– Да, нет в общем-то, – ответил Сосновский, снова вспоминая об отсутствующих у него шляпе и ермолке. Вид у незнакомца был столь убедительно харизматичен, что у Бориса Моисеевича даже не возникло и тени подозрения, что это может быть какой-нибудь провокацией…– Хорошо… – надтреснуто сказал незнакомец. – Тогда пойдемте…– Я на машине… – Борис Моисеевич показал на припаркованый неподалеку автомобиль. Старик близоруко наклонил голову, – посмотрел из под очков на машину и растерянно заморгал большими, совиными глазами:– Да? Я в принципе тут недалеко живу… Привык, знаете ли, пешком ходить… Но на машине даже лучше… Годы уже, знаете ли…Вдвоем они направились к автомобилю Бориса Моисеевича. Незнакомец, представившийся Самуилом Яковлевичем, шел мелкой, шаркающей походкой, но довольно ходко. Когда они подошли к "Жигулям", он суетливо открыл дверь, и как-то неуверенно уселся бочком на переднее сиденье, – сразу почувствовалось, что на машине ему приходится ездить нечасто, – и сказал:– Нам надо доехать до второго перекрестка, а затем налево… Нда-с…Ехать, действительно, оказалось совсем недалеко. Через пару минут оставив "Жигули" у панельной двенадцатиэтажки, они вошли внутрь широкого подъезда, поднялись на лифте на пятый этаж и, пройдя по узкому, короткому коридору, зашли в небольшую двухкомнатную квартирку. Борис Моисеевич оглядел скромное жилище. В прихожей с выцветшими обоями рядом со встроенным в стену шкафом висело круглое массивное зеркало в темной потрескавшейся раме, рядом со входом стояла длинная тумбочка для обуви. Небогато, но чисто, отметил про себя Борис Моисеевич. Хозяин квартиры снял с себя черную шляпу, достал из тумбочки серые войлочные тапочки и предложил их Борису Моисеевичу.– Спасибо… Я лучше так, босиком, – ответил Борис Моисеевич, смущенно снял свои летние туфли, оставшись в черных хлопчатобумажных носках. Самуил Яковлевич растерянно кивнул и повел его в комнату, дребезжа своим, как с заезженной пластинки, голосом:– Чай будете, Борис Моисеевич? Может мацу? Господи, что спрашиваю? Конечно будете… Вы знаете, моя Фирочка изумительно готовит мацу…– Нет-нет, спасибо, – Борис Моисеевич поторопился отказаться. – Я только что из-за стола… Спасибо…Они вошли в комнату, уставленную до потолка высокими этажерками, сплошь заполненными толстыми, темными книгами. Борис Моисеевич, подошел к стеллажам поближе и, заложив руки за спину, словно находился в музее, стал рассматривать корешки, – с удивлением обнаруживая, что здесь собраны настоящие раритеты.– Это хорошие книги! Нда– с… Даже господин Маген берет их у меня читать, – раздался позади голос хозяина. Борис Моисеевич обернулся, – Самуил Яковлевич стоял, задрав голову, с нежностью разглядывал свои сокровища. – Вы знаете, я не люблю давать читать свои книги… Даю их очень редко и только очень хорошим людям… Только тем, которые умеют обращаться с книгой и могут её по-настоящему оценить… Нда-с… Но таких, знаете ли, сейчас немного… А вы, извините за вопрос, тоже собираетесь в Израиль?– Простите? – недоуменно переспросил Сосновский.– А, нет! – наконец сообразил он. – Я только что оттуда… Был у друга…. По приглашению… Насовсем ещё перебираться не решил…– Да? – Самуил Яковлевич удивленно сморщил лоб. – А чем занимаетесь?– Да вот… Решил заниматься автомобилями, – скромно ответил Борис Моисеевич.Хозяин квартиры хотел спросить что-то ещё, но в этот момент в дверь квартиры кто-то долго и протяжно позвонил.– Это должно быть господин Маген. Нда-с! – произнес Самуил Яковлевич и вышел. Через несколько минут, шлепая стоптанными тапочками по темному паркетному полу, он вернулся вместе с Яковом Магеном, который держал в руках небольшой атташе-кейс. Увидев Сосновского, Маген довольно улыбнулся и шагнул ему навстречу.– Добрый день, Борис Моисеевич!– Здравствуйте, господин Маген, – Сосновский, слегка наклонившись, пожал протянутую руку.– Я пойду приготовлю чай, – смущенно произнес Самуил Яковлевич. – А то, знаете ли, неудобно… Нда-с… Даже чаем гостей не угостить…И словно продолжая извинятся, добавил из под своих толстых очков:– Сейчас так трудно достать хороший чай… Я ведь, знаете ли, человек далекий и от коммерции, и от политики… А господин Маген достает мне очень хороший чай… А хороший чай – это, знаете ли, моя слабость…Маген со снисходительной улыбкой посмотрел вслед удаляющемуся Самуилу Яковлевичу, дождался пока он исчезнет за изгибом коридора, а затем, предостерегающе подняв палец, сказал:– Минуточку…Он подошел к своему дипломату, щелкнув замками, вытащил из него небольшой прибор, размером чуть больше телефонной трубки. Неспешно обошел с ним всю комнату, держа перед собой. Провел им перед телефоном, рядом со старой "Радиолой" стоящей в углу на длинный черных ножках, поднял к люстре, потом убрал прибор обратно в кейс и обернулся к Сосновскому.