Судя по акценту, этот человек был из Рима, решил синьор Тонарелли. Но он намного приветливее жителей Рима — люди в горах знают, как враждебны и подозрительны римляне. Но что делает этот человек в его маленькой остерии, он не мог понять. Тонарелли знал, что в свертке нет ничего, кроме старой одежды, потому что, когда француз умер, буквально у их порога, они с женой, естественно, внимательно все осмотрели. Он, француз, сказал, что кто-то приедет забрать пакет, и оказался прав. Ни Марио, ни его жена Лючия не могли и представить себе, зачем кому-либо потребуется старая одежда француза.Они похоронили его на кладбище за деревней, но Марио хранил сверток. И правильно делал: прошло всего шесть месяцев, и за ним явился человек из Рима.Глаза Марио загорелись: римлянин отсчитал небольшую стопку золотых лир. Кому какое дело, зачем нужны ему эти старые вонючие тряпки!— Спасибо, — искренне поблагодарил его Тонарелли.Он постоял в дверях своей остерии, наблюдая, как римлянин садится в свой экипаж. Красивый мужчина этот римлянин: высокий, с твердой походкой. Сам Марио растолстел от слишком большого количества грибной пасты, которой кормила его жена, но и раньше никогда он не передвигался так, как этот человек. «Словно волк», — подумал Марио и крепко зажал в руке золотые монеты.— Лючия! — позвал он, когда карета Алекса стала спускаться по извилистой дороге.Громкий голос Марио вспугнул кур, клевавших что-то на пьяцце — базарной площади, обрамленной тремя каменными домами, церковью и его кабачком.— Уехал?Из-за дома появилась запыхавшаяся жена. Она стирала белье в каменной ванне за колодцем, и ее платье было забрызгано водой.Вместо ответа Марио разжал руку, показывая монеты.Лючия только всплеснула руками.Марио улыбнулся и подошел к ней, подражая уверенной походке незнакомца.— Я отнесу сегодня цветы на могилу старику, — добавила Лючия.Марио кивнул. Он заслужил цветы, этот француз. Умерев на их пороге, он сделал их богатыми. Теперь они смогут не только купить корову, но, возможно, даже останутся деньги еще на одного мула. Их мулу, Лии, было уже шестнадцать лет, и она пошатывалась, когда раз в две недели взбиралась на гору, волоча телегу, полную товара для продажи.
В карете Алекс задумчиво посмотрел на сверток. Он уже ненавидел этот проклятый пакет. Приехав в Париж, он узнал, что дом, который он искал, несколько недель назад был сожжен полицией. Предпочитая не проявлять излишнего интереса, он немедленно покинул город и нанял невзрачного сыщика, чтобы тот вернулся в Париж и выяснил, что произошло и куда исчезли обитатели дома. И это заняло целых два месяца, больше двух месяцев!Все, что мог сделать сам Алекс, — это притворяться итальянским купцом, интересующимся экспортом французских вин. И вот наконец настал день спасения Брижитт — сестры Люсьена. Спасение девочки прошло гладко как по маслу. Их даже не остановили на границе: скучающий солдат просто махнул рукой, пропуская их.Слушая рассказ Брижитт о том, как толпа ворвалась в дом Люсьена, как погибли его жена и сын и как спаслась она сама, спрятавшись в куче белья, Алекс почувствовал непреодолимое желание вернуться домой. Конечно, Пиппа с Шарлоттой в Англии здоровы и счастливы. И все же что-то в бледном лице Люсьена, в том, как крепко он прижимал к груди свою сестренку, вызывало в Алексе смертельный страх.Он заметил, что все время думает о Шарлотте: как она смеялась, когда по утрам Пиппа забиралась к ней в постель и проливала на простыни шоколад; как прикусывала нижнюю губу, когда была поглощена живописью; с каким упорством опровергала его аргументы, когда спорила с ним о решениях, принятых парламентом. Какую гордость он испытывал за них обоих, когда произносил в Палате лордов речь, которая была бы не совсем такой, не обсуди он ее накануне вечером со своей женой. Обсудил, ха? Точнее сказать — дрался из-за нее.«Я люблю ее, — осознал Алекс однажды утром. — Черт побери, я влюблен в нее!» После этого ледяная стена, которой он окружил свое сердце в браке с Марией, рухнула. Алексу безумно хотелось заключить Шарлотту в объятия, целовать ее всю с головы до ног, пока она не закричит от нетерпеливого желания, и тогда шепнуть ей: «Я люблю тебя». Она заплачет, думал он, мысленно видя перед собой ее большие темные глаза, полные слез радости. Она поймет, что он простил ей все, что было до их свадьбы, что он действительно верит ей. Он даже простил ей, что она не была девственницей, когда они поженились. Он был готов забыть, что она раньше спала с его братом. Алексу так не терпелось поскорее взойти на корабль, отплывающий в Англию, что он не мог усидеть на месте.