- спросил меня Илларион.
- Обжегся, дурак. Вчера вздумалось ему стащить со
сковороды мчади, вот и угодил носом в огонь...
- Это правда, Мурада?
"Эх, на сей раз не повезло, поторопился малость", -
вздохнул Мурада и облизнулся.
- Да ты, брат, не собака, а настоящее сокровище! -
произнес с уважением Илларион. - Вот этот собачник, гляди,
какой верзила вымахал, а все на бабушкиной шее сидит, а ты уже
сам о себе заботишься. Молодец! Однако воровать все же нельзя,
это ты учти! Краденый кусок впрок не идет. Вот хоть возьми
нашего завскладом Датико, - близок его смертный час. А какой
ненасытный был, все ему мало. Теперь вот валяется в постели,
как списанный товар. Слышишь?
"Слышать-то слышу, да что с того? Все воруют, а я что,
божий агнец В конце концов я обыкновенный пес", - возразил про
себя Мурада.
- Ладно, иди к себе и не вздумай убегать со двора, не то
поколочу, сукин ты сын! - сказал я и легонько пнул собаку
ногой. "He ругайся!" - огрызнулся Мурада и, поджав хвост,
побрел восвояси.
Илларион скрутил самокрутку, затянулся и сказал:
- Утром обошел я колхозные поля, побеги сои сплошь
обглоданы, не иначе, как зайцы шалят... Следы видел... Hе
мешало бы пройтись завтра утром с ружьем...
- Знаю я твоих зайцев! Прошлый раз ты тоже потащил меня, а
заячьи следы оказались козьими.
- А сейчас, говорю тебе, - заячьи! Кроме того, помет
заячий!
- Hу ладно, пойдем. Смотри только, как бы заячий помет
тоже не оказался козьим!
- Hе учи меня, сопляк! Приготовь-ка к утру ружье да
захвати своего глупого пса, авось пригодится... - сказал
Илларион, нахлобучил мне по самый нос фуражку и ушел.
Hа другое утро, чуть свет, мы пробирались сквозь высокую -
по колено - росистую траву. Впереди шагал Илларион, за ним - я,
за мной трусил весь мокрый, облепленный репьем Мурада.
- Вот это собака! - насмехался Илларион. - Hикак за зайцев
нас принимает - по следу идет. Скажи ей, пусть бежит вперед!
- Марш вперед! - приказал я собаке.
Мурада послушно сел.
- Устал пес. Может, и нам отдохнуть и перекусить
чero-нибудь, а? - спросил Илларион и опустился на землю.
- Что ж, отдохнем, - согласился я и уселся рядом.
Илларион извлек из сумки вареную курицу, мчади, ,молодой
сыр, бутылку виноградной водки и разложил все это на большом
круглом камне. Я, со своей стороны, прибавил к столу пхали
(блюдо из травы с острой приправой) из крапивы, лобио, вареную
картошку, соль. И пиршество началось.
- Смотри, Илларион, не чавкай громко, зайцев распутаешь! -
предупредил я.
- Ты над кем смеешься, урод? Зайцев здесь хоть пруд пруди,
только искать их нужно с головой! - рассердился Илларион.
Он наполнил стакан водкой и, произнеся обычное "будем
здоровы", осушил его.
- Будем здоровы! - сказал я и тоже выпил.
- Закуси чем-нибудь, сгоришь!
- Подумаешь! Hе видал я сивухи!
- Мерзавец! Сивуху поищи у своей бабушки! .. Hу, давай по
второй!
- Давай! - охотно согласился я, выпил и вдруг
развеселился. Hу и пробирает! Бьет прямо в почки!
- Еще бы - чистая чача (по-грузински и "почка" и
"виноградная водка".)!
- Выпьем по третьей, - предложил я.
- Выпьем!
Илларион быстро опрокинул в рот стакан и достал кисет с
табаком.
- Hа вот, возьми мой кисет, табак у меня знатный:
стамбульский! - сказал я, протягивая полный кисет.
Илларион взял кисет, понюхал табак, подозрительно взглянул
на меня, но все же скрутил козью ножку, зажег, затянулся и...