– Небольшая профилактика… – пояснил он, с удивлением наблюдавшему за его манипуляциями Борису Моисеевичу. – Так нам будет спокойнее… Ну, так как, Борис Моисеевич, ваши дела на новом поприще? – совсем уже другим, бодрым, энергичным голосом, спросил он.Сосновский несколько стушевавшийся от такого начала, а ещё от того, что не сразу придумал, как приступить к изложению дела, сказал растерянно:– Дела? Неплохо, вы знаете…Но пока ещё не так, как хотелось бы…– и увидев недоуменный взгляд Якова Магена, поторопился его успокоить. – Нет, нет! Сделки прошли нормально… Вот только, думаю… Нет, я даже уверен, что сейчас на этом останавливаться нельзя…Маген непонимающе развел руками.– А зачем же вам останавливаться, Борис Моисеевич? Я так понимаю, вам сейчас наоборот, разворачиваться надо…– Да, да! Именно, – закивал лысеющей головой Сосновский. – Надо выходить на новый уровень…Торопливо и сбивчиво он начал рассказывать о своей новой идее. Речь шла о погашении задолженности администрации Москвы перед венгерским концерном "Икар" и получении за это эксклюзивного права сроком на три года на реализацию продукции московского автозавода…– Я все продумал, господин Маген! – говорил Борис Моисеевич суетливо, подобострастно заглядывая Якову Магену в лицо. – Все это, действительно, можно осуществить… У меня тут было немного времени и я кое-что набросал типа бизнес-плана с экономическим обоснованием…Он извлек из светлой куртки несколько свернутых листов и протянул их Магену. Маген развернул их и бегло просмотрел: краткое описание проекта, цифры, расчеты… Основательно! Никакой подписи в конце листов, конечно же, не было… Маген озадачено потер пальцами наморщенный лоб, а затем выразительно посмотрел на Сосновского.– Борис Моисеевич, вы, конечно же, понимаете, что не я буду принимать окончательное решение…– Да, да… Я понимаю! – ответил Борис Моисеевич очень быстро и нервно. Маген не столько увидел, сколько почувствовал, как подобрался и напружинился его собеседник. Угол рта у Магена скептически искривился и он живо представил себе их будущий разговор:– Борис Моисеевич… Все хорошо, но только здесь еще нужна ваша подпись, – равнодушным тоном произнес бы он.– Подпись? – сразу сжавшись в своей светлой куртке, как моллюск в раковине, спросил бы Борис Сосновский. – Но ведь моя подпись не добавит этому документу точности в расчетах… Зачем она нужна?– Вы зря волнуетесь, Борис Моисеевич, – все так же спокойно и даже немного снисходительно пояснил бы тогда Яков Маген. – Эта подпись нужна лишь, как подтверждение того, что инициатива исходит от вас, и что вы согласны на реализацию своего бизнес-проекта… Вы же понимаете, что под кредит кто-то должен давать банковские гарантии? Другой банк, в данном случае… Кредит, я вижу, очень большой… Восемнадцать миллионов долларов… Так что ваша подпись, в данном случае, – это лишь согласие разделить ответственность за сделку. Заметьте, обычную коммерческую сделку… Потому что нигде в мире не бывает, чтобы человек только брал и ни за что не отвечал… Мы же даем, и готовы дальше давать большие деньги и не требуем от вас никаких, заметьте, никаких обязательств… Ну, а что касается доверия: с юридической точки зрения вы не делаете ничего противозаконного, поэтому для вашего шантажа эти бумаги использовать невозможно… Так, что, уважаемый Борис Моисеевич, здесь нужна ещё ваша подпись, но нужна она лишь для того, чтобы ускорить процесс согласования…– Ну а, если я все же откажусь? – спросил бы с затравленным видом Борис Моисеевич, неуютно поеживаясь при этом.– Тогда решение вопроса может затянуться и все равно появятся некоторые формальности, которые надо будет как-то урегулировать. Вот только… Реализовывать ваш план вполне может статься будет уже совсем другой человек. Поверьте, на тех условиях, на которых мы с вами сотрудничаем, готовы работать многие… Очень многие… А на счет компромата, должен вам сказать, что компромат делается не так … Компромат – это факт правонарушения… Не важно по отношению к кому: к семье или государству… Но мы же ничего подобного от вас не требуем… И, уж поверьте мне, если бы нашим спецслужбам понадобился на вас компромат, его бы давно уже нашли… Или сделали… Хотя бы на основании тех сделок с машинами, которые вы уже провели… Вспомните, например, про уплату налогов…. Точнее, про их неуплату… Неуплата налогов, как вы помните, может быть вполне приравнена к хищениям в особо крупных размерах. Так что…И Маген, чуть улыбаясь, выжидательно посмотрел бы на Сосновского.