Он посещал в Италии виноградники и устанавливал, как позднее оказалось, прибыльные связи с виноградарями, готовыми поставлять в Англию итальянские вина, в то время как делал вид, что его интересуют поставки в Италию из Франции. Эта деятельность служила ему своеобразным прикрытием. Но, даже ведя неторопливые беседы, предшествовавшие в Италии любой сделке, Алекс сгорал от нетерпения скорее вернуться в Англию.Однако когда он лежал, закинув руки за голову, в душной жаркой спальне, его подчас раздражало собственное нетерпение. Разве он уже не оказался однажды дураком, поверив в то, что женщина может быть честной? С глубоким, обжигающим стыдом вспоминал он весь ужас своего брака с Марией, ее обещания хранить ему верность. Тени его прошлого цинизма прятались в уголках его души, не давая забыть, что и Шарлотта, когда он женился на ней, не была невинна. Можетбыть, это еще одна Мария, охотящаяся за деньгами везде, где только может их получить?Но чаще всего Алекс видел в своих мечтах благодарную, любящую Шарлотту. Шарлотта — не Мария. Она любит его. Алекс вспоминал, как по ночам ее тело плотно, как перчатка, прижималось к нему. Если он отодвигался от нее, она вздыхала и беспокойно ворочалась, пока снова не приникала к нему. Как она спит без него? Прошло пять месяцев, и она, должно быть, привыкла спать одна, с грустью думал он.Все эти недели ожидания завершились свертком старой одежды. Алекс с изумлением смотрел на сверток, который только что развернул. Его карета спускалась по каменистой дороге с горы, увозя его к морю. С одной стороны, он радовался, что уже на пути домой, с другой — в нем нарастал гнев.Как, черт побери, этот законченный идиот Брексби мог отправить его в Италию изображать старьевщика? Он с отвращением перебрал одежду: поношенная, черная — наряд бедного парижского торговца. Пара старых штанов, разорванных на бедре, грубая рубашка, когда-то в далеком прошлом, вероятно, бывшая белой, сюртук из толстой грубой ткани. Преодолев отвращение, он ощупал карманы, но в них не было ни писем, ни денег — ничего. Вдруг глаза Алекса сузились. Как говорил толстый трактирщик, француз предупреждал его, что кто-то придет за одеждой. Значит, здесь должно быть нечто ценное.Через несколько минут он нашел его. Вернее, их. Они были сложены несколько раз до размеров крохотного квадратика и зашиты в нижний шов сюртука. Это были письма, и Алекс не мог представить себе, как они оказались зашитыми в старый черный сюртук. Потому что это были любовные письма, на французском языке. Но, закончив читать второй листок, Алекс прекрасно понял, кто их писал. Это были письма Наполеона к Жозефине, написанные в пору, когда эта пара еще не была мужем и женой; письма свидетельствовали, что Жозефина тогда еще была замужем за генералом Богарне.Алекс присвистнул, читая третье письмо, и усмехнулся. Он слышал, что Жозефина была красивой… но красота, как оказалось, была не единственным ее привлекательным качеством. Когда он закончил чтение, лицо его было серьезным. Он без труда догадался, как правительство Англии намерено поступить с этими письмами. Во Франции еще много аристократов томились в темницах, и сейчас он держал в руках выкуп по крайней мере за нескольких этих несчастных. Алекс бережно сложил письма и спрятал у себя на груди.И пять месяцев, проведенных в Италии, больше не казались потраченными напрасно. В Англии его ожидала любимая красавица жена. Жена и маленький сын Люсьена никогда не вернутся. Письма нашлись слишком поздно и уже не могли спасти их, но они могут послужить выкупом за освобождение из тюрем Бонапарта другой семьи. Алекс, увидев новую цель, торопил кучера. Сейчас самым важным было доставить письма в Англию — важнее, чем вернуться туда самому.Спустя пять месяцев после отъезда из Англии Алекс стоял на палубе и улыбался, чувствуя на лице холодный влажный ветер, дующий с английского побережья. Нет ничего хуже промозглого, пробирающего до костей влажного бриза, и в то же время нет ничего, что бы так же волнующе доносило запах Англии, думал он. Судно поднималось вверх по Темзе: уже показались мокрые от дождя пабы, с которых начинались лондонские доки. Огоньки в окнах мигали, исчезая за полосой дождя.Подошел Люсьен, тепло одетый для такой погоды. Алекс дружески обнял его за плечи.— Мы сделали это! — воскликнул он, стараясь перекричать натужный скрип маленького судна, которое, раскачиваясь, входило в порт.Тотчас же портовые грузчики забегали взад и вперед по сходням, перенося ящики вина.— Осторожно! — крикнул Алекс, перекрывая шум дождя.Один из матросов вздрогнул и обернулся, но грузчики, ловко пробиравшиеся между грудами товаров, лебедок, канатов и мусора, скопившегося в доке, не обратили на него внимания.