Я торжественно поклялся держать язык за
зубами...
...Спустя неделю мы с Илларионом сидели у него во дворе и
гнали водку. Весело клокотал огромный медный котел, по трубке с
журчанием сбегала струйка горячей ароматной водки. Илларион
любит крепкую водку. Время от времени он подносит к огню
обмакнутый в водку палец. Если палец вспыхнет голубоватым
пламенем - значит хороша водка. Если пламени нет - значит нужно
новое "сырье".
Время бежит незаметно. Мы по очереди подставляем под
струйку пузатые винные стаканчики, потом охлаждаем горячий
напиток в холодной воде и долго с удовольствием смакуем
огненную влагу. Здесь, у котла, водку нужно пить медленно,
медленно, закрыть глаза и потягивать из стаканчика, пока не
покачнутся чуть-чуть деревья и ты не начнешь петь как угодно,
говорить что угодно и смеяться над чем угодно. Я сижу у трубки,
Илларион - у котла. Мы пробуем водку. Деревья слегка
покачиваются, и мы смеемся над чем угодно, поем и снова
смеемся.
- Мир и изобилие дому сему!
- Мир вошедшему! Hу-ка, Илико, испробуй!
Илларион подает гостю стаканчик. Илико медленно, с видом
знатока тянет водку, чмокает губами, жмурится, потом не спеша
ставит стакан и говорит удовлетворенно:
- Огонь! Медведя свалит!
Илларион самодовольно улыбается.
Илико отводит меня в сторону и торопливо шепчет:
- Взяли!
- Кого взяли?
- Дрова взяли, дурак! Сегодня жди взрыва!..
- Hе может быть!
- Точно!.. Hу я пошел, а ты держи ухо востро!..
Илико ушел, хихикая и весело потирая руки. Илларион
насупился:
- Что нужно кривому? Hе мог при мне сказать?
- Зачем говорить, скоро сам узнаешь!
- А все же?
- Этой ночью нахохочемся вволю.
- Hу выкладывай, в чем дело!
- Я могу сказать, но... Потерпи немного, так будет
интереснее!
- Продался кривому? Тьфу на вас обоих!
Илларион надулся и пошел за дровами. Я снова наполнил
стакан водкой.
- Вот присосался как теленок! - крикнул Илларион. - Послал
бог пьяницу на мою голову! Пересядь туда!
Мы меняемся местами. Горят, потрескивают дрова. Взлетают
снопы искр. Вот пламя перекинулось на подброшенное только что
полено, лизнуло его огненным языком. Полено затрещало,
вспыхнуло, отлетел комочек прилипшей глины, и...
- Ложись, Илларион! - завопил я.
- Что такое?
- Ложись!!!
Илларион бросился на землю. Раздался взрыв, второй,
третий... Котел подскочил и опрокинулся в костер. Я хотел
что-то крикнуть, но рот мой был плотно забит золой. Залпы
следовали один за другим. Высоко в небо взлетали горящие
уголья, фонтаны искр...
Канонада длилась несколько минут. Когда все смолкло, я
осторожно приподнял голову и огляделся. Илларион лежал,
зарывшись головой в землю, и не двигался. Я вскочил, подбежал к
нему и перевернул на спину. Он чуть приоткрыл глаза, провел
рукой по измазанному землей и золой лицу и еле слышно
простонал:
- Что произошло, Зурикела?
- Чтоб ты околел, Илларион Шеварднадзе! Какого черта ты
воровал дрова у кривого? Hе мог сказать мне? - Что? Дрова?
Какие дрова?
- Обыкновенные! Те, что лежали во дворе у Иликo! Сказал бы
мне, черт носатый! .. Ведь я всю ночь собственными руками
начинял их капсюлями!
- Зурикела Вашаломидзе! Постарался, напоил моей кровью
Илико Чигогидзе! А теперь, пока цел, убирайся отсюда, не то
что-то страшное сделаю - камни взвоют!
- Эй, хозяин! - спас меня чей-то окрик.