Все это Маген, конечно, мог бы сказать… Но! Ничего этого он говорить не будет… Нет, не будет… Не скажет он и том, что нотариус с Бермудских островов Джефри Гуден, зарегистрировавший его офшорную фирму умер за два месяца до этого, и о том, что Генри Делеван и Ричард Гриффитс, владельцы фирмы, которых Сосновский никогда не видел, но тем не менее выдавшие ему доверенность на её управление, не проходят по спискам социального страхования, и этого он тоже не скажет. Не скажет, что все его счета за границей могут быть в любой момент арестованы – не случайно ведь всё оформлялось через фирму "Серебряный бор", которая находится она на улице Сретенка…Не скажет, просто потому что Борис Моисеевич находится на своем месте. На том месте, которое ему отвели в этой игре, и он вдохновенно играет ту роль, которую ему поручено играть… Поэтому не нужна Магену на самом деле подпись на этом документе – гораздо важнее, чтобы Борис Моисеевич продолжал делать, то что он сейчас делает, – делать спокойно, без шараханий и метаний, не боясь, что богатство, которое столь неожиданно упало ему в руки, вдруг исчезнет. Потому, что чем больше в этой стране, таких, как Борис Сосновский, тем меньше будет современных танков у арабских диктаторов, обосновавшихся рядом с границами Израиля, тем меньше будет взрывов на улице израильских городов, тем меньше будет выстрелов из "калашниковых" в дозоры израильских солдат. Вот именно поэтому Маген ничего ему не скажет… Все это за несколько мгновений пронеслось у Якова Магена в голове. Он еще раз взглянул на Бориса Моисеевича, затем просто убрал листки в свой дипломат, словно давая понять, что не собирается загонять Сосновского в угол.– Хорошо, Борис Моисеевич, – произнес он спокойно, замечая, как Сосновский сразу обмякает, словно сдувшийся шарик. – Я думаю, в течение недели мы этот вопрос решим… Я позвоню вам сам… У вас есть телефон в офисе? Хорошо… Решение будет окончательным и обсуждать мы его с вами не будем… При положительном решении вы всё так же обращаетесь в "Альгемайнен дойче банк" и получаете там свой кредит… Да, и кстати… Вот ещё, что, Борис Моисеевич… У меня к вам будет просьба… Дело в том, что Самуил Яковлевич достаточно известный человек в московской общине, так, что вы поддерживайте с ним связь… И постарайтесь играть в ней более-менее заметную роль, договорились? Самуил Яковлевич, хоть и несколько своеобразный человек, но, думаю, вам будет интересно с ним общаться…
Потом Борис Моисеевич сидел на небольшой кухне, где на стене что-то негромко говорило дешевое трехпрограммное радио, а на столе стояли красивые чашки в цветастых блюдечках… Чашки были новые, из тонкого дорогого фарфора и смотрелись немного странно при общей скромности квартиры. "Подарок, наверное",– глядя на них, почему-то подумал Борис Моисеевич. Посредине старого стола в стеклянной вазочке была выложена свежеиспеченная маца, рядом с ней была поставлена пиала с яблочным джемом. Около плиты, несмотря на теплый летний день, в теплой вязанной кофте и коричневом домашнем платье стояла маленькая женщина, чьи пышные, слегка вьющиеся волосы были собраны сзади в неопрятный, выбивающийся в разные стороны, пучок…"Эсфирь Давидовна…",– представил супругу Самуил Яковлевич.Господин Маген к этому времени уже ушел. Самое странное, что супруга Самуила Яковлевича называла его как-то совсем домашнему – Яков Романович. Это было столь необычно, что Борис Моисеевич невольно поразился, – он почему-то никак не мог себе представить, что господин Маген может иметь отчество, которое к тому же будет звучать столь буднично.Перед тем как уйти господин Маген попросил:– Самуил Яковлевич, пусть Борис Моисеевич тут ещё побудет, не возражаете? А то, знаете ли, перестройка – перестройкой, но пусть лучше все думают, что с Борисом Моисеевичем я познакомился у вас… Хорошо?– Хорошо, хорошо, – растерянно затряс седой шевелюрой Самуил Яковлевич. Проводив господина Магена до двери, он шаркающей походкой вернулся обратно и, подозрительно скосив взгляд на Бориса Сосновского, поинтересовался осторожно:– Простите, а если не секрет, то чем вы занимались, до того, как начали торговать автомобилями?– Ничего секретного… – с добродушной улыбкой, ответил Борис Моисеевич, стараясь, чтобы его ответ прозвучал, как можно более откровеннее и убедительней. – По специальности я математик… Точнее занимался теорией математического анализа… Имею несколько научных трудов… Издавался в Германии и США…Самуил Яковлевич облегченно вздохнул и тлеющий уголек настороженности исчез в его глазах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74