— Они справятся, не беспокойся, — усмехнулся Люсьен. — Они свое дело знают.— Я не боюсь, что они уронят ящик. Но если они растрясут портвейн, он отстоится только через два года, а я бы не отказался сейчас от стаканчика!Люсьен обернулся и прижал к себе Брижитт.— Разве я не сказал, чтобы ты ждала меня в каюте? — упрекнул он ее.Алекс смог рассмотреть только блестящие пряди волос, выбившиеся из-под ее капюшона. За время, проведенное на борту корабля, он очень полюбил храбрую сестренку Люсьена. Уже исчез напряженный взгляд, и она начинала походить на обыкновенную тринадцатилетнюю девочку.— Я хотела увидеть Англию, — с заметным французским акцентом сказала она. — Это мой новый дом.Алекс положил руку на ее плечо, и они трое стояли вместе и наблюдали, как сгружают с корабля на берег последние ящики. В глубине души Алекс сознавал, что за всю свою жизнь он ничем не будет гордиться так, как этой поездкой во Францию. В том, что эта светящаяся радостью милая девочка осталась жива, была и его заслуга: из рассказа Брижитт они узнали, что торговца шляпами все чаще и чаще спрашивали о его «племяннице». Значит, рано или поздно Брижитт забрали бы в полицию для допроса.Алекс указал на берег:— Твой новый дом перед тобой. Идем?— Дафна будет ждать нас, — сказал сестре Люсьен.— Ты думаешь, Дафна осталась в Лондоне после окончания сезона? — с любопытством спросил Алекс. — Разве она не уехала в деревню?— О нет, — ответил Люсьен со спокойной уверенностью. — В таких обстоятельствах она никогда бы не уехала из Лондона.Сердце Алекса екнуло. Он даже и не предполагал, что Шарлотта может все еще оставаться в Шеффилд-Хаусе. А что, если она там? Что, если она тоже ждала его, ни желая ни на минуту оттягивать встречу с ним?Сойдя на берег, он увидел, как Люсьен с Брижитт сели в карету, и нанял экипаж. Как только они завернули за угол Албемарл-сквер, он увидел, что дом заперт, ставни закрыты, снят дверной молоток. Должно быть, Шарлотта увезла Пиппу в деревню. Конечно, что еще ей оставалось делать: она понятия не имела, когда он вернется. За пять месяцев он сумел послать жене всего лишь одну зашифрованную записку. Все же он полагал, что лорд Брексби держал ее в курсе событий. Завтра он прежде всею доставит письма Наполеона, а уже на следующий день сможет прижать к себе жену. Алекс многозначительно улыбнулся.И если у немногих остававшихся в Шеффилд-Хаусе слуг был смущенный вид, то Алекс этого не заметил. Китинг, его личный слуга, сопровождал Шарлотту в деревню, а Алексу никогда бы не пришло, в голову задумываться над тем, почему два оставшихся лакея смотрят на него так странно. Ехать в клуб ему не хотелось. Он принял ванну и бросился в постель, довольный, что находится на твердой земле. Нет никакого смысла ехать в «Уайте», засыпая, думал Алекс: никого из его друзей нет сейчас в Лондоне. Сессия парламента завершилась, светский сезон подошел к концу, даже суды не действовали. В закопченном Лондоне остались одни лишь государственные служащие вроде Брексби.Но и лорд Брексби уехал. Удалился в поместье, как сообщили Алексу. Вот так и случилось, что один из подчиненных лорда Брексби, некто Юарт Хастингс, имел удовольствие довести до сведения графа Шеффилд и Даунз, какой потрясающий скандал учинила его жена. Самые последние слухи касались ее беременности: предположительно это ребенок его брата. Алекс выслушал Хастингса с окаменевшим лицом. Хастингс в душе замирал от страха — никогда он еще не видел такого страшного лица, но все равно продолжал говорить. Слишком уж велик был соблазн рассказать столь надменному аристократу, что его жена ведет себя как проститутка. Будучи мелким служащим, Хастингс терпел бесконечные унижения, и теперь он наслаждался каждой минутой унижения другого. Поэтому он рассказал все: как Шарлотта упала в обморок, впервые встретив Патрика; про статью в «Сплетнике»; про то, что Шарлотта принимала Патрика в Шеффилд-Хаусе; про последовавшую беременность.— Около четырех или пяти месяцев, — весело сообщил Хастингс. — Я очень огорчен, ваша милость.И вдруг он осознал опасность своего положения: на лице Алекса дергался мускул, а глаза горели недобрым огнем. Хастингс смог лишь неуверенно произнести: «Милорд, эти разговоры не имеют под собой основания…» Алекс только посмотрел на него. Затем перегнулся через стол, грубо схватил его за аккуратно завязанный галстук, и лицо Хастингса оказалось вровень с пылающим гневом взглядом Алекса.— Я не потерплю, если услышу, что ты когда-нибудь повторишь эту грязную клевету, — процедил Алекс сквозь стиснутые зубы.— Не буду, — с трудом пропищал Хастингс.Пот катился по его спине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43