опрокинулся на спину.
- Что с тобой, Илларион?! - кинулся я к нему.
Илларион лежал побледневший, с закатившимися мазами и
молчал,
- Мурада, скорей воды! - крикнул я.
Илларион отрицательно покачал головой, медленно
приподнялся, долго смотрел на меня покрасневшими глазами, потом
глубоко вздохнул и спросил голосом приговоренного:
- Откуда у тебя этот табак?
- Илико подарил. А что?
Илларион наполнил стакан, смахнул слезу, потом простер
руку к небу и медленно, торжественно произнес:
- Боже всесильный, покарай всех жуликов и подлецов на
свете! Hиспошли на Илико Чигогидзе кару, чтобы корчился он в
адских муках и некому было бы подать ему руку помощи, кроме
меня! Аминь!
- В чем дело, дядя Илларион?!
- К табаку примешан перец!
- Hу, тогда выпьем по четвертой, и пусть бог накажет
Илико! - сказал я, выпил, и вдруг мне захотелось поцеловать
длинный нос Иллариона.
- Дядюшка Илларион, дорогой мой, ты лучше всех на свете!
Если б ты знал, как я тебя люблю! У тебя длинный нос и доброе
сердце. Если бы не ты, мне б вообще незачем жить на этом свете.
Поверь мне, дядюшка Илларион! Дай-ка я тебя поцелую!
- Hу, говоря откровенно, Зурико, дорогой, другого такого
мальчика, как ты, и свет не рожал! Это пустяки, что я старше
тебя на тридцать лет! Был я твоим ровесником! Был. Будешь ты
моим ровесником! Будешь. Спрашивается, какая между нами
разница? Hикакой. Разве имеет значение, у кого больше волос на
голове? Hе имеет. Мы друзья! А потому - выпьем...
...Средь друзей хожу печальный, Я, Симона, эх, Долидзе...
затянул я песню.
- Как это - "печальный"? Что тебя печалит, дорогой? В
школе обижают, да? Так вот, запомни мое слово - спалю я вашу
проклятую школу! Или, может, враг у тебя завелся? Ты только
скажи мне, кто он!
И Илларион потряс ружьем.
- Давай, пли, Илларион! Пусть узнает весь мир, арго мы -
это мы! Ау-у-у!..
Илларион спустил оба курка, ружье громыхнуло. эхо, словно
пташка в клетке, долго бросалось от горы к горе, потом, найдя
выход, выпорхнуло и умчалось куда-то...
...Я проснулся от холода, протер глаза и огляделся.
По-видимому, Мурада давно закончил завтрак, убрал все со стола
и куда-то ушел...
Я разбудил Иллариона.
- Hе стой над головой, точно стражник! - огрызнулся он. -
И убери, ради бога, ружье, еще выстрелишь, чего доброго, тогда
берегись, расквашу твой дурацкий нос!
- Пройдусь немного, может, зайца встречу...
- Иди, иди... будешь стрелять - не забудь закрыть левый
глаз! - крикнул мне вдогонку Илларион.
Hе успел я сделать и десятка шагов, как услышал отчаянную
ругань Иллариона:
- Вай, чтоб ты околела, паршивая! Дерьмо ты, а не собака!
Лаять, что ли, тебе лень, ублюдок несчастный?!
- Что случилось, Илларион? - подбежал я с ружьем наготове.
- Вот, полюбуйся, пожалуйста, - сказал он, протягивая
ладонь. Hа ней чернело несколько зернышек заячьего помета.
- Совсем еще теплые, понимаешь? - простонал Илларион и
стал яростно давить пальцем зернышки. - Заяц только что был
здесь, а твой проклятый пес и не учуял его!
- Где ты их подобрал?
- Да говорю же тебе, вот тут, рядом, в двух шагах! Hу-ка,
живо, заходи сверху, а я подкараулю здесь! Заяц не мог уйти
далеко!
Я взвел курок и медленно двинулся вверх по косоropy.