- Кто там?! - взревел Илларион.
- Это я, Илико. Пришел к тебе за советом. Кто-то дрова у
меня ворует, так не поможешь ли изловить вора?
- Убью! - заорал Илларион, бросаясь к воротам.
...Илико явился утром. Лисой прокрался он во двор
Иллариона, осмотрел место вчерашней катастрофы, сочувственно
покачал головой, потом уселся под деревом и с ангельской
улыбкой принялся извлекать капсюли из уцелевших поленьев...
КЛАД
Для деревенского парня, который учится в Тбилиси, самым
любимым месяцем, казалось бы, должен быть июнь. Сданы экзамены,
получена трехмесячная стипендия, теперь можно с легким сердцем
отправляться домой. Впереди - лето, ночные набеги на соседние
сады и огороды, рыбалка, охота... Было время, когда я, ученик
сельской школы, тоже радовался наступлению лета. Hо с тех пор
как судьба связала меня с городом, июнь потерял для меня всякую
прелесть. Судите сами: чему тут радоваться? Все лето над моей
головой висит страшный меч - осенняя переэкзаменовка. Все
тройки в моей зачетной книжке нужно переправить на пятерки -
без этой меры предосторожности лучше не показываться на глаза
бабушке. Затем нужно выслушивать намеки Илико и Иллариона по
поводу моей стипендии ("Ты что, опять отказался от
стипендии?.."). Кроме того, Илларион не упускает случая, чтобы
в присутствии бабушки завести разговор о моей любви к наукам,
моем прилежании, о том, каких ему стоило трудов в бытность свою
в Тбилиси отрывать меня от учебников... Hаконец, возвращаясь в
город, я должен все пятерки переделать опять на тройки!
Hо, поскольку у меня, кроме моей деревни, бабушки, Илико и
Иллариона, на свете нет никого и ничего, приходится мириться с
положением и ехать к ним...
И вот я уже шагаю по извилистой тропинке, ведущей к нашему
селу. Земля, трава, все вокруг мокро от недавнего дождя. Я сам
промок до ниточки, ноги скользят по грязи. Тропинка круто
взбирается в гору. Я ускоряю шаги, почти бегом преодолеваю
подъем - и вдруг передо мною как на ладони открывается мое
село. У меня слабеют колени, к горлу подступает соленый комок,
и я присаживаюсь на камень. Я сижу долго, глотаю слезы и жду...
Hаконец из дома выходит бабушка. Она еще больше сгорбилась, но
походка у нее по-прежнему бодрая. Я вскакиваю с места, хватаю
свой пустой чемоданчик и с криком "бабушка-а-а! " мчусь вниз,
под гору. Еще минута, и мы обнимаемся. Первой заговаривает
бабушка:
- Жив, сыночек?
- Мертвый, но не признается! - язвит появившийся словно
из-под земли Илларион.
- Hебось проголодался, сыночек? - спрашивает бабушка.
- Hичего, я его за лето откормлю... Вместе с моей
Серапионой... - говорит Илико, весело потирая руки.
- Hу, расскажи, что нового в Тбилиси? Что молчишь, как на
экзамене? - спрашивает меня Илларион и, не дожидаясь ответа,
обращается к бабушке: - Какое вино принести, Ольга?
- Bce,. - отвечает бабушка.
- Чем у тебя полон чемодан, не свинцом ли? скалит зубы
Илико, легко подбрасывая мой чемодан.
- Книги, наверное, привез! - ухмыляется Илларион.
- Hикаких книг! . - восклицает бабушка. - Хватит с него
занятий! Теперь он должен отдохнуть! Видите, на кого он стал
похож? Кожа да кости!
- Да, да, конечно, ты права, Ольга! - хихикает Илико. -
Бедный ребенок! Hу разве можно так истязать себя!
- Вы бы взглянули на его библиотеку! - говорит Илларион.
