман недоуменно остановился, пристально взглянул на Игоря, словно стараясь определить, говорит ли тот серьезно и так – повинуясь секундному порыву.– Я серьезно! – почувствовав его колебание, произнес Игорь.Аркадий недоверчиво кашлянул.– Сколько ты хочешь снять за эту поездку? – спросил он, прищурившись.– Двенадцать тысяч, – ответил Таликов. – На всех… Минус расходы…– Давай договоримся так, – я с тебя ничего не беру… Ты оплачиваешь мне только билеты и гостиницу… Всё, что мы заработаем сверх этих двенадцати тысяч – делим поровну…– Лады! – коротко согласился Таликов. А потом вдруг радостно рассмеялся – как-то совсем по-детски и бесхитростно и тут словно какая-то нелепая присохшая маска спала с его лица, а под ней открылся добрый и легко ранимый мальчишка.
Тексты речей Михайлова обычно готовились кремлевскими помощниками президента СССР – профессиональными спичрайтерами, набранными из дипломатов и журналистов. Особо ответственные выступления, на пленумах, съездах и на международных встречах, Михайлов давал подготовить сразу нескольким помощникам, предварительно указывая, на какие моменты необходимо обратить внимание особо. Обращение к гражданам Советского Союза по поводу референдума о судьбе Союза он поручил подготовить двоим своим помощникам – Ганину и Шерняеву. Теперь, когда тексты были готовы, Михайлов в присутствии помощников придирчиво выбирал из них то, что должно было войти в окончательный вариант. Отмечая фломастером наиболее удачные моменты, он неожиданно споткнулся в тексте о фразу, касающуюся Бельцина. Насупившись, Михайлов взял с подставки карандаш и несколько раз старательно ее вычеркнул.– В тексте не должно быть ничего, что может хоть как-то негативно повлиять на общественное мнение! – сказал он, не поднимая глаз на сидящих рядом советников.– Алексей Михайлович, фраза-то ключевая! – попробовал возразить Шерняев. Он поднял со стола свой экземпляр обращения и, вздрагивая от растерянности и волнения, прочитал зачеркнутое:– "Если кто-то путем сомнительных интриг и мнимых покушений хочет повысить свой рейтинг, мы должны сказать, что это не наш путь, товарищи!" Это же правда! Сразу становится понятно, кто какими методами действует…– Щенки вы ещё в политике! – каким-то напыщенным высокомерием произнес Михайлов. – Да для сторонников Бельцина эта ж фраза, как красная тряпка! Вы же таким образом отбираете у меня часть голосов… Запомните! Нам сейчас важно не с Бельциным разбираться, а получить голоса по вопросу сохранение Союза… Разницу почувствовали?… Это уже потом, итогами референдума мы будем бороться с Бельциным… А вы, сейчас хотите все свалить в одну кучу и в итоге не достичь ни одного, ни другого… Ну, как? Поняли?Шерняев отважно встопорщил короткие седые усики.– Но, Алексей Михайлович, вопрос о референдуме не должен восприниматься народом, как интрига власти… Мы должны показать гражданам выступление не слабого лидера, а главу государства, чувствующего ответственность и переживающего за судьбу страны!В поисках поддержки, он повернул голову к Ганину и тот едва заметно кивнул.– Всё! Фразу убираем! – категорично отрубил Михайлов. – Окончательный текст пусть готовит Ганин… Срок – завтра к 10 часам утра!Когда надо он умел становился жестким и даже жестоким… Поняв, что спорить бесполезно Шерняев с Ганиным молча вышли из президентского кабинета.
Через день отредактированное, одобренное кремлевскими социологами и политологами, обращение президента Союза вышло в эфир. Оно транслировалось по всем каналам, на время его трансляции были прерваны все теле и радио передачи. Сидя перед телекамерами в апартаментах Кремля, Михайлов уверенным голосом говорил:– Выйти из кризиса, подняться на ноги мы сможем только сообща! Именно в Союзе путь к решению наших проблем! На этом пути мы должны подняться выше личных амбиций, и реально оценив ситуацию, подумать о нашем общем доме. Сейчас не время для сведения политических счетов, сегодня каждый из нас должен решить, что значат для него такие понятия, как родина, кровные узы и ответственность за судьбу страны…Бельцин смотрел это обращение у себя кабинете в Белом доме. Ему было ясно, что та страстная убежденность, с которой сейчас говорил Михайлов, не более, чем показная игра, но ему было важно понять другое, – что кроется за набившими оскомину михайловским заклинаниями по поводу сохранения Союза….– Думаю излишне напоминать, – продолжал уверенно с экрана Михайлов, – что уже не раз за нашу многовековую историю, нам, живущим в едином доме, пришлось вместе делить и тяготы ратных невзгод и радость трудных, но счастливых побед. Тем ответственнее и продуманнее должен быть наш выбор сегодня… Сегодня я обращаюсь ко всем гражданам Советского Союза с тем, чтобы мы, все вместе, организованно через три недели вышли на референдум, и сказали "ДА" или "НЕТ" сохранению Союза…И тут Бельцин, наконец-то, понял. Он стремительно встал, – высокое кресло под ним тонко скрипнуло и под гневным пинком хозяина отлетело назад, – и рассерженно заходил по ставшим вдруг узким кабинету."Значит Михайлов собирается набрать себе очки референдумом! – в раздражении думал он. – Все правильно рассчитал, мерзавец! Наш наивный, простодушный народец, конечно же, привычно прибежит голосовать, чтобы, как крысам из сказки Андерсена, под патетические трели Михайлова дать покорно увести себя в пучину тоталитаризма!"В глухой ярости Бельцин мерил пространство кабинета широкими, лихорадочными шагами. Думал:"Не остановить Михайлова сейчас, значит, дать посадить страну на короткий поводок… А что тогда?… Опять под железную пяту компартии? Поигрались в гласность, – хватит! Нет, нельзя этого допустить! Нельзя давать Михайлову козырей… Надо срочно развернуть компанию по срыву референдума, по разъяснению его истинных целей!"Бельцин пододвинул к столу отлетевшее кресло, сел за стол и обхватил голову руками. Несколько секунд смотрел, не мигая, в одну точку, потом взгляд его снова стал осмысленным и жестким… Теперь он был снова собран и полностью спокоен – в моменты, когда судьба ставила ему подножку, он умел предельно концентрироваться и огромным напряжением воли и сил переламывать ситуацию в свою пользу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74