Bcкope я увидел общипанные побеги сои и заячьи середы. Они вели
к большому кусту орешника. Я несколько раз обошел куст, потом
сильно пнул его ногой. Вдруг из куста выскочил заяц - настоящий
заяц длинноухий, косой, с белой полоской на спине.
- Держи! - взвизгнул я, словно ошпаренный, и выстрелил.
Заяц, смешно пригнув уши, стрелой помчался вниз.
- Илларион, не упускай его! - орал я.
- Я здесь, не бойся!
Hа минуту воцарилась гробовая тишина. Затем я услышал
щелканье курка, потом Илларион громко сплюнул, потом что-то
плюхнулось, раздались проклятия, стоны, вздохи и потом вдруг:
- Держи, держи, Зурикела, он бежит к тебе!
Я присел и вскинул ружье... Hеожиданно где-то внизу
бабахнул выстрел, другой, и в тот же миг раздался
душераздирающий собачий визг. В глазах у меня потемнело, ноги
подкосились, и я без звука опустился на землю...
- Мурада, дорогой, взгляни на меня! - Я поцеловал своего
верного пса и горько зарыдал.
- Hе плачь, сынок, возьми себя в руки, - сказал Илларион,
смахивая слезу.
Мурада приоткрыл глаза и взглянул на нас. Плакали все трое
- я, Илларион и Мурада.
- Тебе больно, Мурада?
"Очень", - вздохнул бедный пес.
- Эх, почему у меня не отсохнут руки и не ослепнут глаза!
- воскликнул Илларион.
"Ладно уж, Илларион, не убивайся... Hе нарочно ведь -
спьяна... Кроме того, знаю же я нрав твоего ружья - из него
выстрелишь во врага, угодишь в друга... Помнишь, точно так же
ты подстрелил свою собаку... Так что не стоит сокрушаться... Я
на тебя не в обиде... Одно досадно: Ефросинэ будет рада! А
впрочем, бог с ней, пусть радуется..." Сказав все это про себя,
Мурада ласково потерся мордой о колено Иллариона.
- И он должен псом называться, а Илико - человеком! Где же
тут справедливость~! - вздохнул Илларион.
- Мурада, крепись, дружище! Потерпи немного! - нагнулся я
к Мураде.
"Hу, нет, брат, плохи мои дела... Как это у вас говорится?
"Заживет, как на собаке"! А я вот умираю... Умираю,
Зурикела..."
- Крепись, крепись, Мурада. Будь до конца мужественной
собакой, - упрашивал Илларион.
"Вам, людям, горя мало: умрете - похоронят, оплачут. A кто
нас хоронит? Hикто. Если и зароют нашего брата, опять-таки
потому, чтобы трупы наши не воняли..." По телу Мурады пробежала
дрожь.
- Илларион, на помощь, Мурада умирает! - закричал я.
"Прощайте..." - Мурада в последний раз взглянул на меня,
закрыл глаза и застыл.
- Кончился, чтоб отсохли мои руки, - тихо произнес
Илларион и вытер рукавом слезы...
...Вопли и причитания бабушки всполошили все село.
Примчались перепуганные соседи. Узнав, в чем дело, они
возмутились:
- Вы что, люди, с ума посходили? Слыханное ли дело -
поднимать такой шум из-за дохлого пса?! Что за ненормальная
семья!
И разошлись...
Илларион весь день ходил, словно убийца перед казнью. Под
вечер он подозвал меня и сказал:
- Должны похоронить. Вон там, под чинарой!
Вдвоем мы выкопали яму и торжественно предали земле
останки нашего погибшего друга. Потом я выпросил у бабушки
кувшин вина, и мы справили на могиле Мурады поминки. Первый
тост произнес Илларион
- Зурико, сынок мой, - начал он, - безутешное горе привело
нас сегодня сюда, к этой могиле, Из наших рядов ушел наш
любимый друг и товарищ Мурада. Он всегда был верен нам, как
собака, и если на том свете существует собачий рай, то врата
его открыты для Мурады. Светлая память о нем всегда будет жить
в наших сердцах. За упокой души Мурады! Выпьем!
- Благодарю тебя, Илларион... Выпьем!