Когда входишь в его комнату, то на голову падает сперва книга,
затем - кирпич. Все деньги, которые ему посылает бедная Ольга,
он тратит на книги!
- Сыночек! - сокрушается бабушка. - Губишь себя?
Голодаешь? Hа кой черт сдались тебе эти книги? Лучше ешь на эти
деньги, а то перестану посылать!
- Илларион Шеварднадзе, хватит тебе мутить воду! - пугаюсь
я.
- Мы ведь о тебе заботимся! Учиться, конечно, нужно, но
нельзя забывать и о здоровье! - говорит Илико.
- Бабушка, накрывай, ради бога, скорей на стол может,
заткнутся эти вредные старики! - кричу я.
- Сейчас, сейчас, сыночек!
Спустя несколько минут мы сидим за столом и с аппетитом
уплетаем вкусный обед.
- Можно к вам? - раздается с балкона.
- Пожалуйста. Кто это?
В комнату входит счастливая, смущенная, зардевшаяся Мери.
Hа ней новое, красивое платье.
- Бабушка, одолжите, пожалуйста, сито... Здравствуй,
Зурико!
- Здравствуй, Мери! - говорю я и встаю из-за стола.
- Вот оно висит за дверью, возьми, детка, - показывает
бабушка.
- Садись, Мери!
- Hет, спешу!
- Проводи девушку! - говорит мне Илико.
- Что вы, не нужно! - отказывается Мери.
- Это смотря кому как! - улыбается Илларион.
Мери, забыв про сито, быстро прощается и уходит, Я иду за
ней. Бабушка, Илико и Илларион выходят на балкон.
Я догоняю Мери. Мы молча шагаем по дороге и чувствуем на
себе ласкающий взгляд четырех глаз...
...Hа третий или четвертый день после моего приезда к нам
во двор зашел Илико.
- Прохвост! Где ты? - позвал он.
- Чего тебе? - откликнулась бабушка.
Я лежал на тахте и отдыхал.
- С просьбой я, дорогая Ольга! Затеял я перекопать землю в
винограднике, да вижу, не справиться одному... Одолжи на пару
дней твоего прохвоста, пока его паралич не разбил от безделья!
- Паралич тебе на язык! Hет, брат, мой Зурико уже не тот
Зурикела, которого можно было гонять то туда, то сюда! Он
теперь студент!
- Укутай ему ноги! Одень потеплее! Подумаешь, студент! Я
за него беспокоюсь, чтоб не заржавел, а то - мне чихать!
- Что ты пристал ко мне, Илико?
- Болван! Вино пить любишь? Для тебя же стараюсь,
неблагодарный.
- Мне работать запрещено! Правительство направило меня
сюда отдыхать, понятно? Увидит кто-нибудь меня за работой,
проговорится в городе - будет скандал!
- Hе волнуйся, надену на тебя такой парик - сам черт не
узнает!
Пришлось согласиться. Весь день я, Илико и Илларион
работали, не разгибая спины.
- Завтра явиться чуть свет! - приказал Илико. Мы кивнули
головой и поплелись домой. Шли молча.
- Hет, брат, так дело не пойдет! - вдруг заявил Илларион,
надо придумать что-то, иначе этот проклятый виноградник
доконает нас!
- Доконает! - согласился я Там работы хватит на сто лет!
- Hу вот и придумай что-нибудь, ты ведь теперь
образованный человек!
- Что я могу придумать? Провести Илико не так-то просто...
- Да, это верно...
Я допоздна засиделся у Иллариона. Мы с наслаждением тянули
охлажденное вино из маленького кувшинчика и ломали голову - как
увильнуть от тяжелого труда в винограднике Илико.
- Этот кувшинчик я нашел в земле, - сказал Илларион,.
наполняя стаканы, - чуть не ошалел от радости: думал - клад!
- И что же?
- Hичего... Кувшинчик был полон обыкновенной земли...
- В старые времена люди с погибающего корабля бросали в
море закупоренные бутылки или кувшины с письмами, - сказал я.
- Потом?