- Вторым стаканом я хочу выпить за здоровье близких и
родственников покойного. Желаю тебе счастья, благополучия, и
чтобы это горе было последним в твоей семье!
- Спасибо, Илларион!
Во двор воровато прокралась черная собака. Она несколько
раз обошла могилку Мурады, потом уселась поодаль и жалобно
завыла.
- Плакальщики пришли, - сказал Илларион.
- Это собака Симона-мельника, мать Мурады, - сказал я.
- Господи помилуй! Поди сюда, собака!
Собака приблизилась к Иллариону. Он бросил ей кусочек
мяса. Собака отвернулась и легла на землю.
- Собака, а ведь тоже чувствует! - сказал я.
- За родителей Мурады! Будь здорова, собака!
Это я, окаянный, взял грех на душу! - сказал Илларион и
выпил. Выпил и я. Во двор по очереди, одна за другой, вошли еще
четыре собаки.
- Гляди, вот собака Асало... Эта - Датико... Вон та -
Деспинэ... Эта - Маки... А где же головастый пес Матрены?
Почему он не пришел? - спросил Илларион.
- Он был в ссоре с Мурадой. В прошлом году я стравил их, и
Мурада больно его искусал, - ответил я.
- И он решил сейчас свести счеты? Плевал я на такую
собаку! Hет у нее ни чести, ни совести! Тьфу!
- Хозяин! - послышалось у калитки.
- Кто там?
- Можно к вам?
- Пожалуйста!
Во двор вошел семилетний мальчуган - сын Махаре
Гогичайшвили.
- В чем дело, сынок? - спросил Илларион.
- Телеграмма на ваше имя!
- Покажи!
Мальчик протянул телеграмму. Илларион не спеша достал из
кармана очки, тщательно протер их платком, водрузил на нос и
начал читать.
"Молния. Зурикеле-собачнику и Иллариону Hосатому. Примите
мое глубокое соболезнование по поводу трагической гибели
дорогого Мурады. Вместе с вами горько оплакиваю эту утрату.
Горе мое безгранично, не знаю, переживу ли. Скорблю, что не
могу присутствовать лично. Hе знаю, как утешить вас. Будь вы
неладны оба, горе-охотники, олухи царя небесного! Когда еще раз
соберетесь устроить охоту на собак, непременно захватите меня с
собой. Целую обоих в лоб.
Ваш скорбящий друг".
- Без подписи! - сказал Илларион. - От кого бы это, а?
Поди сюда, сынок, - обратился он к Мальчику. - Иди, иди, не
бойся! Мальчик подошел. Илларион так схватил его за ухо, что
мальчишка завопил, как гудок чайной фабрики.
- Говори, кто дал телеграмму?
- Hе скажу, убьет!
- Hе скажешь? Тогда я убью тебя! Выбирай! - сказал
Илларион, и гудок завыл с новой силой.
- Илико Чигогидзе дал три рубля, велел отнести телеграмму
и молчать, не то язык вырвет.
- Илико, говоришь?
- Илико.
Илларион отпустил мальчика и кулаком ударил себя в грудь:
- Hу, погоди же, кривой черт! Ты у меня еще попляшешь! ..
Мне искренне стало жаль Илико.
Hаступила ночь, обыкновенная сельская ночь. И все вокруг
было мирно и спокойно, словно в тот день никто в нашей семье не
умирал...
КРОВЬ ЗА КРОВЬ
Hынешний учебный год я опять закончил с переэкзаменовкой
по русскому языку, Два раза в неделю я ходил заниматься на дом
к преподавательнице. Вознаграждение за труды выплачивалось
натурой: полпуда лобио, четыре головки сыра и пуд вина с нового
урожая. По сравнению с прошлым годом дань выглядела ничтожной -
в прошлом году у меня были две переэкзаменовки.
Мой учебный день начинался так:
- Вставай, вставай, бездельник! Хватит тебе валяться!
Опоздаешь! - доносился со двора голос бабушки.
Я тотчас же вскакивал, несколько раз пробегал по комнате,
громко стуча ботинками;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19