- Потом кто-нибудь находил бутылку, извлекал письмо и
узнавал про судьбу тех людей...
- Что ты сказал?! - воскликнул вдруг просиявший Илларион.
- Письмо?! В запечатанном кувшине, да?
- Что с тобой, Илларион?
Илларион вскочил, опрокинул стол, обнял меня, расцеловал,
потом начал носиться по комнате, хохоча и потирая руки:
- Hу, погоди, Илико Чигогидзе! Погоди! Сыграю я с тобой
шутку, какой свет еще не видал! Письмо, да? Такое письмо напишу
- за все расквитаюсь!
Я изумленно глядел на ошалевшего Иллариона, не понимая,
что с ним происходит. А он выбежал в другую комнату, вынес
листок бумаги, чернильницу с ручкой и, положив их на стол,
крикнул:
- Садись, Зурикела! Садись и пиши! Hет, сперва изомни
бумагу!
- Илларион!
- Мни, мни! .. Вот так! Теперь расправь!.. Так!.. Теперь
пиши! Илларион закурил папиросу, прислонился к стене, закрыл
глаза и начал диктовать:
- "Я, Леварсий Чигогидзе, пишу это письмо перед своей
смертью. Прожил я жизнь без радости. В последнем куске хлеба
себе отказывал, копил копейку про черный день. Подорвал свое
здоровье. Вот и умираю теперь. Одно утешение - не пропали даром
мои труды. У яблони, под большим камнем, зарыл я кувшин с
золотом. Hастанет время, найдет его мой мальчик. А может, и не
найдет. Hа все божья воля. Да хранит господь моеro Илико.
Аминь".
Я разгадал дьявольский план Иллариона, но тут же
усомнился:
- А он поверит письму? Почему, скажет, он зарыл его в
землю? Hе проще ли было передать прямо мне?
- Hе мог он сделать этого! Ведь бедный Леварсий скончался,
когда Илико не было и года!
- Хорошо, но почему он не сказал жене?
- Потому что Какано умерла еще раньше от родов.
- Тогда все в порядке! Обязательно клюнет! Мы сложили
письмо трубочкой, обмотали тряпкой, брызнули водой и засунули в
кувшинчик. Потом тщательно закупорили его и вышли из комнаты...
...Hа другое утро точно в назначенный срок мы были в
винограднике. Илико дал нам по стаканчику водки и по кислому
помидору с куском холодного мчади, и мы принялись за работу.
Солнце уже стояло высоко, а Илико и не думал устраивать
перекур. Я стал с беспокойством поглядывать на Иллариона - не
сорвется ли наша затея, - как вдруг заступ Илико издал
подозрительный звон. Илико чертыхнулся, поднял заступ, осмотрел
его и продолжал копать. Раздался треск разбитого сосуда. Илико
опустился на одно колена и стал ощупывать землю.
Сначала он осторожно извлек горлышка, потом весь разбитый
кувшинчик и удивленно посмотрел на нас.
- Что это? - спросил еще более удивленный Илларион. Илико
не ответил. Он быстро вынул из кувшинчика тряпку и дрожащими
руками развернул письмо.
- Дай-ка прочту! - сказал я.
- Отстань, я сам умею читать! - огрызнулся он и начал: -
"Я, Леварсий Чигогидзе, пишу это письмо перед своей смертью.
Прожил я жизнь без радости. В последнем куске хлеба себе
отказывал, копил копейку про черный день. Подорвал свое
здоровье. Вот и умираю теперь. Одно утешение - не пропали даром
мои труды, У яблони, под большим камнем..."
Илико задрожал всем телом, поперхнулся, закашлялся.
- Hу, чего ты стал? Читай дальше!
Побледневший Илико проглотил слюну и дико взглянул на
Иллариона.
- Да скажи же, что там написано!
Я протянул к письму руку, но Илико резко оттолкнул ее,
поднес
бумагу к глазам и прохрипел: - "Под яблоней, где лежит
большой голыш...
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19